- ПУТЕВОДИТЕЛЬ:
- ЧТО ПРОИСХОДИТ?
- Новости: выбор тем
- НАШИ ПЕНСИИ И ПРАВА
- Пенсии и деньги: выбор тем
- Права и возможности: подробней
- Наша безопасность: темы
- ЗДОРОВЬЕ
- Здоровье: каталог болячек
- ДОМ, БЫТ И ДАЧА
- Дом, быт и дача: выбор полезных тем
- Еще полезные «не мелочи»
- НАШИ ВНУКИ
- Темы «внуковедения» — выбор
- СТИЛЬ ЖИЗНИ
- Психология и стиль: выбор тем
- ДЛЯ УМА И ДУШИ
- Чтение: темы
- Музыка из прошлого
- ...И еще для души!
- СОТРУДНИЧЕСТВО
«Без ретуши»: история жизни Альфреда Нобеля |
| По инф. polit.ru |
| 13 Марта 2022 г. |
|
Первую полную и основанную на первоисточниках биографию Альфреда Нобеля можно найти в книге Ингрид Карлсберг «Альфред Нобель. Биография человека, который изменил мир». Удивительный и противоречивый человек, который мечтал о мире во всем мире, писал по ночам любовные стихи и изобрел динамит, навсегда изменив приемы ведения войны. Предлагаем прочитать одну из глав этой книги.
«Долой оружие!»В конце ноября 1889 года Альфред Нобель получил по почте книгу. Она называлась «Долой оружие!», на этот раз Берта фон Зутнер решила выступить под собственным именем, хотя и считалось, что имена женщин-писательниц отпугивают читателей. Альфред обрадовался этому жесту, но и устыдился. За последний год он получил несколько писем от Берты, на которые не успел ответить. Такое положение дел являлось неизбежным результатом его неустроенной жизни и постоянно растущего потока корреспонденции. Теперь он получал более пятидесяти писем в день. На этот раз он ответил сразу, похоже, с блеском в глазах. «Стало быть, Ваш новый роман называется “Долой оружие!”, прочту его с большим интересом. Но Вы просите меня распространять его: не слишком ли жестоко по отношению ко мне, ибо где, по Вашему мнению, я буду продавать свой порох, если в мире наступит всеобщий мир?» В шутку он предложил несколько других областей, где Берта могла бы с не меньшим успехом навести порядок: долой нищету, долой старые предрассудки, долой религии, несправедливость и стыд! Альфред Нобель глубоко уважал Берту фон Зутнер, и она платила ему взаимностью. Неоднократно она пыталась пригласить его в замок в Харманнсдорфе, где жила со своим Артуром. Пока Альфред ни разу там не появился. Однако теперь он заверял ее, что не из-за отсутствия желания с его стороны. С каким удовольствием он приехал бы, только чтобы пожать ее руку и поблагодарить за то, что она по-прежнему помнит его: «Однако свобода для меня так же недосягаема, как и Эйфелева башня; я вижу их обе... а чтобы добраться до них, нужны время и крылья». К сожалению, прошло немало времени, прежде чем он смог прочесть книгу Берты фон Зутнер. Несколькими неделями раньше, решив не ехать к своей больной матушке, Альфред совершил роковую ошибку. Понятие «полностью поправилась» имеет весьма расплывчатое значение, когда больной 86 лет. 7 декабря 1889 года мать Альфреда Нобеля Андриетта тихо скончалась в своем доме на Хамнгатан, до последней минуты оставаясь в ясном сознании. Альфред помчался в Швецию, по-зимнему темную и холодную, где газеты уделили внимание кончине и знаменитым родственникам. «Редко встретишь лучшие отношения между матерью и сыновьями, чем в данном случае», — писала газета Dagens Nyheter. На Стокгольм обрушились туман и снег с дождем. В день похорон Роберт и Альфред сопровождали увитый цветами гроб матери в церковь Св. Якоба, в двух шагах от школы, куда они ходили детьми. По иронии судьбы газеты опять ошиблись в том, кто из братьев умер, а кто жив. На этот раз писали, что рядом с Робертом в большой траурной процессии шагал Людвиг, на тот момент уже покойный. Опровержения так и не последовало. На обратном пути Альфред Нобель, глубоко опечаленный, писал Берте фон Зутнер: «Возвращаюсь из Стокгольма, где простился со своей дорогой матушкой, любившей меня так, как уже и не любят сегодня, когда напряженный ритм жизни убил в нас все чувства». Остановившись в отеле в Берлине, он провел Рождество в своем номере в полном одиночестве, «за исключением неизбежного истопника и официанта». Писательница и хозяйка салона Жюльетта Адам прислала соболезнования, письмо, как обычно, написано ее изящным, но почти неразборчивым почерком. «Еще одно горе, дорогой Monsieur, какие испытания выпали на Вашу долю. Сама я потеряла всех близких. У меня никого не осталось, ни одного родственника, кроме детей. И я знаю, что такое скорбь. Мои самые искренние соболезнования Вам». * * * Предстояло поделить наследство Андриетты. Единственное, что хотел оставить себе Альфред, — это портрет, написанный Андерсом Цорном, а также некоторые подарки, посланные им из Парижа: часы, серебряную корзинку, браслет с его двойным портретом и фарфоровый горшочек с монограммой. Вспомнил он и о медали Шведской академии наук, которую получил в 1868 году вместе с отцом. «Леттерстедскую медаль тоже можно отдать мне. Я хорошо понимаю намерения моей матери, сделавшей на ней надпись, что она принадлежит Альфреду Нобелю. Моей матери было известно многое, сокрытое от внешнего мира», — писал он кузену Адольфу Альселю, который занимался наследством. Денег он себе не взял, хотя бóльшая часть солидного состояния его матери состояла из поступлений от него. Зато он хотел решить, как будет распределяться его треть наследства. В первую очередь, он задумал учредить благотворительный фонд имени Андриетты Нобель. В остальном же имелось немало родственников и друзей, кому не помешали бы несколько лишних монет. Дети Людвига, лишившиеся отца, имели право сами наследовать, а вот детям Роберта ничего не полагалось. Кроме того, они находились в худшей финансовой ситуации. Альфред хотел выделить по солидной сумме каждому из четверых: 26-летнему Яльмару, 24-летней Ингеборг, 21-летнему Людвигу и 17-летней Тире. Но прежде всего нужно было проконсультироваться с братом, а это всегда предполагало некий риск. Уже при первой встрече по поводу наследства вспыльчивый Роберт рвался в бой. Такой уж он горячий. Альфред любил его, несмотря ни на что. Роберту исполнился 61 год. Еще несколькими годами ранее он обзавелся поместьем Йето у залива Бровикен в окрестностях Норчёпинга, где удалился от дел. В Йето он занимался собственными патентами, но в первую очередь — сельским хозяйством. Он прокладывал новые дороги, построил семь (!) теплиц и павильон с потрясающим видом на залив, «один из самых прекрасных в Центральной Швеции», судя по отзывам в трудах местного историка. В тех местах его считали нелюдимым и называли «бедный Нобель». Теперь братья виделись куда реже, чем раньше. Альфреду не хватало времени, а Роберт не отваживался на дальние поездки из-за проблем со здоровьем. К тому же у него ухудшилось зрение. Однако относительно недавно Альфред приехал на пароходе в Йето, чтобы навестить брата, а в письмах они то и дело обсуждали судьбу нефтяной компании в России, тревогу за которую оба разделяли. Казалось, Роберт более возмущен положением дел, хотя его доля в компании ничтожна по сравнению с долей Альфреда. Инициатива Альфреда по поводу наследства упала на благодатную почву. «Спасибо, дорогой брат Альфред, за Твои подарки моим детям, которых Ты тем самым осчастливил», — пишет в ответ Роберт. Он добавляет, что и сам об этом подумывал, однако ему трудно расстаться со своим «маленьким капиталом». Впрочем, пишет брат, в подарке Альфреда есть свои подводные камни. «Я всеми силами пытаюсь приучить их к простоте и бережливости — единственному, что может сделать человека независимым, по крайней мере, в меньшей степени рабом своих привычек. Если они смогут свободно распоряжаться тем капиталом, который ты переводишь на них, это вызовет к жизни сильные и весьма противоречивые чувства». Поэтому Роберт предлагает положить деньги на имя детей в банк, чтобы они могли получать ежегодную ренту. Как поступить с семейным склепом? Альфред предложил возвести монумент, «красивый, но без претензии и роскошеств» и «без мистических символов». Портреты матери, отца и брата Эмиля предполагалось поместить в небольшие медальоны и «симметрии ради» оставить место для «того, кто добавится туда следующий, я имею в виду старого, траченного молью себя». Своего портрета он не желал, ибо выглядело бы «почти жалким желание быть кем-то или чем-то среди пестрой компании из одного миллиарда и 400 миллионов двуногих бесхвостых обезьян, бегающих по нашему вращающемуся по кругу земному снаряду. Аминь». Всё кончилось тем, что от идеи с портретами отказались совсем. Роберт настаивал, что имущество Андриетты следует продать с аукциона. Альфреду эта мысль не понравилась, но вскоре в газетах появилось объявление о домашнем аукционе на Хамнгатан, 20. Всё пошло с молотка, от щипцов для сахара до персидских ковров, будуарных зеркал и двуспальной кровати красного дерева имперских размеров. Слухи о наследстве распространились быстро. К Альфреду Нобелю обратился профессор математики Стокгольмской высшей школы (ныне Стокгольмский университет) по имени Йоста Миттаг-Леффлер. Он апеллировал к «известному интересу» Альфреда, который тот питает «к механическим и математическим наукам». Хотя в первую очередь, конечно, к его бумажнику. Дело в том, что Высшей школе удалось привлечь выдающийся математический талант из Санкт-Петербурга, знаменитую Софью Ковалевскую. Теперь же Ковалевская получила интересное предложение из родного города, на которое, похоже, намеревается ответить согласием. «Для Швеции будет большой потерей, если она покинет нас», — писал Миттаг-Леффлер. Если Нобель сочтет возможным поучаствовать в учреждении достойной профессуры в Стокгольмской высшей школе, Софья Ковалевская наверняка останется. Альфред ответил ему из Парижа, упомянув о своих планах по созданию благотворительного фонда. Однако данный фонд будет носить имя его матери и поэтому следовать ее (а не его) приоритетам и интересам. А профессура в области математики к ним точно не относится. Альфред приводит и другие возражения. «По моему глубокому убеждению, госпожа Ковалевская, которую я имею большую честь знать лично, куда лучше подходит для Петербурга, нежели для Стокгольма, — пишет он. — В Петербурге женщин ждут более широкие перспективы, а предрассудки, эта европейская тухлятина, там сведены до минимума. Госпожа Ковалевская не только выдающийся математик, но к тому же в высшей степени одаренная и симпатичная личность, которой хочется пожелать чего-то иного, нежели сидеть с обрезанными крыльями в тесной клетке». Через некоторое время поползли слухи, будто Миттаг-Леффлер и Нобель боролись за сердце Софьи Ковалевской. Этим соперничеством якобы объясняется, почему Нобель не выделил Стокгольмской высшей школе средств на математику (а позднее — почему математика не удостоилась собственной Нобелевской премии). Однако, если верить биографу Миттаг-Леффлера норвежцу Арильду Стубхаугу, всё было далеко не так. Миттаг-Леффлер и Нобель придерживались различных взглядов на вопрос о будущем карьеры для Софьи Ковалевской, но ни о каком «любовном треугольнике» речь не шла. Просто сошлись двое мужчин, придерживавшихся необычных для своего времени взглядов на интеллектуальные способности женщин. Пожалуй, следует добавить: не всех женщин. * * * После истории с новым любовником Альфред Нобель ясно дал понять Софи Хесс, что их отношения «точно» закончились. Он выставил жесткие условия. Если они и будут видеться, то в будущем это должно происходить в нейтральном месте, не в Вене. Однако метания Альфреда доходили по сути своей до патологии. Несколько месяцев спустя он всё же отправился в Вену и к тому же, похоже, получил удовольствие от визита, позднее он благодарил ее за то, что ему действительно удалось отдохнуть. Софи сняла квартиру (которую Альфред оплатил). Квартира оказалась слишком велика, но задним числом Альфред похвалил ее, как мило и практично она всё там обустроила. «Теперь Тебе по большей части не хватает только двух мужей — одного для Тебя и одного для Беллы [собаки]», — писал он позднее, словно желая обозначить дистанцию. Роман Берты фон Зутнер «Долой оружие!» Альфред взял с собой. В «Восточном экспрессе» на обратном пути в Париж он наконец-то смог спокойно прочесть его. Яркое и детальное описание ужасов и страданий войны захватило его, увлекло берущими за душу сценами из Датско-прусской и Франко-прусской войны. Наверняка он улыбнулся диалогу двух великих держав: Я вооружаюсь ради обороны; В заключительном монологе Марты, главной героини, слышался голос самой Берты. Марта говорила о том, как нужны борцы за мир, «которые стараются разбудить человечество от продолжительного сна варварской дикости и сознательно, дружно сплотиться вместе, чтобы водрузить белое знамя. Они призывают: “Война войне”, а их лозунг — единственное слово, которое могло бы еще спасти Европу, стремящуюся к своей погибели путем бесконечных вооружений, это магические слова: “Долой оружие!”» Вернувшись домой, Альфред по-прежнему оставался под впечатлением от прочитанного. В начале апреля 1890 года он выразил свои чувства в письме, которое отправилось в Австрию, в замок Харманнсдорф: Дорогая Баронесса и Друг! Только что закончил чтение Вашего восхитительного шедевра. Говорят, что существует две тысячи языков, что на 1999 больше, чем нужно, однако не найдется ни одного, на который не стоило бы перевести Вашу изысканную работу, дабы ее можно было бы прочесть и осмыслить. Сколько времени Вам понадобилось, чтобы создать это чудо? Вам придется рассказать мне об этом, когда я буду иметь честь и счастье пожать Вашу руку, руку отважной амазонки, столь мужественно объявившей войну войне. Однако Вы неправы, когда восклицаете «Долой оружие!», ибо сами пользуетесь оружием, и Ваше оружие — очарование Вашего стиля и величественность Ваших идей — способно завести куда дальше, чем ружья... [пушки] и прочие сатанинские выдумки. Yours forever and more than ever. А. Нобель.
На нашем сайте читайте также:
|
