Верить или не верить? Часть 2-я: «Эмоциональный террор» |
01 Мая 2021 г. |
Верить или не верить завлекательной, но зачастую лживой рекламе по ТВ? Мы уже разбирали подробно, как рекламируют «День добрых дел» и «Леомакс». Теперь поясним еще вот что: к этой рекламе причастны три вида бизнеса. Первый – телевизионный. Будь это «Пятый канал» или любой другой, не имеющий государственного (бюджетного) финансирования или имеющий его в недостаточных размерах для покрытия расходов, телевидению, чтобы мы могли бесплатно смотреть фильмы, сериалы и разнообразные программы, приходится зарабатывать на рекламе, которую мы при этом, конечно же, вынуждены со скрипом зубовным терпеть, расплачиваясь таким образом за бесплатность зрелища. «День добрых дел» для телевизионщиков – это такая же реклама, как и фантастические ролики «Леомакса», только платят за неё (и весьма щедро) не интернет-магазины, а благотворительные фонды. Второй – рекламный. Здесь зарабатывают свой «кусок хлеба с маслом» сценаристы, режиссёры, операторы, художники, костюмеры, специалисты по компьютерным эффектам (всех вряд ли перечислю) и, конечно, актёры, талантливо или не очень произносящие перед камерой написанные для них тексты, в том числе и с призывами помочь больным детям. В текстах, как и в видеоряде, активно используются приёмы воздействия на сознание и подсознание реципиентов (адресатов) рекламы, давным-давно разработанные западными (прежде всего американскими) психологами для бизнеса, и разве что слегка подогнанные под российский менталитет. Для примера «подгонки» можно привести фрагмент текста, произносимого заслуженной артисткой РФ Нонной Гришаевой: «У таких детей нет времени на ожидание, а у нас, взрослых, нет права пройти мимо их беды», – выделенные слова рассчитаны как раз на тех, чьё сознание формировалось в советских условиях, то есть на нас с вами, уважаемые пенсионеры. Отсутствие «права» как бы предполагает присутствие «обязанности», и это тоже срабатывает. Третий – благотворительный. Да-да, деятельность многочисленных благотворительных фондов (по данным Минюста, в России их сейчас около 13 тысяч) – это тоже бизнес, проходящий по графе некоммерческих организаций (НКО). Их создатели и функционеры в основном (то есть, предполагаем, что не все) озабочены в первую очередь тем, чтобы доходы превышали траты на столько, сколько требуется для выплаты зарплат себе любимым, а также для административных и прочих расходов. Сбором денег у населения (на самые разные цели – от помощи неимущим до строительства храмов) занимаются, конечно, тоже не все 13 тысяч, а на больных детях специализируется, скорее всего, лишь небольшая часть. К вопросу, который наверняка волнует всех жертвователей: «Сколько же остаётся тогда больным детям?» – мы ещё вернёмся. Сначала попробуем выяснить общий объём финансового оборота в этой сфере. К сожалению, свежих данных найти не удалось, но по итогам 2016 года фонд «КАФ» (российский благотворительный фонд развития филантропии – то ли аналог, то ли филиал аналогичного британского фонда «CAF») опубликовал просто сногсшибательную цифру – 143 миллиарда рублей! Именно столько россияне за год перечислили в различные НКО (читай – благотворительные фонды; остальные разновидности некоммерческих организаций заняты совсем другими делами), даже не подозревая зачастую, что перечисляют им, а не напрямую нуждающимся в помощи. Если «голая» цифра не впечатляет, можно сравнить с чем-нибудь подобным, например, с бюджетными расходами на здравоохранение в том же 2016 году – 465,5 млрд руб. (при запланированных 473,7 млрд руб., и, кстати, в пересчёте на человека, это было в 54 раза меньше, чем в США). Введём эти числа в калькулятор и получим обескураживающее соотношение – 465,5:143=3,25. Вдохновляет на подвиги, не правда ли?! А есть и более оглушительная разница: например, бюджет Фонда развития промышленности на 2016 год составил всего-то 23,7 миллиарда рублей. Однако и это ещё не всё. «КАФ» учитывал деятельность только зарегистрированных фондов. А сколько россиянами отдано в руки взывающих к ним на улицах и в соцсетях «волонтёров»? А сколько составили личные сборы нуждающихся в лечении или в иной помощи? Такую благотворительность называют «серой», по аналогии с «серой» зарплатой, и её оборот, по информации «Рамблера», может быть вполне сравним «с финансовыми оборотами рынков наркотиков и оружия в даркнете». (Кстати, не знал даже, что таковой термин существует, поэтому объясню таким же несведущим, как я, чужими словами: «Даркнет – это собирательное название скрытых компьютерных сетей, предназначенных для анонимной передачи информации. После появления биткоина, который позволяет пересылать деньги анонимно, скрытый интернет превратился в виртуальный чёрный рынок. Помимо легальных сайтов, даркнет наводнили площадки, где продают детскую порнографию, украденные данные, наркотики, оружие и другие незаконные товары».). Отметим также, что некоторые благотворительные фонды имеют ещё и государственную поддержку, но их немного, и суммы просто несопоставимы с пожертвованиями граждан, хотя слегка «напрягает» то, что идут они опять же из бюджета, другими словами, из «народного кармана». Следующий момент, пожалуй, самый «скользкий». В высказываниях немногочисленных, но хорошо осведомлённых лиц уже не раз появлялись заявления о том, что нередко сбор средств является «мошенническим» в полном смысле этого слова. Достаточно понятные разъяснения на этот счёт дала Елена Грачёва, административный директор одного из самых известных и уважаемых благотворительных фондов – фонда «АдВита»: «Все должны отчётливо понимать, что никто эти деньги контролировать не может. У нас множество примеров, когда выясняется, что якобы «нуждающегося» в помощи человека просто не существует. А если он и существует, то сборы не нужны, потому что собирали на то, что можно вылечить в России. Тут жертвователи вообще не защищены, и мошенники это понимают и занимаются эмоциональным террором. Трудно трезво соображать, когда видишь страдающего ребенка. Люди искренне считают, что те, кто собирают деньги «на лечение», не могут быть жуликами. Конечно, могут. И это совсем не редкость», – говорит Елена Грачева. Ну вот, теперь можно и прикинуть, какая часть пожертвований населения не доходит до адресатов, то есть до больных и несчастных. В том же интервью сказано, что административные расходы благотворительных фондов, куда входит зарплата сотрудников, налоги, оплата связи и т. д., по закону не должны превышать 20 % от прибыли, однако есть статья, которая называется «продвижение». Ею и пользуются организации, публикующие информацию на условиях коммерческой рекламы. При этом жертвователи вряд ли догадываются, что половина их пожертвований идёт снова на платное размещение ролика о сборах средств, ведь многие предполагают, что тот же «День добрых дел» – чисто бескорыстная, «на общественных началах», акция Пятого канала. Между прочим, на эту сторону «благотворительности» несколько лет назад обращал внимание в своём заявлении даже Минздрав России, но, скорее всего, оно прошло мимо большинства населения. Итак, что мы имеем? Половина – снова на рекламу, какая-то немалая и неконтролируемая часть – на зарплату и административные расходы, что-то, возможно, уходит на добывание информации о больных (этот пункт поясним чуть позже), то есть от нашей пожертвованной сотни остаётся, дай бог, рублей 20-30. Конечно, и они могут сыграть свою роль, но всё же это совсем не то, на что мы рассчитывали. Теперь обратим внимание на слова Елены Грачёвой о том, что сборы бывали не нужны, потому что собирали на то, что можно вылечить в России. Здесь к месту будет выдержка из интервью с Вероникой Скворцовой, данного ею в конце 2019 года, незадолго до отставки с поста министра здравоохранения РФ: «Мы создали при Минздраве специальный координационный совет, куда вошли 21 благотворительная организация – самые крупные в нашей стране – у нас есть кодекс взаимодействия. Если они собирают деньги по-честному на какого-то больного, пусть согласуют с Минздравом – может государство бесплатную помощь оказать квалифицированную этому человеку или нет. Вот когда этого не происходит, всегда вызывают сомнения в помыслах». Кроме того, она отметила, что очереди на высокотехнологичную медицинскую помощь в России нет: «У нас менее двух недель на детей и менее трёх недель на взрослых. За исключением ведущих федеральных центров, куда люди сами записываются под расписку, потому что хотят только туда. Вот там возникает искусственная очередь». Из этого же интервью можно узнать, что при Минздраве работает специальная комиссия, которая на основании заключений федеральных медицинских центров может принять решение, что ребёнку в России действительно не может быть оказан тот или иной вид медицинской помощи. И тогда всё оплачивает государство: все самые дорогие операции, дорогу и проживание, включая родителя или сопровождающего. Конечно, с верой в слова чиновников у нас в стране тоже напряжёнка, всякого наслушались из уст даже самых высоких руководителей за постперестроечные годы. Но в данном случае верить-то хотя бы хочется. Перечень заболеваний, на лечение которых собираются средства посредством телевидения и Интернета, весьма обширен, и по этому поводу Скворцова пояснила, что единственные показания, по которым из России сейчас направляют за рубеж – это пересадка сердца и комплекса сердце-лёгкое у детей. При этом проблема не в отсутствии технологического обеспечения или специалистов высочайшей квалификации (хотя некоторые руководители благотворительных фондов в своих высказываниях напирают именно на «отсталость» России, но ведь у каждого – свой интерес), а в отсутствии закона по донорству, особенно в том, что касается детей. Сами понимаете, насколько это сложный во всех аспектах вопрос. А нуждающихся в донорских органах немало. По данным 2018 года, пересадка сердца была нужна почти двумстам российским детям, и примерно столько же нуждались в донорских лёгких. При этом, по статистике, только 1 % нуждающихся детей дожидаются своего донора. Страшная цифра, но куда страшнее, когда её начинают эксплуатировать наши предприимчивые нечистоплотные соотечественники. Даже не верится, что такие люди существуют, не правда ли? Двигаемся дальше – за границу. С вопросом: насколько она нам готова помочь? По словам главного трансплантолога России Сергея Готье, который является и членом комиссии по отправке детей на лечение за рубеж, за границу для пересадки органов едут «пять детей в год, может, даже меньше». Дело в том, что зарубежные клиники с трудом принимают российских детей, потому что у них есть свои дети, которые ждут эти детские органы. Ни одна страна не обязана в ущерб себе организовывать трансплантацию органов представителям другой страны. Из этого следует, что, сколько бы денег мы всем миром ни собрали, шанс на то, что ребёнка примут на операцию за границей, очень невелик. Так куда же они тогда уходят – эти деньги, кроме, конечно, покрытия потребностей самих фондов?! Вопрос риторический. Ответ на него мы вряд ли найдём. Хотя есть люди, которые пытаются в этом разобраться, так сказать, в частном порядке, расследуя конкретные случаи обращения за помощью. Нехороших историй они накопали пока не так уж много, пересказывать их не буду – и противно, и опять же вопрос «верить или не верить» покоя не даёт. Приведу только одну, почти анекдотическую историю, которая не касается самой больной, детской, темы. Некий молодой человек (он назван конкретно, но здесь это неважно) несколько лет собирал средства то на диагностику, то на лечение, то на операцию, причём сделать всё это ему могли только то в Токио, то в Берлине, то в Париже... Болен он действительно или нет, осталось, кажется, невыясненным, но прокололся он на желании покрасоваться перед друзьями, выставив на своей страничке фото с комментариями о своей поездке в Лондон: шикарный отель, шикарный номер, шикарный ресторан с шикарной красоткой, ну и ещё что-то там шикарное. Для нас важнее, что «интернет-сыщики» выяснили одну из схем взаимодействия «благотворителей» с родителями больных детей – по принципу «если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе». Поясню. Во-первых, попрошайничество для большинства наших людей является таким неприемлемым занятием, что сами они сразу ни в какой благотворительный фонд не пойдут (его же ещё и найти нужно!), сначала испробуют все возможности в системе российского здравоохранения. Если они об этих возможностях (вспомним высказывания Скворцовой) не знают, то подсказать им должны, просто обязаны даже, в медицинском учреждении, которое этого ребёнка лечит. Допустим, знают или подсказали, но тут появляется некий благотворительный «пророк» и начинает убеждать: «Да вы что! Да у нас медицина отсталая! Да вы знаете, что у нас лишь один процент детей дожидается донорских органов! Только за границей, только в лучшей клинике, а средства мы для вас соберём, народ в России сердобольный…» Приблизительно так зачастую начинается путь к душещипательной рекламе «добрых дел», на что, кстати, намекала, на мой взгляд, слишком уж осторожно, всё та же Скворцова в другом интервью. Что мы можем предположить, исходя из данной «картинки»? А то, что какие-то благотворительные фонды (ещё раз подчёркиваю избирательность своих «обвинений» – речь идёт не обо всех скопом) каким-то путём находят доступ к «врачебной тайне». Как правило, за любую информацию в наше время приходится платить. Вероятно, опять же из собранных за счёт больных детей средств. И с этой информацией в кармане отправляют своих сотрудников по добытому адресу. Как любят говорить в детективных сериалах: «Ну, это, в основном, твои предположения, а фактов что-то не видно». Согласен. Но очень уж походит на правду. А верить мне или не верить – вопрос открытый. * * * Ну и в качестве дополнительной «информации к размышлению» – ещё немного статистики, показывающей, на чью доверчивость прежде всего рассчитывают телевизионные «террористы». – Самой активной зрительской аудиторией уже несколько лет подряд остаются люди возраста от 55 лет и выше. Главной причиной старения аудитории телезрителей становится активное увеличение популярности интернета в жизни общества. Младшие возрастные группы лучше усваивают информацию из источников в интернете. – В среднем по стране жители России уделяют просмотру телепередач и фильмов 3 часа 30 минут в день. Дольше всего за телевизором проводят время россияне старше 54 лет — в день они тратят на это в среднем 6 часов 3 минуты. – Женщины уделяют больше времени просмотру, чем мужчины. Представительницы слабого (от себя добавлю – и сердобольного) пола в среднем проводят за экраном 4 часа 10 минут, в то время как мужчины уделяют на это 3 часа 20 минут в сутки.
|
|