Звучащая живопись

Байкал в поэзии Владимира Скифа.

Кто-то однажды сказал, что скульптура – это музыка, застывшая в камне. Позволю себе продолжить эту мысль. На мой взгляд, поэзия, в одной из своих характеристик, – это звучащая живопись. Как мастерски наносит живописец штрих за штрихом, мазок за мазком, так поэт нанизывает звуки, слова, смыслы, и при умелом воплощении замыслов читатель имеет возможность созерцать столь же зримые образы, пейзажи, стихию.

Сегодня, отринув нелегкие думы и сомнения, которыми охвачен весь мир, на время оставив будничную суету, обретем уединение в благолепных уголках поэзии, пришедшей к нам со страниц книг известного российского поэта, Владимира Скифа. Позвольте мне пригласить вас в мастерскую этого виртуоза зримого русского слова, чьи поэтические намерения сколь глубоки и непостижимы, столь же родственны и милы русскому сердцу. Мы лишь попытаемся вслед за автором спуститься по склону горы, коснуться кристальной байкальской воды в момент прилива или услышать крики чаек. И прислушаемся, чем отзываются в нас его строки, какие струны души одиноко дрогнут или прольются неповторимой мелодией, сигнализируя Вселенной о том, что единение произошло.

Как не войти в одну реку дважды, так и не подойти к одному Байкалу, не взглянуть дважды в голубые глаза небес над священным озером. Здесь каждая составляющая переменна.

Тишина. Вдруг старый тополь

Зазвенел, как истукан.

А потом завыл, затопал

И захлопал ураган.

Я подобного не слышал,

Чтоб так мощно, как в орган,

Бил по клавишам домишек

Бесноватый ураган.

Чтобы шли ордою волны

И скакали между скал,

Чтобы так веревки молний

Обвязали весь Байкал…

И пока мы замерли, оцепенев, в предощущении стихии – шутка ли, когда громада грозит штормами и громами? Тихо-тихо, на цыпочках к нашему воображению подбиралось бабье лето. И вот уже покой и тишина….

Небо, словно из сатина.

Гром на небе не грозит.

Золотая паутина

Вместо дождика скользит.

И далее – автор вместо кисти берет в руки солнечный луч и начинает им водить по холсту:

Ежик солнечный игольчат,

По земле лучом провел –

И осенний колокольчик

Во дворе моем расцвел.

Любопытный читатель выглядывает из дверей уютной дачи или отеля, или, возможно, он из окна автомобиля увидел этот звонкий, почти хрустальный осенний колокольчик. Что произошло в его душе? Он улыбнулся! Он вспомнил юность, первое свидание или, напротив, позднюю любовь, нежданную, словно этот весенний цветок.

И вот уже:

Утро косы небу заплетает,

Заплетает тропки у реки.

Серый день кукушкой пролетает

И садится поперек тоски.

Смена сезонов, как смена настроения, почти осязаема. Но сейчас я предлагаю рассмотреть цветовую гамму, которую являет автор. Что мы увидим – нежную пастель рассветов и закатов? А может быть, только чистые цвета без лишних вольностей? Или мастер возьмет на себя смелость и смешает краски настолько, что наш глаз, наш слух перестанут различать оттенки и границы живописи, границы словесного искусства растворятся, воссоединяясь с музыкой.

Вечернее небо сквозит надо мной,

Сияет закатною раной,

А утром затянется голубизной,

Затмится листвою багряной.

Казалось бы, то, что нельзя совместить, – сквозная рана и свежая совершенная голубизна утра вдруг являются вполне закономерными элементами, характеризующими природу Саян.

– Что же это такое? – Возможно, возмутитесь вы, – мы говорим о Байкале!

Совершенно верно. И логика нашей беседы ничуть не нарушается, если мы упоминаем Саяны, Бурятию, Аршан. Если мы вспомним многочисленные реки и озера Прибайкалья, назовем города Иркутской области и даже Забайкальского края, нить повествования не оборвется и не запутается. Потому что, говоря о Байкале в контексте географии, биологии, лимнологии и других наук мы говорим о глобальном явлении, где пространственные и временные отрезки велики. Где богатейшая флора и фауна. Где соседствует невероятное количество культур и традиций. А говоря о Байкале, представляя его в качестве поэтического объекта, мы практически не ограничены никакими рамками.

«Звенели малахитовые травы…», «Незабудок веселые лица и черемухи белой фата…», «Саранки красной завиточки…», «Поляны розовым и белым тысячелистником полны» – впечатляет?

А вот это:

Горит Байкал серебряный, хрустальный,

Лазурный, перламутровый, зеленый,

Свинцовый, сизый, дымчатый, туманный,

Чешуйчатый, глубинный, золотой!

Хочется воскликнуть: «Ах!» Но мы еще так много должны увидеть.

«Цыпленок желтый», «оранжевый луч», «багряные ягоды», «лиловый свет», «золотая среда». Но еще более вовлекает в процесс сопереживания, сотворчества, совместного созерцания прием, когда поэт не называет конкретных цветов, а использует максимально точные, объемные эпитеты:

Шумело войско острых листьев

И поднимались копья трав…

Или:

С угрюмой северной горы,

Хотя восток был светел,

На левый берег Ангары

Катился хваткий ветер.

Достаточно ли емко для того, чтобы стихия завладела нашим восприятием? По-моему, более чем.

А есть ли у мастера собеседник, друг, спутник, или он нераздельно владеет впечатлениями, ведет беседы сам с собой и с каждым из нас готов делиться только завершенным произведением искусства?

Байкал, ты помнишь друга, брата?

Он шел к тебе в мороз, в пургу…

В осенних листьях, будто в латах,

Сидел на диком берегу.

А ты глядел в него, качался,

Шальные ветры торопя.

Вздымал волну и удивлялся,

Неужто он – сильней тебя?

Читая эти строки, я чувствую смятение – как такое возможно?.. Кто этот человек, которого автор сравнивает с самим Байкалом?.. В чем его могущество и величие?

Уверена, кто-то из читателей сразу узнал посвящение В. Г. Распутину. И теперь у нас не осталось никаких сомнений в данном сравнении. Ведь великое слово, изреченное незабвенным сибирским писателем, по силе превосходит даже стихию.

Автор говорит с людьми знакомыми и незнакомыми, с коллегами-поэтами, с художниками, с артистами и не только. Звучат такие имена, как Валерий Зиновьев, Владислав Панкин, Леонид Бородин, Александр Семенов и многие другие.

Идем дальше и слышим еще одно обращение:

Откуда твой опыт? Из детства?

Из песен в родимом краю?

Наверно, Господь пригляделся

И высветил душу твою.

Ума вековое наследство

Ты принял и тайну постиг.

С Эвтерпою жил по соседству

В сибирском селе Кутулик.

Обращение на «ты» позволяет нам думать, что Владимир Петрович говорит с ближним, с тем, кого почитает за равного. Конечно, мы знаем, чье беспечное детство прошло в Кутулике и чей талант писателя, драматурга прославил родной поселок на весь мир.

Остановимся, прислушаемся? Что еще скажет поэт писателю?

И Оля скажет, и мама скажет:

– Куда ты, Саша? Не надо, Саша!

Деревья – в саже, и губы – в саже.

Не стало Саши… Не стало Саши!

Голос поэта – крик души. Стенания, осознание страшной утраты. Чередование свистящих и шипящих звуков возносит и рассеивает страдание, сливаясь с криками чаек с завыванием леденящих байкальских ветров над вечным озером, над озером страшным и непобедимым. Звуки здесь заменяют краски, но им дана такая сила, что мы не можем не представлять все это серое, безнадежное, накрывающее ноющей болью и рассыпающееся прахом.

«Век оступился», – молвит поэт. Пауза. Хочется выдохнуть, опуститься на землю, наслаждаться горьковато-пряными ароматами диких трав. Хочется впитать в себя энергию камня, неба, воды и встать обновленным, с новым слухом, с новым зрением, чтобы вновь созерцать, удивляться, сопереживать и любить этот край, эту поэзию, эту жизнь.

И вот она – жизнь:

Гонит тучи порывистый ветер,

На рыбалку спешат мужики.

Там твои колокольчики светят

И глаза обжигают жарки.

Кто те отчаянные смельчаки, что идут рыбачить на неспокойное озеро? Ведь оно именно такое при порывистом ветре? Сомнительно? А нет никаких сомнений – туристы, компания приятелей навеселе спешат блеснуть сноровкой. Что им тучи! Что им непогода?! Русскому человеку в хорошем настроении любое море по колено.

Но взгляните на этот любопытный образ – «колокольчики светят». По-хорошему простой и одновременно глубокий. Байкальские колокольчики – белые, фиолетовые, голубые и сиреневые или, скажем, аквилегии-водосборы всевозможных оттенков, где белый переходит в нежно-розовый, черничный или даже бордовый. И вот это место перехода из одного цвета в другой представляет некую воздушность, будто цветок не крепится к стебельку, а волшебным образом парит в воздухе. И какой удивительный контраст создает это непридуманное природное сочетание колокольчиков и жарков. Возникает вполне объяснимое желание убежать на поляну, где для полноты картины ярко-желтым вспыхнут лилии, именуемые в народе граммофонами или огурчиками, заалеют саранки.

Саранки красной завиточки,

Как запятые в той строке,

Что не дописана до точки:

Оборвалась на завитке.

В печать поэт готовил гранки,

И вдруг в угрюмый кабинет

Из леса принесли саранки –

Природой созданный сонет.

И здесь маэстро изящно сравнивает цветок – творение природы с поэтическим произведением уникальной формы. Автор работает с нашим воображением, нагружая его дополнительными действиями. Мы не только наблюдатели, не только любуемся и наполняемся впечатлениями, перед нами стоит задача куда сложнее – запечатлеть, принять, оценить, согласиться или опровергнуть. В данном случае завораживает не только услышанное и увиденное, но и внутренняя субъективная огранка увиденного. От слова «саранка», от звукосочетания мы движемся к форме, строению, окрасу, вовлекаемся в процессы, происходящие вокруг, выстраиваем алгоритмы взаимодействия: цветок – поэт; поэт – читатель; читатель – цветок… И еще множество всевозможных связей.

Огромный цикл посвящен растениям Прибайкалья. Я не знаю другого такого пота, который так много и так подробно пишет о ягодах, цветах и травах Сибири.

Костяника, ты ягода детства.

Вспоминаю густой травостой,

Где царит с ручейком по соседству

Костяники дремучий настой.

Поскольку мое детство прошло в сибирской глубинке, мне вспоминаются не только драгоценные россыпи спелых ягод цвета рубина и граната, но и сочная сладость с легкой кислинкой. А какое вкусное варенье из костяники! Только попробуй набрать хотя бы литровую баночку. Это не земляника или брусника, которые растут полянами.

Байкала выгнулись края

И бьются в такт с моей душою.

Черняев, Черников и я

Идем в тайгу за черемшою.

А когда варенье наварено, черемша отошла, лето катится к закату:

Август полон дождей.

Для грибов благодать.

Небо манну небесную крошит.

Бесконечному севу дня не видать,

Там судьбы моей катится грошик.

Гром стучит и гремит,

Как состав грузовой,

Небосвод переполненный движет.

С неба дождик свисает сырою травой,

Солнце спряталось в небе,

Как рыжик.

Где же тут не разыграться гастрономическим фантазиям? Но еще раз почтим Эвтерпу, вернемся к поэтическим образам и высказываниям.

Все лето лист, зеленый, влажный,

Березе царственной служил.

Он с восхитительной ромашкой

Дружил и в осень не спешил.

Он из себя любовь исторгнул,

Он лепетал и трепетал

И вдруг от заморозка вздрогнул,

«Люблю ромашку…» – прошептал.

Увы, невозможно за одну прогулку познать даже тысячную долю внешнего мира Прибайкалья. Как нельзя постичь всей глубины творчества одного поэта.

Верю, что наша встреча прошла с пользой и каждый из вас получил эстетическое удовольствие. Предлагаю на прощание еще раз окинуть взором природное великолепие наших мест, еще раз открыть свое сердце для звонких, пронзительных или печально-откровенных поэтических строк, созданных большим русским поэтом Владимиром Скифом:

Горят жарки – сибирские цветы,

Которые с тобой мы собирали,

Горят от Красноярска до Читы

По склонам Транссибирской магистрали.

Июньским зноем рельсы налиты,

Они пронзают каменные дали.

Байкал, всей мощью звуконосной стали –

Со всей страной соединился ты.

• Расскажите об этом своим друзьям!