Анатолий Дудник родился на Урале в 1940 году. Детство прошло на Украине. Печататься начал в армии в конце 50-х – начале 60-х годов. После окончания художественного отделения Иркутского училища искусств с 1977 гора в течение пяти лет работал в редакции «Советская молодёжь» (художником и корреспондентом), сотрудничал с книжным издательством. С 1984 года живёт в селе Тангуй Братского р-на, член Союза журналистов, состоит в литобъединении Братска, печатается в различных СМИ Братска, Бурятии, Красноярска, Ростова-на-Дону.
Я верю
На яблоньках – утренний иней, На грядках моих опять, Как будто в родной Украине, Арбузы вот-вот засвистят. И Гоголя лик в тумане С усмешкою доброй в глазах В родные места нас манит, А нам ведь туда нельзя. Страна, словно чёрная туча, Истерзана и больна; Без вёсел в днепровских кручах Качается челн на волнах. Но грезится мне всё чаще: Настанет рассвета пора И явятся вдаль глядящие Богдан и Шевченко Тарас.
Ночь на Кругобайкалке Однажды стоял у тоннеля, Спокоен его был оскал. Ни звука. В горах потемнело, Средь гор заискрился Байкал. В его изумрудное лоно Осыпались звёзды небес, Рубиново-сине-зелёных Миллионы далёких невест. На страже – отвесные скалы Застыли в лучистой волне; Как искорки, звёзды сверкали В пульсирующей тишине. Я вспомнил: у входа тоннеля Стоял часовой на посту И поступь его каменея, Послышалась вдруг за версту. А далее – крик паровоза, Промчавшийся мимо состав; Из окон вагонов вопросы: О, кто ж это чудо создал?.. Составы прошли над Байкалом На запад и на восток: Средь гор, над искристым бокалом Умолк паровоза свисток. На крыльях, в струях сновидений Я птицей парил в высоте, И таял в далёких пределах В чарующей красоте.
Тангуй и Матера
Посвящается В. Распутину
Село Тангуй и ты, Матера, – Одна опальная судьба; На сердце горечью которой Старушки пламенем изба.
Прощанье, плач – куда же деться, Когда на всех одна беда, Когда на старость и на детство Большая хлынула вода...
О, сколь вокруг подобных судеб В глотках прожорливой волны! Потомок вряд ли нас осудит – Со дна не приподнять вины.
Ушли лета, уйдёт ещё немало Огнями испещрённою стезёй, Но долго лампочка накала Казаться будет жаркою слезой.
И всё ж, по прошлому тоскуя, Ты новизне, как прежде, восхищён, Так сбереги узорочье Тангуя И всё, чем так заманчив он.
В таёжной ночи
Заблудился, но весел, Никого не кляну: Мой хранитель навесил Над тайгою луну.
Околдована сказкой Полуночная жуть И никто мне не скажет, Где же я нахожусь.
Вдруг померкло всё рядом, – Так, что сердце – в тиски; Белу свету не в радость, Волк завыл от тоски.
Чуть поодаль – треск сучьев; Не приветствуя, ведь, Озлобливо, трескуче, Грозно рявкнул медведь.
Глядь – тропа, как речуша, Из лита серебра, В полусне, в получувстве К зимовью привела.
Там харчи на подвеске, Пахнет сеном лежак; С печурки – полешки С берестянкой лежат.
Сибиряк-добродетель Всё предвидел сполна, И ему ночью где-то Улыбалась луна.
Позднее зажигание
– Из-под небес? – Из улова – В медный? – Чугунный колокол. Семьдесят пять мне ухнуло, Колокол чуть надколотый, Звучность не та, что в молодо, Нет никакого отчаяния: Полон я сил и бодрости. Знаю: не заскучаете, Слушая мои повести. Радуюсь тем, что звонкие, Рифмы стихов привлекательны, Струны на них тонкие, Пальцы по ним – ласкательны. Радуюсь тем, что с вами Рядом стою на равных, Зрелыми полон стихами И кубок искрится заздравный. – Хвастаюсь? – Нет! Есть раннее И... позднее зажигание.
-
Расскажите об этом своим друзьям!
|