Анатолий Дудник родился на Урале в 1940 году. Детство прошло на Украине. Печататься начал в армии в конце 50-х – начале 60-х годов. После окончания художественного отделения Иркутского училища искусств с 1977 гора в течение пяти лет работал в редакции «Советская молодёжь» (художником и корреспондентом), сотрудничал с книжным издательством. С 1984 года живёт в селе Тангуй Братского р-на, член Союза журналистов, состоит в литобъединении Братска, печатается в различных СМИ Братска, Бурятии, Красноярска, Ростова-на-Дону.
Я верю
На яблоньках – утренний иней,
На грядках моих опять,
Как будто в родной Украине,
Арбузы вот-вот засвистят.
И Гоголя лик в тумане
С усмешкою доброй в глазах
В родные места нас манит,
А нам ведь туда нельзя.
Страна, словно чёрная туча,
Истерзана и больна;
Без вёсел в днепровских кручах
Качается челн на волнах.
Но грезится мне всё чаще:
Настанет рассвета пора
И явятся вдаль глядящие
Богдан и Шевченко Тарас.
Ночь на Кругобайкалке
Однажды стоял у тоннеля,
Спокоен его был оскал.
Ни звука. В горах потемнело,
Средь гор заискрился Байкал.
В его изумрудное лоно
Осыпались звёзды небес,
Рубиново-сине-зелёных
Миллионы далёких невест.
На страже – отвесные скалы
Застыли в лучистой волне;
Как искорки, звёзды сверкали
В пульсирующей тишине.
Я вспомнил: у входа тоннеля
Стоял часовой на посту
И поступь его каменея,
Послышалась вдруг за версту.
А далее – крик паровоза,
Промчавшийся мимо состав;
Из окон вагонов вопросы:
О, кто ж это чудо создал?..
Составы прошли над Байкалом
На запад и на восток:
Средь гор, над искристым бокалом
Умолк паровоза свисток.
На крыльях, в струях сновидений
Я птицей парил в высоте,
И таял в далёких пределах
В чарующей красоте.
Тангуй и Матера
Посвящается В. Распутину
Село Тангуй и ты, Матера, –
Одна опальная судьба;
На сердце горечью которой
Старушки пламенем изба.
Прощанье, плач – куда же деться,
Когда на всех одна беда,
Когда на старость и на детство
Большая хлынула вода...
О, сколь вокруг подобных судеб
В глотках прожорливой волны!
Потомок вряд ли нас осудит –
Со дна не приподнять вины.
Ушли лета, уйдёт ещё немало
Огнями испещрённою стезёй,
Но долго лампочка накала
Казаться будет жаркою слезой.
И всё ж, по прошлому тоскуя,
Ты новизне, как прежде, восхищён,
Так сбереги узорочье Тангуя
И всё, чем так заманчив он.
В таёжной ночи
Заблудился, но весел,
Никого не кляну:
Мой хранитель навесил
Над тайгою луну.
Околдована сказкой
Полуночная жуть
И никто мне не скажет,
Где же я нахожусь.
Вдруг померкло всё рядом, –
Так, что сердце – в тиски;
Белу свету не в радость,
Волк завыл от тоски.
Чуть поодаль – треск сучьев;
Не приветствуя, ведь,
Озлобливо, трескуче,
Грозно рявкнул медведь.
Глядь – тропа, как речуша,
Из лита серебра,
В полусне, в получувстве
К зимовью привела.
Там харчи на подвеске,
Пахнет сеном лежак;
С печурки – полешки
С берестянкой лежат.
Сибиряк-добродетель
Всё предвидел сполна,
И ему ночью где-то
Улыбалась луна.
Позднее зажигание
– Из-под небес? – Из улова
– В медный? – Чугунный колокол.
Семьдесят пять мне ухнуло,
Колокол чуть надколотый,
Звучность не та, что в молодо,
Нет никакого отчаяния:
Полон я сил и бодрости.
Знаю: не заскучаете,
Слушая мои повести.
Радуюсь тем, что звонкие,
Рифмы стихов привлекательны,
Струны на них тонкие,
Пальцы по ним – ласкательны.
Радуюсь тем, что с вами
Рядом стою на равных,
Зрелыми полон стихами
И кубок искрится заздравный.
– Хвастаюсь? – Нет! Есть раннее
И... позднее зажигание.
-
Расскажите об этом своим друзьям!