По старым шпалам

Не так уж часто после первого знакомства с творчеством какого-нибудь автора возникает сильное желание сказать ему спасибо и поделиться своей радостью открытия с другими. Тем ценнее такие чувства.

Книга стихотворений Анатолия Бурого, поэта из Шелехова, дошла до меня поздно – выразить ему лично своё мнение уже не мог: Анатолий Леонидович ушёл из жизни в апреле 2021 года, а сборник был прочитан мной в электронном виде буквально на днях.

В минувшем декабре Анатолию Бурому исполнилось бы 80 лет. Его биографию мы поместили во врезке к подборке стихов из книги «Костёр», вышедшей в 2020 году, а годом ранее поэт был принят в состав Союза писателей России по рекомендации таких известных мэтров литературы, как Андрей Румянцев и Ким Балков.

Думаю, что официальное признание своего таланта Анатолий Леонидович мог получить и значительно раньше, если бы не его излишняя, в данном случае, скромность. На групповых фотографиях рядом с ним я обнаружил знакомые лица некоторых весьма известных иркутских поэтов и подумал: «Неужели они не смогли разглядеть в шелеховском «любителе» талант, не уступающий их собственному?!»

Пусть даже не все произведения у Анатолия Бурого одного уровня (а у кого они – одного?), но ведь уже в 50­х годах он создавал такие замечательные, проникнутые чувством живой природы стихи, как «Приход ночи», «Склоны гор, перелески, опушки...»; в 60­х – «Деревья» и другие; в 70­х – «Зимний вечер», «Элегия», «Август»... – и с каждым годом всё явственнее за зримыми образами проступало философское осмысление жизни. Кстати, философское начало в его стихах отмечали и рекомендатели из Иркутской областной писательской организации, куда он обратился по совету товарищей.

Конечно, лучше поздно, чем никогда, и всё же... Уверен, что в кругу доброжелательных профессионалов Анатолий Леонидович смог бы получить дополнительный импульс ещё с середины 90­х, когда в его немногочисленных тогда стихах начали преобладать нотки творческого одиночества и печали по ушедшему прошлому, например, в стихотворении «Потухший костёр», датированном 2010 годом.

В 2015-­м он написал ещё одно из таких стихотворений с образным «эпицентром» в предпоследней строфе:

С тех пор утекло уж водички немало,

Всё уже, тернистее жизни стезя.

Не раз на путях клали новые шпалы.

По старым хотел бы пройтись, да нельзя.

Но нам-то, в своих стихах, Анатолий Леонидович оставил возможность пройтись по «старым шпалам» его творческой жизни...

***

Анатолий Бурый

В минуты эти...

Анатолий Леонидович появился на свет 16 декабря 1941 года на одном из золотых приисков Кемеровской области. Как он сам писал в предисловии к книге «Костёр», в этот день был освобождён город Калинин. Стихия поэзии «завертела» его после того, как учительница дала задание классу на зимние каникулы написать стихотворение. В Шелехов семья переехала в 1956 г., когда строился алюминиевый завод. А. Бурый окончил Иркутский мединститут. В 1968­78 гг. работал главным врачом Шелеховского врачебно-физкультурного диспансера. Затем с медициной «завязал»: «Надо было поднимать троих детей, что трудно осуществимо на медицинскую зарплату. Затем были прекрасные 13 лет работы на Иркутском релейном заводе в качестве слесаря-инструментальщика. С гордостью вспоминаю, что приходилось делать щупы, к примеру, 0,15 мм в диаметре с допуском ±2 микрона. Не менее сложным было изготовление бронзовых электродов для точечной сварки золотых контактов реле. Наши реле шли в авиакосмическую промышленность. В 1993 году завод стал хиреть и разваливаться, в его помещениях появились торговые прилавки. Кстати, это была судьба многих крупных предприятий. И пошёл я в систему «Иркутсктеплоэнерго» ремонтировать тепловые сети и котельное оборудование в кочегарках. После выхода на пенсию в 2001 году я проработал ещё 14 лет на разных производствах, но в качестве всё того же слесаря–инструментальщика».

Добавим, что всё это время Анатолий Леонидович писал стихи, хоть и не так много, которые печатались в городских газетах и даже в альманахе «Сибирь». В 2010­м и 2015­м годах издал сборники «Напиток густой бытия» и «Перевал». В 2019 году был принят в Союз писателей России. Кстати, на странице Шелеховской центральной библиотеки и в ряде публикаций об Анатолии Буром ошибочно написано, что он стал членом Союза российских писателей, но в этой организации привечают, в основном «авангардистов» и «людей мира – космополитов», а уж Анатолий Леонидович, точно, ни тем, ни другим не был. Рассказывая о себе, он признавал: «Сейчас моя поэзия находится на спаде: не хочется копаться в отвалах отработанных тем, да и жизнь при имеющемся социальном строе не прибавляет оптимизма».

Зато его стихи просто пропитаны оптимистичной энергетикой природы.

***

Приход ночи

Солнца лик усталый красный

В кедрачах прохладных сник.

Не противясь дрёме властной,

Замер у воды тальник.

В речке горной плеск тайменя

Слышится за полверсты.

В буйных зарослях дурменя

Ароматнее цветы.

Бывший чётким очерк сопки

Расплывается вдали.

Будь внимательней, чтоб тропки

К лешему не завели.

9 июля 1957 г.

Деревья

Июньскою порою радужной

Я видел как-то на Байкале –

Деревья лиственные радостно

Смотрели в голубые дали.

Родной утёс любил их шелесты

И ко всеобщему их благу

Из тайников своих расщелистых

Давал питание и влагу.

Шелонник нежно гладил кожу им,

Шептал, что бесконечно лето.

И дни безоблачно-погожие

Как будто подтверждали это.

Шумел Байкал, волной баюкая,

Утёс, как колыбель, качался.

Но вот сентябрь, и, злюка злюкою,

К их берегу култук примчался.

Теперь стоят в смущенье голые,

В дни лучшие утратив веру.

Их облетающие головы

Рассеянно кивают ветру.

30 октября 1965 г.

* * *

Милая, ты мне ответь: не забыт

Наш стародавний скитальческий быт?

Помнишь, как трогал Байкал голубой

Галечный сахар прозрачной губой?

Как, погружённый в таинственный сон,

В мареве дымки вздымался Ольхон?

Старая лодка врастала в песок,

Грея на солнце увечный свой бок.

Лиственниц хор у морщинистых скал

Небу зелёный хорал посвящал.

Мы под высоким шатром облаков

Не замечали теченья веков…

18 июля 1978 г.

Зимний вечер

Даль, продутая ветрами,

Погружается в молчанье.

На заречной панораме

Пустота и одичанье.

Гаснут белые короны

Дальних дымов над Ангарском.

Сонно гомонят вороны

На наречии дикарском.

Лес чернеющий и голый,

Чуть зарёю принакрытый,

Тщетно хочет спеть весёлый

Лиственный мотив забытый.

Спит река. На грудь ей больно

Ледяные давят своды.

Кажется в снегах невольно,

Будто вечен сон природы.

Только знает, знает каждый:

У природы дивный почерк,

И разбудят тишь однажды

Взрывы льда и взрывы почек.

31 января 1978 г.

Тонет флот

Облетела листвы позолота

От дыханья октябрьских стуж,

И эскадры бесшумного флота

Заскользили по зеркалу луж.

Но, зарядом дождя осыпая,

Сильный ветер смешал их ряды,

И они, даже в бой не вступая,

Погружаются в толщу воды.

Между тем, как свои эполеты

В неизвестную гавань убрал

Флотоводец по имени лето,

Безответственный контр-адмирал.

Тонет флот. Всюду пусто и серо.

Безмаячна туманная мгла.

Ну а ты на плаву, моя вера

В возвращенье весны и тепла?

4 ноября 1979 г.

* * *

Осеннюю голую даль

С холма открывает дорога, –

В пейзаже любая деталь

Раскрыта классически строго.

Обрывистый скат берегов,

Кустарник болотный и хилый,

Вороньи пиры у стогов –

Всё дышит пронзительной силой.

В дремотном плену тишины

Безмолвствуют долы и воды,

Лишь хвойные вздохи слышны

О скуке осенней природы.

Любимый, немеркнущий вид,

Да разве ты можешь наскучить?!

Пускай из невидимых сит

Штрихован дождём ты секучим.

Пускай тёмно-серым платком

Всё небо надолго закрыто,

И солнце случайным мазком

Не может сменить колорита.

16 ноября 1979 г.

Весеннее

Из потёмок сырого суглинка

В мир прогретой поляны лесной

Выбираясь, травинка-былинка

Старый лист повстречала весной.

Он к земле был придавлен тяжёлым,

С пленом тлена граничащим сном,

Но былинка бодрящим уколом

Пробудила движение в нём.

По каким-то неясным законам,

Из последних немыслимых сил

Он поднялся с галантным поклоном

И былинку наверх пропустил.

9 мая 1980 г.

* * *

Вечереющий день. Небеса расписные

Жёлтым мёдом с краёв налились.

Тихо шепчут о чём-то вершины лесные,

Вскинув ветки мохнатые ввысь.

Я достиг перевала и с мшистой поляны

Вижу пиков задумчивый ряд:

То залитые светом последним Саяны

В недоступных просторах горят.

А долины уже, как водою в запруде,

Затопил полумрак голубой.

В птичьем «сплю», в ветровом затихающем гуде

Слышу дня музыкальный отбой.

Тихо шепчут о чём-то вершины лесные,

Вскинув ветки молитвенно ввысь.

И так сладко душе: небеса расписные

Жёлтым мёдом в неё пролились.

26 декабря 1981 г.

* * *

На беленьких предзимних облачках,

Неспешно проплывающих куда-то,

Лежит налёт златой пыльцы заката –

Златой пыльцы – на белых лепестках.

Чьей юности гадальные цветы,

Какой нетерпеливою рукою

Оборваны – и в область темноты

Уносятся воздушною рекою?

6 ноября 1982 г

Богатый хохочет

Богатый, уж если и плачет,

То плачет отнюдь не тогда,

Когда помидоры на даче

Средь лета побьют холода.

Плюёт он на все виды бедствий –

Потоп, градобой, ветровал,

И на углубитель их следствий –

Известный телесериал.

Пока, не живя настоящим,

Забросив свой сад-огород,

Внимательно смотрится в «ящик»

Чувствительный русский народ.

И фильм, расфасованный, дробный,

Как жвачка, по горлу идёт –

По действию яд психотропный,

Органолептически – мёд.

А некто стоящий у власти,

Хохочет, опрудясь до пят,

Пока мексиканские страсти

В российском эфире кипят.

11 июня 1992 г.

Весенняя метель

На Бог его знает каком километре

От шумного града брожу я один.

Безмолвие. Лишь в пробегающем ветре

Звучанье весны из-под зимних сурдин.

Свинцовое небо. Вдоль санной дороги

Равнины лежат в ноздреватом снегу.

С кустов придорожных слетают сороки

И цокотом дробным пророчат пургу.

Что сбудутся эти пророчества скоро,

Не верится даже в такой тишине.

Но чёрная шуба заречного бора

Исчезла уже в снеговой пелене.

Так сладко и знобко в просторе прошитом

Полётом сплошных снеговых метляков.

И дышится милым, далёким, забытым,

Затерянным где-то во мраке веков.

2007 г.

* * *

Задумчив стою я у рельс перегона.

Экспресс набегает, гудит магистраль,

Сигнальный фонарь хвостового вагона

Мелькнёт, убегая в пустынную даль.

Возникнет в минувшее памяти продух,

Откроется в прошлое некий портал,

Горячий, над рельсами тающий воздух.

Я вспомню и запах пропитки от шпал.

Я через одну, чтобы шаг был пошире,

Шагал к электричке на ближний перрон.

И ехал в столицу Восточной Сибири

Учебных наук штурмовать бастион.

Потом после лекций и прочих занятий,

Когда отпускал институт меня мой,

Я целых шесть лет каждый день без изъятий

Всё тем же путём возвращался домой.

С тех пор утекло уж водички немало,

Всё уже, тернистее жизни стезя.

Не раз на путях клали новые шпалы.

По старым хотел бы пройтись, да нельзя.

О светлом студенческой жизни отрезке

У рельс я грущу, и поёт магистраль,

Что юность промчалась, как поезд курьерский.

Мелькнула и скрылась в туманную даль.

2015 г.

Шмель

Улетела стрижиная стая.

Оскудела на краски земля.

Душных бархатцев куст, доцветая,

Золочёного принял шмеля.

Медосбор по сезону изменчив.

Бедный шмель в безуспешном труде

Проверяет за венчиком венчик,

Но нектар не находит нигде.

Хоботок из цветка выползает,

И, струною басовой гудя,

Недовольный мохнач исчезает

В тишине предосеннего дня.

И поймёт ли он истину эту:

В пору выбранных жизненных квот

На исходе житейского лета

Мало мёда судьба нам даёт?

2016 г.

* * *

День догорел. Над углями заката

Слоится сизый пепел облаков.

Его сметает ветер – высь объята

Скоплениями звёздных светляков.

Там глубоко в непостижимой бездне,

Таинственностью космоса дыша,

Алмазное сияет Семизвездье

Знакомым очертанием Ковша.

Март на исходе, смотрит небо в лужи,

Закованные тоненьким ледком.

О ночь весны, о ночь бодрящей стужи,

Твой дух томящий мне ещё знаком!

В минуты эти, кажется, я знаю,

Что не напрасно мир я посетил.

И мне милей земля моя родная

Под бледным светом северных светил.

2019 г.

• Расскажите об этом своим друзьям!