По краешку нежности

Анатолию Борисовичу исполнилось 60 лет. А, казалось бы, давно ли его творческая энергетика на конференции «Молодость. Творчество. Современность» встряхнула чуть не весь поэтический цех того времени. Один из мэтров иркутской поэзии признавался: «Лет пять почти ничего не писал, а Толя словно лёд стронул – тридцать стихов кряду, и какие!» – и вскоре выпустил книжку великолепных стихотворений. Творческая энергетика Змиевского никуда не делась спустя десятилетия. Образный строй его стихов, с переливами-перекличками звуков и смыслов, завораживает; за какую бы тему он ни брался, результат один – влекущая к себе читателя истинная поэзия. А.Б. Змиевский родился 17 марта 1959 года в Иркутске. Автор шести солидных книг (не книжечек), член Союза писателей России.

* * *

Синий-синий вечер.

Жёлтая солома.

Золотая встреча

в серебре черёмух,

в звёздном хороводе,

где из сарафана

милая выходит

словно из тумана.

Тело у голубы –

золотой цветочек,

и ласкают губы

каждый лепесточек.

От волос до пяток

глажу самородок.

Словно мёд, он сладок,

только слаще мёда.

Ничего любимой

для меня не жалко,

и неутомимо тешусь

я подарком.

И моя отрада

шепчет в липкой чаще:

– Словно мёд, ты сладок,

только мёда слаще.

Мёд в объятьях мёда...

Лишь в любви безмерной

сласть такого рода

накрывает смертных.

Нежась с самой нежной

нежного нежнее,

в нежности безбрежной

не нанежусь с нею...

Синий-синий вечер.

Серебро черёмух.

Золотая встреча.

Жёлтая солома.

* * *

Пусть не любовь, пусть блажь самообмана

цветочным бредом брызнула в уста,

в лиловой бездне розовых туманов

дрожит от счастья синяя звезда.

Пью, как нектар, благоуханный воздух,

и трепетней, чем юный мотылёк,

ласкаю золотую деву-розу,

что больше дева, нежели цветок.

И роза всеми лепестками рвётся

на зов, влекущий деву в лунный сон,

где златоуст ночной над нею вьётся,

сводя с ума раскрывшийся бутон.

Неотразимым светится свеченьем

блондинка пышнотелая, и с ней

готов я не до умопомраченья

изнеживаться, а ещё нежней.

По деве ослепительной, чьи взгляды

зефиром облепляют жизнь мою,

я растекаюсь талым шоколадом,

и нам тайком завидуют в раю...

Пусть не любовь, пусть блажь самообмана

нас, точно розу с мотыльком, свела,

звезда всю ночь была от счастья пьяной,

цвели всю ночь пустыня и скала.

* * *

Тополя пожелтевшие сыплют листвой.

Листопад, как всегда, золотой-золотой.

Златотканым ковром, золотистым налётом

на округу легла сентября позолота.

Золотится среда, золотится суббота.

Позолоченных всюду считают цыплят,

журавлей еле видно, но видно – летят.

Мир немножко побудет ещё золочёным,

а когда золотинок не станет на клёнах,

безутешно расплачется, будто ребёнок.

Застучит по вискам нескончаемый дождь,

и в гортани застрянет тоскливости кость.

И продлится всё это до самого снега,

до поры, пока сани не сменят телегу,

пока свет не ударит в глаза человеку.

Потому что зима так приходит в мой край,

словно входит царица в бедняцкий сарай!

Она входит, такою улыбкой сияя,

что, слова восхищенья с трудом подбирая,

попадаю я в рай – иль в окрестности рая.

Белоснежный Эдем. Краснощёкий Парнас!

Моё сердце нежнее, скажу без прикрас,

бьётся в зимнем пейзаже, и райскою птицей

мнится мне на заснеженной ветке синица,

и зима наяву как бы сладко мне снится.

Без ума я от зимнего неба – от звёзд,

вместе с месяцем высыпавших на мороз!

И других ни страны, ни судьбы мне не надо.

На земле ничего нет белей снегопада,

ничего нет милей губ, щебечущих рядом.

* * *

Её жёлтых косынок углы

дух мимозы в себя впитали;

пахнут лотосом и белы,

словно лотос, все её шали.

Взор её – что сирени гроздь,

сквозь которую блещут звёзды.

Она вбита в меня, как гвоздь,

и вдыхаема мной, как воздух.

Лик её можно выдрать из

рёбер только вместе с дыханьем,

проследив, как теряют смысл

звуки, свет, само Мирозданье.

Без воды, три вечерних зари

проводив, умру постепенно;

без неё – протянув тоже три,

но минуты, кончусь мгновенно.

Зарываюсь в неё, как в листву,

лезу в нежности вон из кожи...

Она рядом – и я живу,

а умру – будь с ней рядом, Боже!

* * *

Пока в цветах не утонул гранит,

пока мой крест не встал на горизонте,

твоя любовь, как Бог, меня хранит,

раскрывшись надо мною, словно зонтик.

Когда-то я позвал тебя во сне,

и ты, не испугавшись злой планеты,

перебежала с облачка ко мне

по мостику висячему из света.

Поймав меня в прицел, как снайпер, рок

раздумывал, чем завершить картину:

наслать кровососущих птиц, курок

спустить или обрушить гильотину...

И взмыли в небо гибельного дня

тьмы жаркой кровью жаждущих упиться,

но ты, успев на голос мой, в меня

когтям их не позволила вцепиться.

Могильных птиц прогнав за горизонт,

ты обернулась стайкою голубок,

носящих надо мной цветочный зонт

твоей любви – твои глаза и губы.

Перелюбить и перецеловать

тебя нельзя, моё очарованье.

Хочу я жизнь и длить, и продлевать

с тобою в непрерывном целованье.

Хочу с тобой, пока мы будем жить,

по краешку лишь нами выносимой

невыносимой нежности скользить,

проваливаясь в счастье, как в трясину.

Да, всё пройдёт, но всё пройдёт не зря,

и на твоих коленях в мёде лета

я золотые блики сентября

блаженно расцелую напоследок.

• Расскажите об этом своим друзьям!