А солдаты шли к Победе, к дому...

В г. Ангарске вышел второй номер литературного альманаха «Ангарские ворота» (первый увидел свет в конце 2019 г.). Тираж невелик – 300 экземпляров, так что широкому кругу читателей ознакомиться с ним сложно. А жаль. Благодаря политике редакционной коллегии (Виктор Балыков, Валерий Дмитриевский, Владимир Сазонов) качество и разнообразие публикуемых произведений здесь на высоте. Значительная часть второго номера посвящена 75­летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне, есть и стихи тех, кто защищал Родину в те огненные годы. Этой темой мы и представляем новый выпуск альманаха.

Валерий Алексеев (1923-­2003)

Старая церковь

В который раз, построив танки ромбом,

фашисты шли на приступ – цепь за цепью.

Оглохшие от пушечного грома,

мы от огня укрылись в старой церкви.

Качались наверху паникадила,

со звоном наземь падали иконы,

лампадка лихорадочно чадила,

и колокол гудел на колокольне.

Но тщетно в стены бухали снаряды,

у предков был кирпич прочней бетона,

они в тот день вставали с нами рядом,

им было не впервой разить тевтонов.

Они неволе – смерть предпочитали...

А поутру, разглядывая фрески,

мы над бойницей надпись прочитали:

«Собор основан Александром Невским».

В госпитале

В палате пахло кровью и эфиром,

метались тени «юнкерсов» в окне…

И будто из неведомого мира,

в одежде белой шла она ко мне.

Одёрнув узкий пояс на халате,

откинув прядь каштановых волос,

она садилась тихо у кровати

с глазами, покрасневшими от слёз.

Когда же её трепетные руки

касались моей кисти и лица,

я забывал и дьявольские муки,

и боль, которой не было конца.

Я выплывал из тёмной, страшной глуби,

но я не знал тогда ещё о том,

что женщина во мне другого любит

и, глядя на меня, грустит о нём.

Белая симфония

Помню милую деревню нашу...

Жизнь моя! Ещё мне подари

белую симфонию ромашек,

праздники малиновой зари.

Помню сердцем тихие стожары,

от любви кружилась голова...

Помню, как отцы над Красным яром

ставили высокие дома.

А потом тяжёлый гул орудий

оборвал младенческие сны.

Уходили дорогие люди

из моей застенчивой весны.

Те ромашки отцвели до срока,

девушки не пели за селом,

похоронки застучали в окна

лебединым сломанным крылом.

И горела степь – до горизонта.

Словно рожь, заслоны полегли...

А над ними причитала «хромка».

Или это плач самой земли?

А солдаты шли к Победе, к дому

исступлённо, мощно, тяжело.

Сила поднялась из бурелома,

из пожарищ мужество взошло.

И, шагая по могилам вражьим,

в нашу жизнь несли богатыри

белую симфонию ромашек,

праздники малиновой зари.

Обелиск над рекой

Остановись! Холмы священны эти.

Тут кровь лилась, железный ад кипел,

Здесь мы стояли насмерть в 43­м

За то, чтоб ты привольно жил и пел.

Враг не прошёл в родные наши степи,

Он навсегда запомнил этот бой,

Хотя от нас остался горький пепел

И обелиск над тихою рекой...

Дубки над нами сгрудились, как братья,

Весёлый ветер машет нам крылом,

А облака, как сёстры в белых платьях,

Бегут туда, где милый отчий дом...

Бегут туда, где вновь цветут станицы

И льются песни новых поселян,

Где за околицей звенит, шумит пшеница,

Как золотой безбрежный океан...

Стоят дворцы, где раньше были хатки,

Но матери не выплакали слёз.

Стареют одинокие солдатки,

Грустя под шум задумчивых берёз.

Не допусти военного ненастья,

Не дай сиренам зареветь во мгле

Всей силой разума, всем светом счастья,

Всей жизнью, что ликует на земле!

Свинец

Холодные глыбы свинца

висят над горами седыми.

Я вспомнил и мать, и отца –

весёлыми и молодыми.

Но всё это там, за стеной

мальчишеских грёз и мучений.

О, этот свинец надо мной

и памяти сгусток вечерний!..

Влачу я по жизни ярмо

сквозь долгие годы, в которых

усталое время само

исчезло, как вспыхнувший порох.

Я рос... Но тревог не забыл.

И лоно Земли не менялось...

Лишь множество братских могил

с простором вселенским сравнялось.

Рукопашная

У рукопашной есть начало,

У рукопашной есть конец.

Когда «В атаку!» прозвучало,

И в бруствер хлестанул свинец,

С разноголосым матерком

Мы из окопа вылетали.

И трёхлинейка – со штыком,

И матерок – покрепче стали.

Всего один бросок до цели,

И в наше грозное «Ура!»

Влетят зелёные шинели

И автоматы у бедра.

Последний вздох, последний взгляд,

Сейчас весь мир перевернётся,

Ещё чуть-чуть, и автомат

В бессильной злобе захлебнётся…

У рукопашной есть начало,

У рукопашной есть конец.

Над полем вороньё кричало

И, как несбывшийся мертвец,

Не реагируя на кровь,

На раны, боль и чьи-то стоны,

Не принимая эту новь

И попирая все законы,

Я между трупами слонялся

С разбитой кем-то головой,

Не зная, как живым остался,

Не понимая, что живой, –

Искал потерянный сапог,

Запропастившийся куда-то,

И долго вытащить не мог

Штык из немецкого солдата.

Меня ребёнком от войны спасли

Нет, надо мной война не грохотала,

Не жгла мой дом, не мучила ни дня

И не плевалась сгустками металла –

Её не допустили до меня.

Всё умертвляя и уничтожая,

Война пыталась до меня дойти,

Ко мне рвалась, но Родина большая

Заслоном встала на её пути.

И словно глубже наши реки стали,

Как будто гуще сделались леса,

Точней – снаряды из кузнецкой стали.

Все поднялись, чтобы меня спасать:

Солдат, годами досыта не спавший,

И лётчик, совершающий таран,

Мой дядя Вася, без вести пропавший,

Мой дядя Костя, умерший от ран.

Война за Волгой – в тридесятом царстве

Сожжённых сёл печальное жнивьё,

Но даже здесь, в Сибири ощущалось

Смердящее дыхание её.

Она – в словах, она – в тревоге неба,

И в бабьем вое эшелонам вслед,

И в липком маленьком кусочке хлеба,

Что в школе выдавали на обед.

Нет, надо мной война не грохотала,

Меня ребёнком от неё спасли.

Но почему-то вдруг тревожно стало,

Ведь внуки незаметно подросли.

И я готова что угодно делать:

Кричать, молить, в колокола звонить,

Чтоб Родина в пожаре не сгорела,

Чтоб мальчиков живыми сохранить.

Фронтовик

Надрывалась, хрипела гармошка,

хрипло пел под неё музыкант –

пел про степь, про родное окошко,

про загубленный рано талант.

На подстилке из стёганки старой,

на каталке, без ног и без глаз,

над ушанкой с монетами, рваной,

выводил свой печальный рассказ.

Узловатые пальцы мелькали,

будоражили кнопок ряды,

а слепые глазницы искали

тех, кто мелочь бросал за труды.

И в ответ на паденье монетки

обрывал на секунду куплет:

«Бог храни вас за помощь калеке.

Дай, Всевышний, счастливых вам лет!».

И взрывалась гармонь-тревога,

песню брал, как с плеча рубил:

«Есть по Чуйскому тракту дорога...».

В небо, солнце – слезою бил.

От аккорда, надрывно певучего,

замолкал даже старый базар.

Этот звук людям душу вымучивал,

сердце надвое им разрывал.

И, певца обходя горемычного,

раскрывали свои кошельки,

отдавали за песню наличные

молодые и старики.

А слепец, завернув гармошку,

двигал шапку товарке: «На!

Ежли там наскребёшь на трёшку,

закусить возьми да вина!».

И опять, зарядясь папироской,

раздирая меха, сквозь дым:

«Эх ты, жизнь – чёрно-бела полоска!

Был когда-то и я удалым!

Да расчёлся глазами, ногами

в сорок третьем году за Брест.

А потом исходил – руками! –

всю Расею, три тыщи мест.

Эх, с гармоникой – до Урала,

Полустанками – на восток...

Жизнь носила, душа гуляла!

Издыхать, что ли, вышел срок?».

Это было в шестидесятых,

брал калека нехитрый лад...

Над страной, где восход на плакатах,

начинался мечты закат...

Я не был ранен под Москвою

Моей матери, участнице войны,

женщине с непростой судьбой

Пленённый жизнью городскою,

Я отыскал в судьбе «пробел»:

Я не был ранен под Москвою,

Под Курском в танке не горел.

Не брал в бою чужие жизни

И не форсировал Десну,

Чтоб подарить своей Отчизне

Победоносную весну.

Почти всем родственникам нашим

Пришлось в те годы воевать.

И наша будущая мать

В полку за номером «сто пять»

Бойцам варила щи и каши.

Там было всё не понарошку,

Хоть нёс потери супостат.

В руках не только поварёшку –

Держать случалось автомат.

Помимо воли, перед боем

Таился подлый страх в груди.

Непросто быть самой собою,

Когда нет даже двадцати.

Четыре года ждали мига –

Обнять друзей и – в землю штык,

Чтоб написали после в книгах:

«И наступил Победы миг...».

Оделись в шёлк лесные дали.

Давно войны развеян дым.

Две потускневшие медали

Мы до сих пор в семье храним.

Ветераны

О, ветераны! Непреклонно,

Наперекор ветрам, дождям,

Идёте в праздничных колоннах

По самым главным площадям.

А ваша жизнь в режиме строгом

Полна и счастьем, и бедой.

Легла военная дорога

На сердце страшной бороздой.

Вы боль утрат познали рано,

В том вашей не было вины.

У вас на сердце те же раны,

Что и на сердце у страны.

На суше, в небе и на море

Смелы вы были и сильны.

У вас на сердце то же горе,

Что и на сердце у страны.

Но, принимая боль и старость,

Вы смелых замыслов полны.

У вас на сердце та же радость,

Что и на сердце у страны.

Вы сохранили дух и твёрдость,

Солдатским принципам верны.

В своих сердцах несёте гордость

За достижения страны.

• Расскажите об этом своим друзьям!