НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.
2024-10-31-01-50-58
Казалось бы, что нам Америка. Мало ли кого и куда там избирают, у нас тут свои проблемы, по большинству житейские. Так, да не совсем. Через несколько ступенек, но исход заокеанских выборов заметно аукнется и в России. Хотя бы в отношении всего, что связано с Украиной. А это, между прочим, тот или иной...
2024-11-05-07-55-03
«Зеленый трамвай». Остановка вторая

Валентин Распутин: «Возрождение России пойдёт с регионов»

19 Марта 2015 г.

 – Ушёл из жизни замечательный человек, великий русский писатель Валентин Григорьевич Распутин – удивительное сочетание чуткого и глубокого таланта, безусловного знания жизни, высоконравственного состояния души. Его потеря для каждого россиянина, а особенно для сибиряка – глубоко личное несчастье.

Скорбя, мы вспоминаем, какой он след оставил в каждом из нас.

На международной конференции в Лимнологическом институте в 1999 весь зал встал, когда вошёл Распутин, а кто-то из зарубежных гостей назвал его величайшим писателем мира. Мы говорили тогда с Валентином Григорьевичем о Байкале – «святыне и чуде, жить возле которого надо, осознавая ответственность за него», о роли учёных в борьбе за сохранение этой святыни.

Потом мы увиделись с Валентином Григорьевичем на похоронах академика Григория Галазия в 2000 году и говорили не только о Григории Ивановиче, но и многом другом. Я позволю себе воспроизвести часть этой беседы, поскольку в ней нашли отражение позиция писателя, его отношение к учёным и жизни и некая заповедь, которая неизменна во все времена.

– Нас объединяло с Григорием Ивановичем (Галазием) одно дело – защита Байкала. На каком-то этапе я был вовлечён в это движение, и мы часто встречались и в Москве, и в Иркутске. А поскольку я писал о Байкале, то без консультации Григория Ивановича, без той информации, которой владел лишь он, обходиться не мог. Тогда, во второй половине 80-х, было мощное общественное движение в защиту сибирского озера, и лидеры, например Фильшин и другие, были на виду. На фоне таких деятелей Григорий Иванович ненадолго, нельзя сказать, чтобы стушевался, но стал меньше привлекать к себе внимания. Однако он был спокоен, прекрасно понимая, что всё это ненадолго, что они пошумят-пошумят и сойдут, как пена. Так и получилось. И опять он остался один. Были у него, разумеется, помощники, но боец он был один, а остальные так и оставались помощниками. Не было никого равного ему, я говорю не о научном уровне, а об отданности самому главному делу – защите Байкала. Я внимательно следил за всеми событиями, писал об этом и даже цитировал высказывания того же Модогоева, секретаря Бурятского обкома партии, который называл Галазия «врагом бурятского народа» за выступление против создания Селенгинского картонного комбината.

Сошли 80-е годы, начались 90-е. Я отошёл от борьбы за Байкал, поскольку в России началась такая свистопляска, что не до Байкала было. А Григорий Иванович продолжал этим заниматься. Он оказался мудрее всех нас, потому что знал – и это тоже всё пройдёт. Хотя кутерьма, которая началась в России с начала 90-х, даже в нём вызвала, как мне кажется, какую-то растерянность – он стал, например, надеяться на какие-то американские проекты (помните, проект Дэвиса?). Меня удивляло это, и я как-то спросил: «Почему?». «Может быть, хоть это чем-то поможет!», – сказал он. Но он понимал и другое – надо уповать всё-таки на собственные силы. И тогда он пошёл в думу в надежде помочь Байкалу. Он был самым немолодым среди депутатов – как старейшина открывал первые заседания. Во многом благодаря Григорию Ивановичу был принят Закон о Байкале, который так долго обсуждали.

– Что, на Ваш взгляд, было самым главным в Григории Ивановиче?

– Некая непоколебимость. Было много энтузиастов-защитников Байкала – учёных, писателей, общественных деятелей. Но все они, как бы отдав дань байкальской теме, сходили со сцены. А Галазий продолжал служить этому всегда. Он просто не мог представить себе, что у него может быть какая-то другая позиция. Точно также как люди, знавшие его, не могли представить, как он может пойти на какой-то компромисс, если речь идёт о Байкале. Ни разу этого не случилось! По крайней мере, я такого не знаю. Это действительно был «рыцарь без страха и упрёка», который не раз подставлял и свою судьбу, и свою карьеру под удар во имя достижения благородной цели. Что-то ведь всё-таки делалось! Принимались правительственные постановления по Байкалу, которые хотя и не выполнялись полностью, но что-то с мёртвой точки сдвигали. Отказались от сплава древесины по малым речкам, от сплава плотов по Байкалу, сократили, и существенно, вырубки лесов. Конечно, здесь заслуга не одного Григория Ивановича, но в первую очередь его.

Казалось бы, с приходом Горбачёва таких людей, как Галазий, должны были признать. И внешне они были как бы признаны. Однако же Григория Ивановича даже не включили в госкомиссию по Байкалу – он в ней участвовал, но лишь как приглашённый. Думаю, при нём неловко было принимать какие-то компромиссные решения. Он был как живая совесть. Не дрогнул никогда, в то время как каждый из нас хоть когда-нибудь, хоть в чём-нибудь да уступил.

– Валентин Григорьевич, видите ли Вы сейчас среди наших современников, среди учёных людей такой же нравственной стойкости?

– Есть ли сейчас такие люди, как, например, Галазий, Лаврентьев, Воронков? Есть учёные и честные, и замечательные умы, но не вижу я такой преданности, отданности делу, такого натяга. Цели ставятся ниже, чем прежде. Мы отступаем всё дальше и дальше.

– Но продолжатели-то есть?

– Многих волнует тема Байкала. Не сомневаюсь в их добрых намерениях, искренней заинтересованности в том, чтобы снять проблему и помочь Байкалу, но их как бы устраивает, может быть, невольно разноголосица в этом вопросе. И Академия наук, и общественность, и местные руководители – все говорят вразнобой и требуют разного. Согласия нет. Поэтому рождаются движения и проекты умирают до очередного всплеска интереса.

– Валентин Григорьевич, в своей речи по поводу вручения Вам премии Солженицына Вы сказали, что человека постигает страшное видоизменение – «уход в мир ирреальный, виртуальный, наркотизация», происходит «нравственная мутация» общества. Неужели так неизлечимо мы больны?

– Да, это происходит.

– Но ведь есть же такие, как Галазий, как ваша Дарья из «Матёры» и множество других нравственных людей, живущих среди нас. Я давно работаю с учёными, знакома со многими замечательными людьми, и это даёт мне возможность верить, что есть ещё и чистота души и «помыслов высокое стремление».

– Безусловно! И этим мы держимся. Мы сохраняем в отличие от многих других народов доброту и широту души, ценности, делающие человека человеком. Знаю многих людей науки – очень достойных, уважаю их. Но наука сейчас в таком же положении, как и литература, культура, образование. Она предана обществом. Её тоже можно представить на тающей льдине среди проплывающих мимо роскошных кораблей неким ноевым ковчегом, спасающим человеческие ценности.

– Может, есть какой-то высший смысл в бесконечных страданиях? Может, именно потому в нашем народе так долго сохраняется нравственный, потенциал?

– Да, наш народ стоек. Сохраняются ещё старые идеалы человеческого сердца: любовь и честь, жалость и гордость, сострадание и жертвенность. Но сейчас идёт разрушение этих ценностей. Изгоняются со двора совесть и чистота.

– Но есть ли надежда на лучшее? Увидим ли мы ту гору Арарат, на которой начнём новую достойную жизнь?

– На то воля Божья. Думаю, что нам ещё долго придётся проходить через страдания, нравственные испытания, долго искупать тот грех, который совершили, – предали Россию, дела предков наших, собиравших её по крупицам, позволили разрушить её. Но уже становится легче. Это прежде нужно было хвататься за соломинку, чтобы выстоять. Сейчас уже легче. Удалось кое-что сделать, удалось устоять в самом трудном искушении. Конечно, идёт во всю распродажа идей и ценностей, конечно, продолжает действовать змеиный клубок вокруг власти. Остаётся сложным положение образования и культуры в нашем обществе. А ведь от этого зависит наше будущее. Здесь нужны срочные и серьёзные решения. Но уже заметно мы начинаем отходить от потока изобличительной лжи и навязанной чужой культурой пошлости. Появляются талантливые произведения. Может быть, ещё долго нас будет захлестывать эта гадость с экрана, может быть, мы не избавимся от неё никогда, но, уверен, рано или поздно она займёт то место, которое ей подобает.

Я часто бываю в отдалённых районах, в так называемых малых городах, и чувствую там настроение людей, возрождение патриотизма. Люди начинают подниматься с колен, начинают разворачиваться. На мой взгляд, именно с регионов пойдёт возрождение России.

– Так что же произойдёт со всеми нами?

– Трудно сказать. Знаю, что мы уже не будем самостоятельными людьми, какими были. Станем другими. Кому-то это даже и нравится, в частности, молодым. Они не чувствуют опасности. Но мы прожили долгую жизнь и понимаем, что безвозвратно что-то утратили. Разное пережил наш народ, но держался плеча друг друга, сохранял в себе доброту. Всю жизнь буду помнить, как меня в годы войны отправляли в школу. Матери с нами было очень тяжело, отец тогда был в тюрьме. И по крохам, кто чем мог помогали мне земляки-сельчане. Разве такое забудешь?

– «Уроки Французского»?

– Наиважнейшие для ребёнка уроки жизни! Если бы каждый из нас мог осознать, что человеческая опорность никем больше, как самим человеком, не выстроится и не на чем более, как на заповедных началах, выстроиться не может. Если бы могли мы следовать этому и примером жизни своей передать это осознание детям...

Мы сидели тогда в пустом зале Дома писателей и говорили, говорили. И меня не покидало волнующее ощущение неповторимости этой чудесной встречи. На прощание Валентин Григорьевич написал на подаренной мне книге «Галине Сергеевне от автора с радостью от встречи с единомышленником и добрым человеком. В. Распутин». Эта книга стала самой дорогой реликвией в нашей семье.

  • Расскажите об этом своим друзьям!