НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Народы уходят, а литература их остается

09 Декабря 2015 г.

books

Лауреат Государственной премии РФ, Бунинской и Солженицинской премий, премии "Ясная Поляна", российско-итальянской "Москва-Пенне", обладатель премий журналов "Новый мир" и "Наш современник" - и это всё о нем, писателе Борисе Екимове. Его творчество в современной отечественной литературе стоит особняком - и по темам, и по стилистике, и по узнаваемой интонации. Повесть Бориса Екимова "Осень в Задонье" вошла в финальный список юбилейной "Большой книги". Пишет "Российская Газета".

"Осень в Задонье" - название спокойное, лиричное, хотя события повести достаточно болезненные и драматические. Сейчас принято давать книгам вызывающие, цепляющие, даже эпатирующие названия, Вас эта мода не затронула?

ekimov

Борис Екимов: Мода меня не трогает. Но я понимаю значение названия рассказа ли, повести. Были у меня и такие: "Очередь на тот свет", "Пиночет", "Не надо плакать...". Как уж получится... Главное, все равно в тексте, в слове. Пустоту не приукрасишь. Звонкое название - на два-три абзаца. И - всё. Далее - насильно мил не будешь. Так что дело не в названии. Иногда его подсказывают первые читатели, например, главные редакторы журналов. Этим славился С. Викулов. Порой, у него получалось.

С Вашим "соседом" по финальному списку "Большой книги" Романом Сенчиным мы говорили об одной, совсем утраченной сейчас "функции" литературы - смягчении нравов. Возможно, формулировка воспринимается архаично, и тем не менее. Роман сказал, что ваша повесть как раз и есть попытка смягчения нравов. Когда писали, думали об этом?

Борис Екимов: Конечно, нет. Когда пишешь, то просто пишешь. И сохранение или утрата, как Вы говорите, этой "функции", наверное, определяет принадлежность того ли иного произведения к русской художественной литературе. "... чувства добрые я лирой пробуждал". Но думать об этом и пытаться "вставить" что-либо для "смягчения нравов" бесполезно. Это должно быть где-то там, в душе, в сердце, в уме, но природой заложенное, данное свыше.

"Осень в Задонье" буквально в последние месяцы стала актуальна с неожиданной стороны. Европу наводнили беженцы, благополучные европейцы не знают, как с этим справиться. У нас ситуация, конечно же, иная, масса нюансов, но Ваша повесть тем не менее именно об этом: о своих и пришлых, о столкновении разных если не культур, то менталитета, о попытках ужиться, найти общий язык. Это возможно без агрессии и насилия?

Борис Екимов: Назову распространенные казачьи, донские фамилии: Калмыковы, Ногайцевы, Грузинцевы, Татариновы, Турченковы. Все они слились и даже спаялись в русское племя донских казаков. Это - дело прошлое . А если о более близком, то еще в двадцатом веке новые переселенцы со всех краев на нашей земле жили мирно, соблюдая закон: "В чужой монастырь со своим уставом не ходят". То есть живи по-нашему. И этот закон блюла не милиция, а людское общество: хутор, станица. Укажут, укорят, а если надо ткнут носом. Потом началось "великое переселение" кавказских народов уже гуртом, со своими законами, которых они менять не собирались. Тогда и началось... В двух словах об этом не скажешь. Об этом я немало писал: "Набег", "Пиночет", новомирские очерки и последнее - "Осень в Задонье".

Вы - классический "деревенщик", был такой термин в советские времена, писатель, посвятивший себя исключительно сельским темам. Сейчас литература в основном "городская" - почему?

Борис Екимов: Это всё - милые глупости. Литературоведам да критикам чем-то надо заниматься, вот они и сортировали. Но в прошлом веке, и в самом деле, в литературу приходили сельские уроженцы и жители: Шукшин, Астафьев, Белов, Распутин, Носов... Сейчас в основном литератор пошел городской, московский. В кругах ученых слыхал я, что Ломоносовы теперь в университет не попадут. Наверное, в литературе та же песня.

Порой кажется, что в Ваших книгах есть ностальгия по советским временам, это так?

Борис Екимов: Печаль, тоска?... Не знаю. Читателю виднее. А у меня это - естественное. Потому что прежде в нашем дворе и огороде калитки вели не только на улицу, но и к каждому соседу. Потому что это были близкие люди. В тяжкое время спасались вместе. Теперь везде двухметровые заборы. Да еще и овчарка во дворе. В прежние времена младшие со старшими здоровались и уступали в автобусе место. Многое и много потеряно хорошего в воспитании, в морали. Как об этом не жалеть...

Ваш писательский и человеческий опыт уникален. Живете больше шести десятков лет в одном и том же месте - небольшом городе Калач-на-Дону, пишете о земляках. Герои ваши повестей и рассказов - одни и те же люди, одни и те же типажи, сквозные персонажи. Вам не хочется новых действующих лиц?

Борис Екимов: Про это я иногда слышал, что надо бы мне отразить иное. Но я всегда хотел понять ближнего своего, а понятое и увиденное: людское, земное передать другим. Постараться, чтобы поверили, приняли за свое. Иногда это получалось. "Это я - Махора!...." "Это обо мне, это я так кричала: "Не пущу!..." "Это о моей маме..." Такие слова я читал и слышал не только в нашей стране. Зачем мне от своего добра чужого искать?

Как Вы считаете, им - вашим соседям, прототипам - нужен писатель, им нужна литература? И вообще, как изменились, если изменились, роль и место писателя в современном мире?

Борис Екимов: Если о бывших и уже ушедших соседях и прототипах, то всякое бывало. От равнодушного: "Нехай пишет", до понимающего и даже сострадательного: "Слухала по радио... Про нас пишешь...". Нынче эти люди ушли, но для их детей и внуков остались в светлой памяти. "Дед Петро...", "Человек в шляпе", "Марьяна"... Таких немало. И как оказалось, не только в наших краях. А во дне сегодняшнем, конечно, сложнее. Книги издаются редко. Тиражи мизерные, для меня, помнящего иное, смешные: тысяча - две тысячи экземпляров. В библиотеках - остатки прежних времен, когда обычными были тиражи в сто тысяч. А некоторые рассказы и повести имели тираж до десяти миллионов. Это была настоящая волна, которая прокатывалась по стране. От нее что-то, но осталось. Спасибо, что интернет появился. И хорошим учителям спасибо, хорошим библиотекарям. Вот тебе и "роль и место" писателя в современном мире. И учителя. И книги.

В интервью Вы не раз говорили, что воспринимаете слова о смерти литературы в ХХI веке иронически, но ведь теперь писатели - точно не властители дум?

Борис Екимов: Повторю это и сейчас: художественная литература - носитель, хранитель не только языка своего народа, но его истории, а еще - обычаев, нравов, устоев, т.е. души. Порою уже и страны, и народа нет. А его литература осталась как память жизни. "Властители дум" и в прежние времена были большой и большой редкостью. Оглядываясь и оценивая, кого таким высоким званием можно наградить? Льва Толстого. Хотя сам он от такого звания точно бы открестился. "Русский литератор" - тоже неплохо. Чехов, кажется, так определял себя.

Кого сами сейчас читаете, кто Вам интересен?

Борис Екимов: С годами сужается круг людей близких по возрасту, духу. Ими всё более дорожишь. Так же и с книгами. Прежде читал много. Нынче, в основном перечитываю давно знакомое. Конечно, поэзия: Пушкин, Лермонтов. Тютчев. А далее век двадцатый: Блок, Есенин,Твардовский, Прасолов, Рубцов... Лишь первые строки - глазами, а дальше - памятью, сердцем, душой давно уже принятое, словно своё. Так же и с прозой. "Записки охотника" или "Хаджи-Мурат"- родное. Лесков ли, Гоголь, Чехов, Шукшин... Слава Богу, богаты. Порой случайно вспомнишь и сыщешь в завале книг что-то давнее, вошедшее в память. Перечитаешь, порой не раз и положишь поближе, чтобы вернуться. Нынче - Дерсу Узала и Улукиктан из " Последнего костра " Г. Федосеева. В прошлом году - "Территория" Олега Куваева. Какой там народ могучий! Так что литературой мы не обижены. Есть что почитать.

Когда литература была частью идеологии и строго регулировалась, ее поддерживали на самом высоком уровне, в том числе и материально. Потом ее отпустили в свободное плавание. Для жанровой массовой продукции это нормально, а вот для остросоциальной, некоммерческой, экспериментальной? Государство должно литературе помогать, если должно, то в какой форме? Скажем, еще не завершившийся Год литературы - видите в этом толк?

Борис Екимов: Хорошая, по-настоящему художественная литература "строгому регулированию" государственной власти не подлежит. Ее рождает иное, не больно понятное: талант ли, призыв внутренний, душевный. В природе его копаться бесполезно и не нужно. Принимаем как дар протопопа Аввакума, Толстого, Пушкина, Шолохова, Есенина, Шукшина... Профессия литератора не всегда кормит. Так было. Так есть. Тут лозунги не помогут. Иногда они - словно насмешка. Такие как "Год литературы - 2015". Тиражи книг и журналов стремятся к нулю. Оплата копеечная или вовсе отсутствует. Это продолжается двадцать ли , тридцать лет. В нашей области, в честь "года литературы", еще в прошлом году, предваряя "праздник", прекратили и прежде невеликое финансирование книгоиздания. И на три года вперед в бюджете области поставили в этой графе цифру ноль. Скучно об этом говорить. А кого-то обличать тем более. Просто такие времена. Но жизнь продолжается. И мне бы хотелось, чтобы вместо писательских интервью, от которых одна головная боль, газеты, в том числе и "Российская", печатали бы рассказы, а то и повести с продолжением. Такое было. Без объявления "Года литературы".

  • Расскажите об этом своим друзьям!