Короткие встречи |
30 Июня 2011 г. |
«В течение тысяч лет, а может быть, и сотен тысяч лет, прошедших со времени появления на земле удивительного существа, называемого человеком, мерилом скорости была скорость бегущей лошади, катящегося колеса, корабля, идущего на вёслах или под парусами. Всё это время мировая история не приводила к сколько-нибудь значительному ускорению ритма движения. Войска Наполеона не наступали стремительнее, чем орды Чингисхана; корветы Нельсона пересекали моря лишь немногим быстрее, чем пиратские ладьи викингов или галёры финикийцев. Гёте в 18 столетии путешествовал почти с таким же комфортом и с такой же скоростью, что и апостол Павел в начале первого тысячелетия. Но уже в 19 веке железные дороги и пароходы свели к одному дню многодневные путешествия прошлого, превратили в минуты бесконечные часы, проводимые доселе в пути». Это начало 20 века – размышления австрийского писателя Стефана Цвейга. В начале следующего столетия никого не удивляют сумасшедшие скорости при передаче информации – все эти гига и мегабайты. Но наши бренные тела так и не научились телепортироваться из одной точки мира в другую. Конечно, можно лететь самолётом. Преимущества этого вида перемещения в пространстве неоспоримы. Но и риск очевиден. Поэтому, выбирая, на чём ехать в отпуск по родной стране, я предпочла железную дорогу. Вот только Цвейг-то жил в Европе, а я – почти в шести тысячах километров от цели путешествия – Санкт-Петербурга. Так что «превратить в минуты бесконечные часы, проводимые в пути», нам не судьба. Без малого четверо суток нашим домом будет вагон фирменного поезда «Байкал». Отважная путешественница Андреа Кларк Вагончик тронется… Ещё до посадки, пробираясь на перроне сквозь толпу ребят в военной форме, я почувствовала тревогу. Как-то оно будет – путешествовать в такой компании? Но уплыл перрон вместе с провожающими, и скоро я поняла, что новобранцы, такие притихшие и серьёзные, опасаются не меньше моего. Поедая припасённые мною в дорогу пирожки с мясом, они рассказывали о себе. Николай, крупный и сильный парень из Кутулика, принялся звонить домой по мобильнику. Он просил родных, когда поезд будет проезжать посёлок, выйти к переезду. Скорый поезд не останавливается на станции, но ему хотелось напоследок увидеть родных. Кутулик проезжали уже в сумерках. Коля припал к стеклу. Я тоже посмотрела: на пригорке стояла большая бурятская семья, человек десять. Они трогательно махали руками, вглядываясь в пролетающие мимо вагоны. Вряд ли они видели парня. А он всё смотрел и смотрел в окно, прижимая к уху телефон. А потом лёг и проспал до обеда следующего дня. К моей радости призывники оказались очень неплохими ребятами с нормальными взглядами на жизнь. В армию особо не рвались, но и косить от неё не собирались. Время от времени по вагону проходил молодой и суровый лейтенант, проверяя, не нарушает ли кто из новобранцев сухой закон. Прощаясь в Новосибирске, парни выложили «боеприпасы» – конфеты и апельсины – в количестве, которым до Питера кормилось полвагона. Вагончик тронется... Большие надежды В нашем молодёжном по составу плацкартном вагоне скоро установилась лёгкая и дружеская атмосфера, по большей части благодаря Сане. Он ехал из Абакана строить газовый объект под Выборгом. – В Абакане зарплата в 10 000 – это деньги. А там мне обещают… – Санёк мечтательно вздохнул. – Но и попариться придётся: по 12 часов без выходных. – И надолго тебя хватит? – заинтересовался практичный Костя из села под Иркутском, который твёрдо знал, чего он хочет от Питера: жену с квартирой и работу менеджера в фирме «Адидас». – Не знаю, – отвечал беспечный Санёк, потягивая пиво. – Поживём, увидим. Хоть мир посмотрю. За окном меж тем пролетали наводящие тоску пейзажи: то обгорелые сосенки, то полуразрушенные постройки. Бодрый вид имели лишь железнодорожные станции. Особенно поразила станция Калачинская под Омском. «Петергоф какой-то», – фыркнул Санька, дивясь на подстриженные в форме шара кусты. Новый продукт На станции Балезино притомившихся путешественников встречали как родных. Народ вынес всё, чем богата провинция. Раньше, помнится, продавали всё больше картошку, малосольные огурцы да яички. Теперь цивилизация охватила и Балезино. Принесли сомнительный общепит, закатанный в полиэтилен. Пассажиры опасливо косились на провизию, несмотря на дорожную тоску стаканчиков с сухим картофельным пюре и народной едой – лапшой «Доширак». Ещё городок оказался богат спиртным местного разлива: в сумках переливалась в лучах заходящего солнца непонятная жидкость: бальзамы и настойки, как уверяли балезинцы. Несмотря на извечную российскую жажду, мало кто рискнул купить местную продукцию. Не теряя присутствия духа, жители упаковали сумки и приготовились встречать следующий состав. Вокруг вертелись собаки одной как на подбор масти, надеясь, похоже, поживиться нераспроданным продуктом. «Нет у нас работы, – поделилась местная женщина, – на «железку» не пробиться, берут только родню. А так, сторожем, копейки зарабатываю. Детей чем-то надо кормить». Звенели колёса, летели вагоны И снова замелькали «забытые богом российские вёрсты». Местность порой вполне могла бы служить декорацией для съёмок «Сталкера-2»: какие-то непонятного происхождения руины не то заводов, не то железнодорожных построек. Почему их никто не разбирает? Впрочем, и так понятно – это в Москве земля дорогая, а у нас по России вон её сколько – заброшенной, невспаханной. Изредка порадует сердце трудолюбивый трактор или стадо коров, а так – ощущение, что жизнь покинула эти просторы, народ сгинул или пошёл искать лучшей доли в других местах. Откроешь газету – и впрямь, пустеет российская глубинка. Амбициозная молодёжь уезжает в надежде прорваться в столицы, остальные тянут, кто как может, лямку трудной и бесперспективной жизни. Кировчане, например, спешат к поезду с игрушками местного производства. Зарплату ими выдают, что-ли? Или остались все эти немыслимые плюшевые монстры от крутых 90-х? Пассажиры лениво их разглядывают, но детские руки так и тянутся прижать к сердцу незадачливого медведя или фиолетового зайца – ведь у каждого из них должен быть любящий хозяин. Продавцы довольны, дети счастливы. Сосед по плацкарту возвращается из вагона-ресторана ошарашенный стоимостью обеда: «Ещё один заход – и можно было бы лететь самолётом!» Санька хохочет и достаёт пластиковый контейнер лапши, третий за день. «Санёк, плохо не будет?» – заботливо спрашивает Светлана. Свету недавно сократили на работе, и она решила начать борьбу с жизненными невзгодами, поехав в Питер – всего лишь на пять дней! Всё просчитано и продумано до мелочей: сколько и на что потратить. «Нужно поверить в себя, стряхнуть тоску, тогда всё получится», – надеется она. Александр доел лапшу и сидит бледный. Потом с напряжённой спиной удаляется в сторону туалета. Немного «крейзи» На второй день я замечаю в нашем вагоне странную молодую женщину. Она улыбается, кивает, но в разговоры не вступает. Оказывается, Андреа Кларк – из Канады. Она любит путешествовать по миру, знает европейские языки, но совсем не знает русского. И рискует так отправляться в путь! На вопрос, не боится ли она, Андреа улыбается: «Страшно в Южной Америке. А здесь милые люди, впрочем, Россия немножко «крэйзи», Индия тоже «крэйзи», но очень интересно!» Сама Андреа живёт на севере Канады в городке White Horse – Белая Лошадь. Работает в колледже. Андреа объездила уже 30 стран, она не замужем, и ничто не мешает ей удовлетворять своё любопытство. Андреа жалеет, что русские не учат английский язык, поэтому с ними трудно общаться. Её интересует обыденная жизнь россиян. Удивляется, как много у нас пьют пива. Саня тут же наливает из двухлитровой бутылки стакан и протягивает его мисс Кларк. Дама вежливо пригубливает, смеётся и отодвигает гремучую смесь. Дремал разночинный народ Попутчики мои – сплошь интересные люди. Этакий срез народной жизни. Сергея я сразу про себя окрестила вологодским валенком, поскольку он подсел к нам в Вологде. Непонятного возраста, с по-деревенски запущенной шевелюрой, молчаливый. Сомнение посетило меня, когда я увидела дорогой нетбук. Молодежь-то вся едет с гаджетами, электронными книжками и ноутбуками. Но с Сергеем это как-то не монтировалось. Оказалось – работает помощником капитана в торговом флоте, видел мир, по всем вопросам современной жизни имеет чёткое мнение. В Вологде у него пересадка с поезда из Архангельска. За плечами полгода в море, едет домой, в отпуск. С верхней боковой полки свешивает голову Караматулло. Он таджик, живёт с семьёй в Новосибирске в собственном доме. Всё с точностью до наоборот – Караматулло работает строителем, но смотрится профессором без галстука. Он дружелюбен, но очень сдержан, цитирует восточных философов и Льва Толстого. Цитаты у него хранятся в СМС-памяти мобильного телефона. Чистый, без акцента, русский язык. Контраст представляет мальчик лет 16, который едет с родины к отцу, знакомому Караматулло. Выросший в 2000-ые в таджикской глубинке, он плохо понимает по-русски, и вообще малообразован. Зато очень приветлив и готов всем помочь. Видно, что мальчик живёт в большой семье – он так и рвётся пообщаться с малышами, носящимися по вагону. Язык не повернётся называть его презрительным словом «хачик», таким общеупотребительным по отношению к выходцам с Кавказа и Средней Азии даже в столичном Петербурге. Кстати, «хачик» по-армянски – «мальчик». Осталось немного Всё ближе Питер, всё труднее переносить вагонное заточение. К чести ВСЖД, наш поезд – практически образцовый. Главное – в плацкартном вагоне тоже работает кондиционер. Наши проводницы, студентки ИрГУПСа Яна и Снежана, честно пылесосят полы и протирают поручни. Приятно видеть их бодрые и дружелюбные лица. Поэтому в Петербурге тепло прощаемся. Перрон Ладожского вокзала слегка покачивается: четыре ночи в поезде даром не прошли. Минут двадцать в метро, сорок – на маршрутке – привет, Кронштадт! Но об этом – в следующий раз.
|
|