НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Калейдоскоп памяти

22 Июля 2011 г.

alt

 

Наша память хранит то, что давно ушло, будь то какое-то событие, человек или просто песня. Ведь песня тоже оставляет след, иногда на всю жизнь. Всплывает порой в памяти забытая мелодия, и пахнёт на тебя вдруг тем неповторимым, давно ушедшим, и растревожит душу.

В ту памятную осень сорок четвёртого, стояли ещё по-летнему тёплые вечера. Но темнело уже рано. И когда я вышел из душной деревенской избы, темнота окутала меня сразу. Но скоро глаза привыкли, и на фоне неба стали вырисовываться верхушки берёз. Виднелись они и на противоположном берегу реки. В самой же деревне ни деревьев ни садов не было, их вырубили крестьяне ещё в начале войны на дрова, опасаясь холодной зимы.

Неожиданно на краю деревни послышалась песня. Она всё нарастала, а потом оборвалась, но лишь затем, чтобы подняться с новой силой. Песня тревожила даже меня, пацана, сливаясь с деревенским раздольем, песня была необычайной красоты: «Вьётся в тесной печурке огонь...» Особенно выделялись голоса девчат. Им подыгрывала гармонь. Она то захлебывалась мелодией, то, рассыпав невидимый бисер звуков, замолкала. Играл кто-то умело, с душой!

Может, потому, что в четырнадцать лет всё неизвестное манит, я пошёл на звуки песни. Голоса вдруг стихли, но гармонь еле слышно ещё выводила мелодию. Иногда вспыхивал огонек папиросы, на мгновенье освещая лица сидящих. И тогда становилось видно, что курят мальчишки мои сверстники, явно чувствуя себя мужчинами в этой девичьей компании. Да, в деревне сорок четвёртого парней не было — лишь старики да подростки. Тогда спать ложились все рано, только девчата по довоенной привычке собирались по вечерам, хотя веселья особого уже не было. Но песни по-прежнему жили. Вот опять кто-то закурил, осветив копну белокурых волос. Они низко спадали на лоб, почти закрывая лицо, склонённое над гармошкой. Парень выглядел старше всех остальных. Я видел его впервые, хотя жил в деревне с начала лета. Подсев к девчатам я спросил: «Кто такой?»

– Да Пётр наш, недавно с фронта вернулся. Контуженный, и с ногой что-то... Не пошёл сегодня к своей солдатке.

А гармонь снова звучала: «Шумел камыш, деревья гнулись, а ночка темная была...»

Потом, уже взрослым, я узнал‚что эта песня была запрещена. Наверное потому, что после ночи трава помятая была... Такова была наша идеология.

Пела дивчина, на вид такая дробненькая, а голос сильный, грудной. В лесу не заблудится: рванёт песню — дома услышат! От неё я потом узнал, что солдаткой тут называют молодую женщину из соседней деревни. Муж её погиб в начале войны. Осталась она одна с двумя детьми. К ней то и похаживал наш гармонист.

Свои, деревенские, считали Петра «конченым» человеком. Старухи при встрече с ним чуть ли не голосили, глядя на его трясущуюся голову, мол «пропал парень, загубила война проклятая». Девчата вздыхали, провожая его взглядами, полными жалости и досады. Парень-то видный, десятилетку окончил...

После таких встреч гармонист надолго исчезал из деревни. А возвращался всегда пьяным. Девчата грустили по вечерам без гармониста.

Как-то увидел я Петра на реке, ловил он рыбу необычным способом — вилкой, привязанной к длинной палке. Он, как копьём, поддевал рыбку и бросал её в траву, там уже билось несколько крупных рыбёшек. Мы молча кивнули друг другу. Потом я сломал гибкий прутик и по его просьбе нанизывал рыбу сквозь жабры. «Не боишься, москвич? — спросил он. – Ну так теперь неси её домой, пусть мамка поджарит!»

Утро выдалось пасмурное. Моросил дождь. Но к полудню ветер разогнал тучи, из-за облаков проглядывало солнце. Мне хотелось помочь хозяйской бабушке убрать выкопанную картошку. По такой погоде работать было приятно. Земля была мягкая и отдавала теплом. Почва была песчаная, борозды уходили вниз к реке. Картошка здесь родится белая, рассыпчатая.

От непривычной работы устала моя детская спина. Я разогнулся и увидел на другом конце поля знакомую фигуру Петра-гармониста, он тоже помогал матери убирать урожай.

С Петром мы подружились. Он мне как бы отца заменял, а больше напоминал. Иногда нам удавалось вырваться из деревенского плена, побродить по лесу, где было изобилие грибов, птичьих гнёзд.

Как то мы набрели на небольшую деревушку. В ней было холодно и неуютно. Мне захотелось домой. А он вдруг сказал: «Помню, наша часть стояла на высоком берегу Истры. Фашисты рвались к Волоколамску. Уже выпал снег, а в лесу все ещё пахло рыжиками, не верилось, что рядом фронт, война, льётся кровь».

Смотрел я на него и вспоминал свой дом, квартиру в Москве, свой двор, где бегали босиком... Пётр молчал, видимо воскрешал в памяти те тяжёлые дни боёв, где получил раны.

Так летели недели, месяцы, из которых, как дом из кубиков, складывались годы. Скоро пришёл конец войне. И мама, и я с младшей сестрой вернулись домой, хотя дома нашего уже не было — его разбомбили немцы. Всю нашу знаменитую Красную Пресню бомбили усиленно — это рабочий район столицы с заводами и фабриками, которые в годы войны работали на оборону.

За окном тёплый дождь. Дома тихо. Теперь у нас иркутская прописка. Я люблю в сумерках посидеть, не зажигая света, и вспоминать, вспоминать. Вот и сегодня воспоминания, как стеклышки калейдоскопа, то сходятся в одной точке, то разбегаются ,вырисовывая причудливые узоры из картинок прошлого...

  • Расскажите об этом своим друзьям!