Как адаптироваться к режиму |
27 Августа 2015 г. |
В разгар брежневского застоя Булат Окуджава написал стихи, начинавшиеся такой строфой: "Римская империя времени упадка сохраняла видимость твердого порядка: Цезарь был на месте, соратники рядом, жизнь была прекрасна, судя по докладам". Опубликовать такое поэт, конечно, не мог, поскольку партократы отлично понимали, что это за империя, где жизнь прекрасна лишь на страницах толстых докладов. Сегодня мы вновь вошли в эпоху, когда и Цезарь на месте, и соратники рядом, и доклады пишутся — однако страна довольно быстро деградирует, что видно большинству непредвзятых наблюдателей. Нынешняя ситуация отличается от брежневской тем, что у некоторых россиян появилась возможность уехать за рубеж. Но основная масса, конечно, останется и будет как-то адаптироваться к следующим пятнадцати годам путинского правления. В советское время вариантов адаптации было несколько. Молодых людей, не знавших еще о будущей Перестройке и полагавших, будто 70-е затянутся лет эдак на пятьдесят, можно было разделить на четыре основных группы: активисты, циники, эскаписты и политизированные. Активисты формально принимали систему, соблюдали все ее ритуалы, вступали в КПСС и готовились сделать карьеру, играя по заданным сверху правилам. Не обязательно это были карьеристы в плохом смысле слова — некоторые действительно хотели стать хорошими профессионалами и ради этого на многое закрывали глаза. Циники тоже жили двойной жизнью, однако не ставили высоких целей, ее оправдывавших. Они ни к чему не относились всерьез, жили сегодняшним днем, усиленно потребляли водочку, травили политические анекдоты и стебались над системой в той мере, в какой это было безопасно. Эскаписты старались двойной жизнью не жить и максимально уходили в себя, минимизируя контакты с системой. Они учились существовать скромно, придумывая себе разнообразные хобби. Стране от них пользы не было практически никакой, зато эскаписты могли считать себя честными людьми. Политизированные же стремились быть и честными, и активными. В той или иной мере они советскую систему принимали, верили в будущий коммунизм или хотя бы в то, что наши несовершенства оправдывают великие цели. Однако, по мере обретения информации, им было все труднее не превращаться в циников. Сегодняшним молодым людям придется адаптироваться к застою примерно таким же образом. Но при этом значение отдельных групп будет, скорее всего, иным. Стать активистом в путинской России проще, чем в брежневском СССР. Молодой человек меньше обременен ритуальными обязательствами. Можно не вступать в "Единую Россию", не ходить в церковь, воздерживаться от славословий в адрес вождя, работать в частном секторе и ограничивать свои контакты с государством предоставлением взяток чиновникам — но при этом проявлять определенную общественную активность (только, конечно, не в сферах, связанных с политикой). Эскапистов, напротив, будет меньше, чем в СССР. Конечно, множеству людей авторитарная система мешает самореализоваться. Они обречены либо эмигрировать (что непросто), либо забиваться в "норку". Более того, в отличие от брежневских времен, сегодня система создает благоприятные условия для развития эскапизма. Вместо трех унылых телепрограмм – огромный выбор сериалов, ток-шоу, спортивных соревнований. Вместо голых прилавков – изобилие торгово-развлекательных комплексов. Вместо "железного занавеса" – возможность хоть изредка прорываться в иную жизнь. Однако в СССР многие становились эскапистами не из-за личной склонности, а потому что система не оставляла ниш, где можно было бы развиваться, не идя на сделку с совестью. Сейчас таких ниш все же достаточно много, поэтому "эскаписты поневоле" будут в путинской России не столь характерным явлением, как в брежневском СССР. Политизированных, конечно, стало намного больше. Коммунистическая идеология брежневских времен была практически мертва. В нее не верили даже сами пропагандисты. Консерватизм партийной геронтократии оставался непрошибаемым, поэтому не предпринималось никаких политтехнологических усилий хотя бы для манипулирования сознанием советской молодежи. Догмы подавались "на стол" населению в совершенно несъедобном виде, а потому у интеллектуалов вызывали, как правило, смех или желание заткнуть уши. Политизированный молодой человек должен был каким-то образом сам найти объяснение, чем для него привлекательны коммунизм, Советский Союз или международное рабочее движение. Сегодня мы находимся в стадии формирования идеологии путинского режима. Ее конструируют профессионально, причем за большие деньги. В пыльные советские архивы не лезут, а учатся по хорошим американским учебникам. В том числе — антиамериканизму. И надо признать, что некоторые идеи срабатывают неплохо. Маленький Крым сплотил нынешних россиян сильнее, чем сплачивала советский народ вся мировая соцсистема, контролируемая из Москвы. А раздутая телевидением американская угроза воспринимается многими всерьез, поскольку правители США за последние годы таких дров по миру наломали, что превратили свою страну в жупел, которым легко пугать обывателя. Впрочем, у идеологии есть серьезная проблема. Она строится исключительно на негативе, на страхах перед Америкой, "Гейропой", агентами, педофилами, майданами, правосеками и рижскими шпротами, угрожающими нашим головам, сердцам, желудкам и тем частям тела, которые в печати называть запрещено. В отличие от нынешней идеологии, коммунизм на заре своего существования обещал людям светлое будущее и лишь к 1970-м превратился в пустую трепотню. Позитивной идеологии, рисующей обществу перспективы, хватает обычно на пару поколений. Негативная же идеология молодым гражданам надоест примерно так же быстро, как надоедает старая мода или квартира, в которой давно не делали ремонт. Если кремлевские политтехнологии не смогут регулярно преподносить обществу сюрпризы типа крымских (причем не тиражируя бесконечно воссоединение с родиной, а придумывая новые неожиданные повороты), политизированные молодые люди станут превращаться в циников. Конечно, циников у нас и сейчас хватает, о чем свидетельствует, в частности, энергичное потребление алкогольных напитков, позволяющих скрасить расхождение больших надежд с унылой реальностью. Но все же пока еще вместо того, чтобы сидеть за бутылкой и брюзжать, человек может заняться делом, работая с увлечением на систему или на себя. Если идеология сведется к унылым ритуалам, сократится число политизированных. Если бизнес, образование и культуру захлестнет бюрократическая волна, станет меньше активистов. Если государство захлопнет ниши, в которых пока пристроились эскаписты, то даже им придется переквалифицироваться в циников. И тогда многомиллионная масса молодежи станет за бутылочкой травить анекдоты про вождя, предпочитая жить по привычным советским принципам: "Что бы ни делать, лишь бы ничего не делать"; "Тащи с работы каждый гвоздь, ведь ты хозяин, а не гость"; "Вы делаете вид, что нам платите, мы делаем вид, что работаем" и т.д. Пока в подобную печальную перспективу верится с трудом. Но многие ли лет десять назад представляли будущую Россию такой, какой она стала сегодня?
|
|