"Джейн Эйр" спели в "Московской оперетте" |
Валерий Кичин,"Российская Газета" |
16 Сентября 2014 г. |
[sigplus] Критическая ошибка: Папка галереи изображений TXTS/2014/16-09-jane_eyre как ожидается будет относительно пути базовой папки изображений, указанной в панели управления. Жертвенная любовь, злобная месть, готика с тайнами, зловещий хохот под сводами замка; разнохарактерные музыкальные номера разбавляют густой раствор мелодрамы - идет новый музыкальный спектакль по роману "Джейн Эйр". Им "Московская оперетта" открыла сезон, который в столице обещает быть урожайным на мюзиклы и предложить нам еще много сюрпризов, рассказывает «Российская Газета». "Джейн Эйр" написал композитор Ким Брейтбург на стихотворное либретто Карена Кавалеряна. Перевести прозу в стихи - мысль счастливая: стихи очищают фабулу от бытового мусора, делают сюжет пунктирным и добавляют ту меру условности, которая только и может убедительно перевести серьезный и подробный роман в компактное действо музыкального шоу. История сиротки Джейн, чистой душою и помыслами, но травимой злобной теткой и ее дочками, напоминает историю Золушки - к музыкальной сказке и дрейфует спектакль, обрастая все новыми сказочными параллелями. Тетка с дочками станут гротескными исчадиями ада из мультфильма, а суровый дом Рочестера превратится в подобие таинственного замка Чудовища, где Красавицу встречает поющая и танцующая челядь. Знакомые сюжетные тропы и обкатанные приемы, конечно, уводят нас совсем далеко от романа - но мюзикл не книжная иллюстрация, у него свои цели. Зато эти тропы - знакомые вешки на незнакомом пути: мы шагаем по ним уверенно и, помня законы жанра, заранее знаем, что бедняжке Джейн придется хлебнуть всякого, но кончится все непременно свадьбой. Именно в переводе сентиментально-фундаментального романа в регистр легкой сказки, напоминающей все подобные сюжетные схемы сразу, более всего успешна режиссер спектакля Алина Чевик: шоу мчится как по накатанной колее - непринужденно и резво. {gallery}TXTS/2014/16-09-jane_eyre{/gallery} По тем же принципам строит свою музыкальную конструкцию композитор: не претендуя на оригинальность, пользуется мелодическими оборотами, которые "на слуху". Уже короткое вступление отсылает нас к "большому бродвейскому стилю": в его полнозвучном чувственном разливе угадываются контуры типовых увертюр к любому из голливудских мюзиклов. В первой же сцене с выпускницами школы ("Как-то незаметно пролетели золотые школьные деньки") отчетливо слышны отзвуки бодрых пионерских песен. Есть лукавые мелодические ходы из "Обыкновенного чуда" Гладкова, прошелестят тени патетических советских шлягеров - зрители могут опереться на эти узнаваемые звучания и с помощью этих подпорок без труда двигаться по знакомому-незнакомому сюжету, впитывать эту где-то слышанную, и все-таки новую музыку. А шоу интригует: то подпустит мистики, то, следуя роману, в последний миг отодвинет уже совсем нахлынувшее было счастье - так из горла Каштанки вытаскивали обратно кусочек мяса на ниточке. Авторы умело и эффективно дирижируют зрительскими эмоциями, не давая заскучать и не перегружая ничем непривычным - как и положено в "легком жанре", пусть даже взявшем столь серьезную ноту. В единый вихревой поток спектакль скрепляет прием, найденный сценографом Вячеславом Окуневым и ставший возможным благодаря технологиям, которые были опробованы театром еще в "Орфее в аду", - динамичным, "живым" виртуальным декорациям. Мы листаем страницы книги, которую будут писать на наших глазах: невидимый карандаш нарисует контуры школы, дороги, замка, собора, в который можно войти и оказаться у алтаря - рисунок предстанет во плоти, в движении и музыке. Меж деревьями сада порхают настоящие птицы, и театральная сцена уже мало отличается от кино. Что обусловит совсем другие ритмы: томительные паузы для смены декораций сменил почти кинематографический монтаж. В роли Рочестера обаятельно ироничен Игорь Балалаев. У него за плечами серьезная драматическая школа, и он привносит в мюзикл толику психологизма. Тем более, что здесь в дело вступает еще одна ассоциация, облегчающая знакомство с персонажем: в облике и манере Рочестера читаются контуры Хиггинса из "Моей прекрасной леди". Джейн Эйр в этот вечер играла принятая в труппу студентка РАТИ (курс Дмитрия Бертмана) Ольга Козлова. Для ее героини не придумано особых примет, и эта Золушка так и не примерит бальное платье, но ей придан - обдуманно или безотчетно - облик Мэри Поппинс, только еще начинающей и робкой. Дочки злобной тетки (Вита Пестова и Марина Торхова) неотличимы от злобных сестричек из "Золушки", разве что поют не из Россини. Ну, а в роли крошки Адель, воспитанницы Рочестера, Василиса Ерициди, к восторгу публики, сразу перетянула на себя все одеяла. В любом другом жанре это стало бы криминалом - но не здесь, где что ни выход, включая бессловесных поваров, то бенефис. Самое удивительно, что все эти заимствования, созвучия и едва ли не цитаты в музыке и в режиссуре не вызывают отторжения. Как зритель, я скорее им благодарен: эта коллажность спектакля парадоксальным образом придает музыкальному дайджесту цельность и динамизм. А то, что вместо дотошного "прочтения" романа зрителю без затей предложен путь, что протоптанней и легче, зато предельно эффектный и необременительный, делает шоу неплохим развлечением, что и требуется в стенах оперетты. После спектакля хочется перечитать полузабытый роман на вечную тему о женщине в поисках счастья - по-моему, это лучшее из всех послевкусий.
Тэги: |
|