"Мечты — мои союзники"

Питерский журналист и писатель Олег Сердобольский не только почти 50 лет трудится журналистом и носит звание "тассовец", но и пишет трогательные и искренние стихи для детей. В мае он отметил свой 70-летний юбилей, который, по признанию журналиста, "свалился на голову как откровение и стал для него серьезным испытанием". В интервью "Росбалту" автор множества книг, лауреат нескольких премий, в том числе обладатель "Золотого пера" Олег Сердобольский рассказал о нравственных принципах журналистки, почему на протяжении пяти десятков лет предан одной редакции, и как рождаются стихи для детей.

— Олег Михайлович, расскажите, пожалуйста, как вы отметили свой юбилей.

— Юбилей оказался очень необычным, странным, непредсказуемым и замечательным. В редакции мне предложили его отметить нетрадиционно: сделать "репортерский марафон длиною в жизнь". Мои коллеги и даже студенты журфака СПбГУ задавали мне вопросы, а я несколько часов отдувался, отвечая на них. Пришли мои друзья из газет, журналов, артисты, музыканты. Все это было заснято на видео, и получилась история одного человека, у которого две семьи: одна в редакции, а вторая — дома.

Отвечая на некоторые вопросы, приходилось копаться в памяти. Я вспомнил несколько историй, когда, казалось бы, рядовая информация вызвала множество окликов.

— А можете сейчас вспомнить ситуацию, когда ваши не примечательные на первый взгляд заметки вызвали широкий резонанс?

— Много откликов в зарубежной прессе имела, например, моя информация о возвращении Федору Ивановичу Шаляпину звания народного артиста РСФСР, которого наш певец был первым удостоен, а затем лишен из-за решения навсегда покинуть страну. В 1991-м ему это звание было возвращено, и это означало, что руководство страны начинает мыслить по-новому. За несколькими строчками тассовской информации "прочитывалась" перспектива важных перемен в жизни страны.

Или еще пример. Однажды, в начале 90-х, я участвовал в губернаторском объезде учреждений культуры. И губернатор Владимир Яковлев обронил фразу, что обдумывает сейчас вопрос об установке в Петербурге памятника журналистам. Моя информация об этом вызвала массу всевозможных комментариев. Во-первых, у журналистов появился повод взглянуть на себя со стороны. Во-вторых, городская власть такой инициативой обозначила свое отношение к работникам СМИ. В-третьих, возник вопрос: а что же это должен быть за памятник? Предположения были от серьезных до анекдотичных. И наконец — действительно ли городу нужен такой монумент? Было много материалов со ссылкой на ТАСС с этим высказыванием руководителя города.

— Вы работаете в ИТАР-ТАСС с 1966 года. Столько всего изменилось за это время. Не многие журналисты могут похвастаться таким постоянством. Неужели вас все эти годы все устраивало, и не хотелось уйти?

— В журналистике нет двух одинаковых биографий, и у меня тоже такой вот свой путь. Никогда не думал, что 49-й год буду здесь работать, но и не жалею, что так получилось. За это время сменилось уже три или четыре поколения журналистов, но есть какой-то замечательный здоровый ген, который объединяет нас всех. И сейчас, окруженный молодыми коллегами, я чувствую себя их родственником. Хотя соблазнов было много. Например, в начале 90-х мы с моим сокурсником Юрием Шнитниковым входили в команду, решившую возродить на новом этапе некогда очень популярную дореволюционную газету "Нива". Но все лопнуло, потому что это время было началом очень серьезных процессов в журналистике, и нам не хватило опыта и ресурсов. Меня не раз приглашали в разные издания — в "Советскую культуру", "Литературную газету", "Санкт-Петербургские ведомости", — но я поступал по принципу "от добра добра не ищут", и остался тассовцем. Это не помешало мне, занимаясь репортерским делом, написать полтора десятка книг. Причем одна из них сложилась из газетных материалов. Я имею в виду книгу "Автограф в антракте", которая имела хороший резонанс.

— Если вспомнить становление российской журналистки, то газеты и журналы изначально несли в том числе и образовательную функцию и выпускались талантливейшими людьми, светилами своего времени. О современных СМИ сказать такое сложно. У нас нет знаковых личностей, которые несли какие-то высокие мысли до читателей...

— Не соглашусь с этим мнением. У меня есть множество примеров, когда мои умные и талантливые коллеги замечательно передают нюансы своего взгляда на проблему, показывают то или иное явление в контексте нашей культурной жизни. Если же говорить об "образовательной функции" журналистики, то даже в маленькую информацию можно при желании вложить познавательный заряд. К какой бы новости ты ни обратился, всегда можно углубиться в тему и просветить читателя.

— А если брать не культурную, а общественно-политическую журналистику? Вам не кажется, что читателю не хочется образовываться за счет СМИ? Ему куда интереснее скандалы, "желтизна"...

— Мое мнение по этому поводу далеко от оптимизма: если для журналистики советских времен был очень важен нравственный пример, то теперь мы имеем дело с ситуацией, когда слово, как ни горько это сознавать, стало продажным. Продажность заключается в том, что чем скандальней, чем сенсационнее материал, тем дороже он стоит на информационном рынке. И журналистка в этих условиях нередко становится своего рода сферой бизнеса. Появились издания, которые, с одной стороны, развращают читателя обывательским содержанием, а с другой — сами опускаются до тех приемов, которые к настоящей журналистике не должны иметь отношения.

— Но информации слишком много, и конкуренция слишком велика. Может, это начало конца "настоящей журналистки"? Сейчас же даже блогеров приравняли к СМИ. Получается, что профессия журналиста как таковая отмирает, поскольку нести информацию сегодня может каждый.

— Журналистика, думаю, не отомрет, но она должна пройти очень суровый период пересмотра принципов своей работы. Наверное, в ближайшие десятилетия наметятся тенденции, которые откроют в журналистике новое дыхание. Главное, мне кажется, в центре журналистики всегда будет герой — человек крупным планом. Причем не тот идиот, который на спор прыгнул в бассейн с белыми медведями, а человек, который совершил общественно важный поступок, что-то открыл, подал в сложных обстоятельствах пример нравственного поведения. Если мы не сойдем с ума, то обязательно руководить людьми будут жизнеутверждающие принципы.

— Вы считаете, что журналистика — это призвание?

— В эту профессию люди приходят с разными намерениями. Например, путь Невзорова (Александр Глебович, в прошлом — репортер, в дальнейшем — депутат Госдумы, сейчас публицист, — прим. "Росбалта") в журналистике — это трамплин, который вывел его в совершенно другую сферу. А кто-то через журналистику открыл свое бизнес-дело, кто-то ушел в политику, кто-то превратил эту профессию в кормушку и использует ее в своих корыстных целях. Но все-таки погоду в журналистике делают люди с призванием. Правда, надо учитывать, что в нашей сфере есть, к сожалению, и журналисты с мощным отрицательным обаянием, чей дар направлен не на созидание, а на разрушение. Константин Райкин как-то с горечью сказал: "Я не против театральной критики. Но я против критики, после прочтения которой хочется повеситься". Наша профессия состоит из каждодневных поступков. Ты не просто пописываешь, а отвечаешь за каждую свою публикацию, за каждое слово. Отвечаешь по-настоящему и прежде всего — перед собой.

— Перейдем от вашей журналистской деятельности к писательской. Очень хочется узнать, как вы начали писать стихи для детей.

— Люди так легко произносят слова "писатель", "поэт"! Я в творческих союзах не состою, а поэт — это вообще очень серьезное звание и предназначение.

— Может, тогда, сочинитель?

— Дело не в профессиональной классификации, а в том, что стихи действительно пишутся. Начал я со взрослых книжек, у меня есть два поэтических сборника — "Падающее яблоко" и "Меж бездной земной и небесной". А детские стихи рождаются потому, что я окружен большим семейством любознательных, веселых, родных и любимых потомков. И они самим фактом своего существовании дают мне радость что-то для них делать. Когда дочки были маленькими, им захотелось, чтобы я сочинил какие-нибудь новые считалки, "ну хотя бы серобуромалиновые". Так сочинилась книжка "Разноцветные считалки". Сейчас это уже музыкальный цикл, к изданию готовится сборник. На мои детские стихи петербургские композиторы написали уже больше 150 песен. Очень забавно наблюдать, как дети воспринимают эти песни и как они их поют. Если взрослый критик может так расставить слова, что не сразу поймешь, что он имел в виду, то у детей все написано на лице.

— Дети — требовательный читатель? Для кого сложнее писать — для взрослых или для детей?

— Это нельзя даже сравнивать. "Взрослая" поэзия — это опыт, серьезное размышление о жизни, а детская — это сплошная радость, состоящая из глаголов — пенящихся, прыгающих, ликующих и летающих глаголов. Причем, никогда не замечаешь, как пишутся детские стихи. Они всегда застают врасплох...

— Вы родились не в Петербурге, но большая часть вашей жизни связана именно с этим городом. Для вас Петербург особенный по своей атмосфере?

— Я считаю себя настоящим петербуржцем. Постоянно здесь живу здесь со студенческих лет — с 1961 года. Просто мама моя, коренная ленинградка, закончив пединститут, уехала по распределению во Владивосток, и там нашла моего папу. Это случилось перед самой войной. А потом мы приехали сюда, и вся моя взрослая жизнь теперь связана с этим удивительным городом, где даже самая скромная, проходная улица может подарить какие-то замечательные неожиданности. Конечно, этот город возвышает чуткого человека. В нем масса противоречий, столкновений, игры, завораживающих таинств, но внутри существа этого города заключена такая энергетическая мощь, которая создает огромное пространство и для творчества, и для жизни, и для радости, и для самовыражения. Это особенно остро чувствуешь, когда возвращаешься домой откуда-то издалека.

— Вы недавно в своем интервью сказали, что на визитке могли бы написать "Олег Сердобольский. Мечтатель". О чем вы мечтаете сейчас, если не секрет?

— Ничего важнее в мечтах, чем здоровье, благополучие и творческое самоутверждение родных людей, у меня нет. Остальное все приложится. Есть такое внутреннее ощущение: если по-настоящему что-то задумал, то это обязательно случится. Я чувствую, что мечты — мои союзники.

По инф. rosbalt.ru