Когда самому здравоохранению впору лечиться: российский хирург – о современном состоянии медицины |
27 Сентября 2018 г. |
Не так давно на сайте «Врачи.рф» было опубликовано открытое письмо, из которого можно было узнать об отсутствии самых простых, но очень нужных препаратов и качественного оборудования в Национальном медицинском исследовательском центре хирургии (НМИЦХ) им. А.В. Вишневского. Комментарии медицинских сотрудников только добавили масла в огонь: такая ситуация наблюдается во всех сферах здравоохранения. Но это ведь неофициально, судя по бумагам и прямым обращениям к обществу у нас всё хорошо! Или всё-таки нет? О том, так ли всё радужно в российской медицине «Лента.ру» спросила у хирурга, старшего научного сотрудника НМИЦХ Ольги Андрейцевой, которая также является автором открытого обращения. «Мы сейчас даже радоваться и гордиться не можем, что пациент спасен. Наоборот — врач чувствует себя виноватым, что его тяжелый больной живет, хотя по всем показателям уже давно должен «убыть», - с таких неутешительных слов Ольга начала свой рассказ. Виноватым врач считает себя из-за того, что «разоряет институт своей работой и оставляет коллег без премии». Забота о тяжёлых пациентах – дело недешёвое, у больницы зачастую просто недостаточно средств для содержания таких больных. Вот и пытаются главврачи их куда-нибудь спровадить: отправить в реабилитационный центр, например, как это случилось с одним из пациентов Ольги, который страдал от панкреонекроза. В итоге родственникам больного пришлось отдавать по 70 тысяч за семь дней, чтобы оплатить его содержание в платном центре, но денег у них хватило всего на две недели – потом больного выхаживали в домашних условиях. Конкретно этот пациент выздоровел, но другой мог бы и не выдержать неподходящих условий в таком плачевном состоянии. В итоге нехватка средств приводит к «сценарию военно-полевой медицины, когда врач реально решает, кого лечить, а кого нет». По признанию хирурга, чаще всего нечто подобное случается из-за отсутствия подходящих антибиотиков: «В пятницу на выходные назначишь пациенту препараты. В понедельник приходишь — медсестра докладывает: тому не сделали, другому — тоже, потому что хватило на всех только на два дня. Иногда от таких сообщений руки опускаются». В таких случаях приходится проходить долгий бюрократический процесс: сначала фармакотерапевт оценивает ситуацию, узнаёт в аптеке о наличии необходимых препаратов, потом протокол назначения данного препарата подписывают трое человек, затем надо найти главврача, который, если повезёт, будет на месте и подпишет документ. В самом конце остаётся только пойти в аптеку, но там, сетует Ольга, часто можно услышать подобный ответ: «Не дадим сколько просите. У нас нет». Но обвинять аптеки в этом тоже нельзя, они «не от хорошей жизни» лекарства не выдают, а от всё той же нехватки. Если один пациент получит препарат, другому он наверняка не достанется. А что делать, если сильное лекарство требуется прямо сейчас? «Да что антибиотики! Перебои пошли с физраствором», - сокрушается специалист. А такого она даже в 1990-е годы не припомнит. Медицинское снабжение сегодня переживает настолько серьёзные проблемы, что экономить приходится буквально на всём. Но кое-где могут помочь родственники пациентов. И в каком-то смысле это только ухудшает ситуацию. Просить родственников о покупке препаратов просто-напросто сложно. Не их вина, что медучреждению не хватает финансирования, но и выбора никакого зачастую им не остаётся: в вопросе жизни и смерти дорогого человека долго не думают. Только вот не все могут позволить себе покупать дорогие препараты, а для других даже лекарство за «100 тысяч не беда». Так что же получается, жизнь пациента в условиях бесплатной медицины нередко зависит от финансового состояния родственников? Если уж попытаться вывести сложившуюся ситуацию в правильное русло, то ни родственники, ни врачи не должны заниматься вопросами финансирования: «А лечащий врач тут при чем? Это, в общем-то, функция руководства — идти в Минздрав, Госдуму, разговаривать о пересмотре стоимости квот, которыми государство финансирует лечение, ставить вопрос перед страховыми компаниями о повышении тарифов», - считает хирург. Но на врачебных конференциях всё опять оказывается хорошо: главврач сообщает об успешной работе, уменьшении процента летальности и послеоперационных осложнений. Указанные факты, по словам Ольги, на деле нередко оказываются фантастикой. А одной фантастикой больного не вылечишь. Что-то делать надо, и прежде всего здесь могут помочь грамотные предложения по реорганизации медицинских процессов. Так, на одной из конференций Ольга предложила увеличить пропускную способность операционных. Это могло бы помочь пациентам и избавить врачей от чрезвычайных ситуаций, когда им приходится оперировать прямо на реанимационной койке – в больнице просто не хватает хирургических столов. Решить проблему можно расширением, но здесь руководство ставит палки в колёса медицинскому процессу: «Боятся, что в Минздраве не дадут достаточного количества квот на проведение операций, затраты не окупятся», - рассказывает хирург. Но можно пойти дальше, считает она, можно использовать систему обязательного или добровольного медицинского страхования (ОМС и ДМС). Правда, и здесь есть одна загвоздка: для привлечения канала ДМС ещё нужен весь сервис, включающий ремонт, расходные материалы и медикаменты. А с тем же ремонтом возникают серьёзные проблемы. С новым директором, передаёт Ольга, пришёл новый ремонт. Красивый и величественный, но моментами бесполезный. Из семи рабочих операционных в больнице одна находится в таком ужасом состоянии, что с потолка порой падает штукатурка. И это в месте, где должна царить абсолютная стерильность. Некоторые хирургические инструменты изношены, а необходимые сшивающие аппараты не покупаются – приходится работать или на советском оборудовании, или вручную: «Хорошо, что хоть нитки пока есть», - иронизирует хирург. В своём открытом письме Ольга решила пойти до конца: она не только описала все сложности современного состояния медицины в НМИЦХ, но и рекомендовала отстранить нынешнего главврача от его работы, взамен предложив свою кандидатуру на эту должность. Конечно, причины такого решения простые - неэффективность работы руководства. Да и сама Ольга не собирается «узурпировать трон», а желает решить этот вопрос на тайном голосовании заведующих отделениями. Эту инициативу она уже подкрепила реальным планом действий: «Надо сначала понять, действительно ли такое маленькое бюджетное финансирование в институте, чтобы был глобальный дефицит. Следующий шаг — обсчитать себестоимость лечения каждой группы пациентов в каждой отрасли. Затем, исходя из полученных цифр, строить бизнес-план. Складывается впечатление, что никто этого не делает». Получится ли у Ольги как-то реализовать свои стремления – неизвестно. Даже с обращением в государственные структуры возникают проблемы. Так, её письмо в администрацию президента перенаправили в Минздрав, а потом отправили своего представителя на проверку, которого успешно перехватило руководство больницы и «устроило ей экскурсию по отремонтированным этажам» без осмотра основных проблемных мест. По итогу такой ревизии Минздрав не выявил фактов, о которых говорила Ольга в письме. Остальные ведомства пока отмалчиваются. Впрочем, после огласки этой истории администрация института решила немного взяться за дело: в планах появилась закупка нового робота Da Vinci, компьютерного и магнитно-резонансного томографов. Своё письмо Ольга подписала одна, чтобы не подставлять коллег в случае неудачи: кто знает, как всё обернётся в итоге, так что брать ответственность ещё и за других сотрудников она не стала. Но даже с учётом этого, все поддерживали отважного хирурга, даже письма из других больниц приходили. Там, правда, настроение более упадническое – в лучшее уже никто не верит. А Ольга – верит: «Если бы не верила, не начинала бы эту борьбу», - и сразу после таких громких слов скромно признаётся, что дело вовсе не в смелости. Дело в «запасном парашюте», ведь скоро Ольге исполнится 55 лет, значит она сможет в любой момент уйти на пенсию без страха увольнения. Зато оставшимся в институте людям поможет – уже что-то.
Тэги: |
|