Перед глазами пронесся век. Жизнь пенсионерки, которой без пяти минут сто лет |
Ольга Телегина, "Мои года" |
07 Января 2023 г. |
Перешагнуть 90-летний рубеж и остаться в ясном уме, не растерять память, писать стихи, ни от кого не зависеть, обслуживать себя самой, поддерживать здоровый дух и даже похудеть на 20 кг – о такой старости мог бы мечтать каждый, но выпадает она единицам. «Мои года» рассказывают о сибирячке Вере Власовой, перед глазами которой пронеслось три четверти 20 века и уже почти четверть не менее тревожного 21-го. Вера Назаровна поделилась воспоминаниями о том, как переживала с семьей трудные времена, как видела Ричарда Никсона, который вскоре стал президентом США, и рассказала, что помогает ей жить долго. «Каждое утро, когда просыпаюсь, делаю зарядку – можно прямо в постели, не вставая, если здоровье не позволяет. Завтракаю в два часа дня – тогда начинает работать желудок, ужинаю в шесть часов – тогда берется за работу кишечник, а желудку – всё, надо отдыхать», – о правильном питании Вера Назаровна не забывает ни на день. В холодильнике у нее – самые простые продукты: молоко, творог, хлеб, вареная колбаса, курятина. Из них она сама готовит себе завтрак, он же – обед, и ужин. Когда приезжает внук – угощает блинчиками на молоке. С тарелки улетают быстро. Детство и коллективизацияВера Власова, а в девичестве – Шарыгина – родилась в 1926 году на Михайлов день, в конце ноября, в селе Покровское Новосибирской области. Ее дед Константин приехал в Сибирь из Ярославской губернии. Бабушка была из дворянского рода. Пара купила себе дом, завела табун лошадей: «От села километрах в трех была заимка, там и были кони. Они паслись в степи, и вот был жеребец, который никого к стаду не подпускал – ни волка, ни вора. Дедушка ухаживал за ними вместе с братьями. Был один рысак – когда дед приедет на заимку, подбегает, ржет, ласкается, а больше никого не допускает». Дед Константин выдавал своих дочерей замуж, как только им исполнялось 16 лет. За каждую, а было их четыре, он в приданое отдавал кому лошадь, кому – корову. Мать Веры звали Матрёна, она вышла замуж за Назара и пара получила от главы семьи выездного коня. Но животное забрали, когда советская власть начала коллективизацию (до Сибири она добралась чуть позже европейской части Союза - прим. ред.). Деда Веры и ее бабушку репрессировали власти как «кулаков», их увезли в Нарым. Большую часть имущества забрали. «Помню – едет председатель [сельсовета] на нашем коне-ходоке, а мой отец смотрит в окно и плачет, – вспоминает Вера Назаровна. – Ночью он вышел, выкрал коня и уехал. А потом пришли коллективисты, один из них – муж сестры отца. Выгнали нас из домика, мне было 6 или 7. И разломали дом. У нас там была кровать, стол да две табуретки. Помню – ломают дом, а я стою, держусь за мамину юбку и тоже плачу. Нас взяла к себе та самая сестра отца и поселила к себе в горницу – назло мужу-коллективисту. А отец, когда мой брат и сестра закончили школу, забрал нас. Ехали мы долго по деревням, милостыньку просили». «Мы всей семьей катали валенки»Следующим местом, где жила маленькая Вера, стало поселение, которое она помнит под названием Тюхтет – «глухая тайга, деревня, где жили староверы». Сейчас такое село есть на юго-востоке Красноярского края, но это сотни километров от современной Новосибирской области. «Мы всей семьей катали валенки. Село было хорошее, но не было ни школы, ни больницы. Мама говорит: девочкам надо учиться – мне идти в первый класс, сестре в – третий. А папа хотел, чтобы мы работали. И мы вернулись в Новосибирскую область, в Верх-Ирменский район, в село Комаровка, – вспоминает Вера Назаровна. – Отцу говорят – вступай в колхоз. Переехали мы в Ордынский совхоз. Отец лето проработал плотником, а мама – в огороде. А вот валенки отцу катать не разрешали [в совхозе], чтобы лишнюю копеечку заработать. А платили мало. Тогда мы уехали в коммуну Сталина, это километров 30 от Покровки. Отец там заключил договор и начал катать валенки. Мы пошли в школу. Мне надо было идти в третий класс, но его там не было, и меня взяли сразу в четвертый. А училась я лучше всех – помню, выучила хорошее стихотворение – и моей сестре и ее однокласснице поставили пятерку, а мне 4 – хотя я считала, что я лучше всех рассказала. Я встала и говорю: “Почему своим невестам поставил 5, а мне 4?”. На второй день вижу, идет к нам [домой] учитель. Я убежала из дома. Не знаю, что он говорил отцу, но я окончила 4 класс». Коммуна имени вождя не оправдала надежд отца Веры Назара: «Он думал, там золотые горы, а была беднота: коровы – и те чесоточные. И мы вернулись в Комаровку». Пятого класса в Комаровке не было, и дочерям Назара приходилось ходить в отдаленное село Чик: «Осень и весну мы ходили, а на зиму отец снимал квартиру, и мы жили там. Там была одна женщина, которая нас кормила и поила. Папе предложили снова идти в колхоз, но он не хотел и мы уехали в совхоз. Мама была телятницей, потом на них [телят] напал ящур, и они подохли. Тогда мама пошла доить коров. Отец проплотничал лето и поехал на зиму в коммуну Сталина снова катать валенки. А мы с сестрой учились в шестом классе. Мама приходила каждый вечер и приносила нам бидон молока». В 1939, по воспоминаниям Веры, ее репрессированный дед написал Калинину, и его с семьей амнистировали. Он поселился в Ордынском совхозе Новосибирской области. «Когда отец приехал с коммуны Сталина, в 1940 году, мы купили две коровы, землянку из саманных кирпичей и переехали в совхоз, где тогда уже поселился дедушка. Брата отправили служить в Красную Армию в Белоруссию. Папа нам и баньку срубил, и пригон сделал, работал на лошади, развозил продукты. И началась война. Мы пошли в седьмой класс. Мне было 14», – рассказывает сибирячка. У мартеновской печиКогда началась война, отца забрали на фронт: «Он нам сказал “Не плакать!”». Своего родителя Вера больше не увидела. Он пропал без вести. Товарищ с фронта потом рассказывал, что утром его сослуживец увидел сон, в котором собирался построить себе землянку. Приснившимся Назар поделился с другом. Так, видимо, и вышло. А вот брат Николай дошел до Берлина и потом вернулся домой. Что было с ней дальше, Вера Назаровна описывает в кратком стихотворении (да, в свои годы она еще сочиняет стихи и по памяти их рассказывает) “А я пилила лес, траву косила, мешки носила под завяз.
Кто помогал, какая сила? И слез поток - из моих глаз.
А было мне всего 14 лет. А в 18 – завод военный.
От мобилизации защиты нет. Работала – как немец пленный”. «Когда мне исполнилось 18, моя сестра Шура осталась с мамой, а я поехала на оборонный завод в Ленинском районе Новосибирска (позже его переименуют в «Сибсельмаш», обанкрочен в 2012 году – прим. ред). Смена на заводе, где делали снаряды, длилась 12 часов: с 8 до 20. Первый день работы в горячем цеху мне показался очень тяжелым. Я отработала неделю и решила отдохнуть, – рассказывает Вера. – Вызвали меня тогда: “Послушай, девушка. Если сейчас на тебя напишут докладную, то в лагерь отправят”. Я в ответ: “Я не могу работать, у меня руки-ноги болят”. Но вышла я снова на работу, меня поставили на подставку. Мартеновская печь горит, из вентиляции идет огонь и кочегар, старый мужик, выгребает болванки весом по пять кило из печки, я их беру клещами и подаю штамповщику». «Один раз я устала, бросила клещи, и сижу плачу. Штамповщик остановил машину, подошел ко мне и говорит: “Доченька, прошу – если не успеваешь вжать снаряд в вентиляцию, бросай сразу на штабель», – со вздохом говорит Вера Назаровна. Тогда еще 18-летняя деревенская девушка даже не успевала умываться от усталости – после смены она сразу валилась на кровать в общежитии. Кормили скромно: суп из конины, немного каши. Если машина выполняла план, то давали 20 грамм сливочного масла и 200 грамм хлеба, но только если выполняла. Вере везло немного больше – спасали пирожки, которые дочке заботливо привозила мама. «Я прибегала в общежитие, скорей в коптерку, там стоял чемодан с пирожками. [Сестра] Шура как-то утаивала муку в пекарне, где работала, и делала пирожки и на меня. Я съедала три-четыре штуки и ложилась спать», – делится Вера. «Когда кончилась война, нас отпустили домой. Я села в пароход [по Оби из Новосибирска до Ордынки], залезла в трюм, легла на скамейку и всю ночь спала. Когда вышла, смотрю, что меня встречает на коне-ходоке моя невестка. Но, не доезжая до совхоза, я сошла. Выглядела как из концлагеря – худющая, волос большой, вшей полно. Я лесом-лесом и дошла до дома. И целый месяц милая моя мамочка поила меня молоком парным, топила баньку, мыла, и я воскресла. Потом к нам наведался замдиректора завода, где я была, и говорит: "Вера, пора выходить на работу"», – рассказала долгожительница. Стройка Новосибирской ГЭСВера переехала в Новосибирск, где начиналась стройка ГЭС. В это время у нее уже был муж и маленькая дочка. Сначала девушка выучилась на бухгалтера. Потом пошла в столовую – официанткой. Потом трудилась мотористкой, кассиром, компрессорщицей на строительстве Новосибирской ГЭС в начале 1950-х. «К концу стройки приехал [тогда еще вице-президент США Ричард] Никсон. Я стою, охраняю свой компрессор, он у меня работает. Всех чернорабочих с территории убрали, сказали – идите домой, переоденьтесь, особенно – женщины. Мол, нарядитесь, аккуратненькие чтобы вы были. Я говорю: “Нет, не уйду. Я стою на своем рабочем месте, и у меня люди работают в потерне (подземном коридоре - прим. ред.). Смотрю, приезжает автобус, выходит из него Никсон. Женщины наши спрашивают: “Как вы там, в Америке живете?”. Я тогда выключила свой компрессор, подошла к автобусу – смотрю, женщины все принарядились», – с улыбкой вспоминает собеседница. Другой значимый деятель эпохи, лидер СССР Никита Хрущёв уже через год подарил ей путевку в Ессентуки. До этого у нее трагически погибла дочь. «Меня вызывают, я приехала, думаю, в чем же дело. У меня был коверкотовый серый костюм, креп-жоржетовая зеленая блузка с бантом, фигура – как у балерины. Мне говорят: “Знаете, зачем мы вас вызвали”? Я говорю: “Нет”. “А вам путевочку Никита Сергеевич прислал в Ессентуки, куда просили”. Я вспомнила, что письмо ему писала, но не поверила. Может, подействовала на Хрущева смерть дочки, да и жизнь моя. Это был ноябрь 60-го, мне было 36». Лечилась Вера Назаровна два раза и в Моршине в Украине. Оттуда у нее – памятный набор рюмочек. Была в Трускавце, в Болгарии, в Узбекистане и в санаториях Сибири. Больше всего стажа в трудовой книжке – после работы заведующей складом УМ-1 «Строймеханизация». Это предприятие находилось в уже образованном после стройки ГЭС микрорайоне Новосибирска ОбьГЭС. «На работе хоть я и была заведующая, но сама многое делала. Рабочих, например, не заставляла снег чистить – брала лопату и сама чистила. А потом уже и другие брали, совесть мучила», – говорит пенсионерка. Звание «Ветерана труда» наша героиня получила именно в УМ-1 «Строймеханизация»: «Провожали меня на пенсию [торжественно]. А я не хотела проводы – мне даже надеть было нечего. Но зарплата у меня хорошая была – 85 рублей, но я на сына ее тратила в основном, надо было помогать ему. А у меня на складе была шерсть, и я себе нашила сарафанов, да и хватало мне этого». Какая жизнь обходится без невзгод, какие неприятные сюрпризы только не преподносит. Один из таких черных дней – это смерть любимой дочки-школьницы. Девочка утонула, когда вместе с учительницей и одноклассницами ходила на лодке по Оби. Хоронили ее всем ОбьГЭСом. В личной жизни тоже не все было гладко. Однажды мужа Веры, Ивана, отправили в лагерь на территории КОМИ АССР. «Муж у меня танцевал в хоре Пятницкого. Однажды поехали к его сестре в Ленинский район Новосибирска, походили, погуляли, и вот видим – идет мужик, на гармошке играет. Они с другом вышли его пригласить поиграть, чтобы Ваня поплясал. А мужик не пошел, тогда Ваня с другом его гармошку отобрал, они наплясались, нагулялись и легли спать». Гармошку потом нашли в снегу. Наказание дали суровое: 17 лет лишения свободы по статье «Ночной грабеж». Муж вышел значительно раньше, но, по словам Веры, после этого не раз попадал за решетку, хотя и сотрудничал с местной милицией, злоупотреблял алкоголем и порой поднимал руку на нее. Настоящей отдушиной стал родившийся сын. Он до сих пор – поддержка и опора. Приносят радость внук и правнучка. Чеснок и дыханиеЗдоровье в 96 лет – не как прежде. Слух становится хуже, ноги не хотят ходить, по ночам мучают приступы. «В два часа ночи начинают гореть руки, ноги. В шесть утра продолжается то же самое», – говорит пенсионерка. Но спасают ее не таблетки, а гимнастика, дыхательные упражнения, настойка «Золотого уса». Вера Назаровна поделилась, как лечиться дыханием: «Когда мне шибко плохо и физкультура не помогает, я открываю окно и делаю так. Сначала вдыхаю 4 секунды – 10 раз, потом 8 секунд – 10 раз, потом 12 – и снова десять раз повторить. Главное – все время вдыхать. И боли уходят». Другой помощник – чеснок. Его нужно жевать долго, минут пять, не сглатывать, а потом плевать. Так он избавляет от всех микробов, верит пенсионерка. И немаловажно питание. Ест Вера Назаровна в основном один раз в день, после 12:00. «Есть надо тогда, когда заработаешь. Нужно до 12 часов – самое малое – что-то сделать, поработать и потом есть. Если хочется – можно поужинать, но не позже 18», – отмечает она. Но главное – это качественные продукты, самые простые – овощи, хлеб да молочная продукция. «У нас в России надо поднимать сельское хозяйство, чтобы все было свое, полезное, ни от кого не зависеть, тогда и люди здоровее будут», – уверена сибирячка. Почему ей отмерено прожить такую долгую жизнь, Вера Назаровна не знает: «Я всегда стараюсь делать людям добро и никому зла не желала. Может быть, поэтому. Никто из моих близких так долго, как я, не жил». P.S. Еще одно стихотворение от Веры Власовой “Мой путь далек, но не широк, а узкая тоннель.
Там света нет, и голос одинок, но суждено идти по ней.
Когда душа расстанется с телом, куда ее определят?
Учтут, как в жизни занималась делом, дадут почет или казнят?
Я все прошла: печали, муки, не знала радости своей.
Везде страдали мои руки – от тяжести, усталости моей.
Пора и на покой вселенной – какой он будет там?
У Господа прошу покой я безмятежный, а он воздаст мне по моим делам”
|
|