НА КАЛЕНДАРЕ

Это было недавно: как архимандрит Иоанн панику вокруг ИНН успокаивал

Мария Городова, "Российская Газета"   
19 Августа 2020 г.

glupost

Начало 2000-х. Потрясения перестройки и лихих 90-х аукнулись лихорадкой, грозящей захватить всю страну. Помните жаркие споры вокруг ИНН как печати антихриста? Сегодняшние дебаты о жидких чипах — бледный ремейк тех боев. «Принимать или не принимать индивидуальный номер? Идти под власть врага рода человеческого или спасаться в лесах?» Казалось, час Х пришел, и нет уже в жизни выбора важнее.

Это было недавно: как архимандрит Иоанн панику вокруг ИНН успокаивал

В самый разгар брожения раздался трезвенный голос архимандрита Иоанна (Крестьянкина) из Псково-Печерского монастыря.

«Дорогие мои, как мы поддались панике — потерять свое христианское имя, заменив его номером? Но разве это может случиться в очах Божиих? Разве у Чаши жизни кто-то забудет себя и своего небесного покровителя, данного в момент крещения? И не вспомним ли мы всех тех священнослужителей, мирян-христиан, которые на долгий период жизни должны были забыть свои имена, фамилии, их заменил номер, и многие так и ушли в вечность с номером. А Бог принял их в Свои Отеческие объятия как священномучеников и мучеников, и белые победные ризы сокрыли под собой арестантские бушлаты. Не было имени, но Бог был рядом, и Его водительство вело верующего заключенного сквозь сень смертную каждый день. У Господа нет понятия о человеке как о номере, номер нужен только современной вычислительной технике, для Господа же нет ничего дороже живой человеческой души, ради которой Он послал Сына Своего Единородного Христа Спасителя...

Душу и сердце, верное Богу, Господь не отдаст на попрание врагу!.. При современных технических возможностях можно тайно и явно запечатлеть все народы и „номерами“, и „чипами“, и „печатями“. Но они душе человеческой не могут повредить, если не будет сознательного самоотречения от Христа и сознательного же поклонения врагу Божию».

Голос о. Иоанна Крестьянкина, почитаемого старцем, был весом, страсти утихли. То, что в наше время живут люди святой жизни — чудо и радость. О ком-то из этих праведников мы ничего не знаем — как выразился один священник, «живет себе такой чистый сердцем угодник Божий где-нибудь на 11-м этаже, затерявшись в человейнике, молится, и имя его от нас сокрыто». А есть те, к кому за духовной поддержкой годами стекались тысячи верующих — вопреки запретам. Таким был архимандрит Иоанн Крестьянкин — один из самых почитаемых старцев XX века. Хотя сам о. Иоанн живо противился этому званию — «старец», и вслед за святым XIX века Игнатием Брянчаниновым порицал любую претензию на популистское «духоносное пророчествование», считая это лицедейством.

«Старцев сейчас нет. Все умерли, все там, — говорил о. Иоанн, кивая на пещеры, где упокоились старцы Псково-Печерского монастыря. — К ним обращаться надо, они помогут. Не надо путать старца и старика. И старички есть разные, кому 80 лет, кому 70, как мне... Но старцы — это Божие благословение людям. И у нас нет старцев больше. Бегает по монастырю старик, а мы за ним. И время ныне такое: „Мы все глядим в Наполеоны, двуногих тварей миллионы“. А нам надо усвоить, что все мы есть существенная ненужность и никому, кроме Бога, не нужны. Он пришел и страдал за нас, за меня, за тебя. А мы ищем виноватых: евреи виноваты, правительство виновато... Зовет, зовет нас Господь к покаянию, восчувствовать меру своей вины в нестроениях жизни».

При этом все, кто помнит о. Иоанна, отмечают его дар проповеди, дар прозорливости и удивительную, превышающую человеческие возможности, любовь к каждому. Все эти дары имели в своей основе горячую молитву живого богообщения. Каждый раз, когда разговор касался молитвы, о. Иоанн вспоминал «пятилетку» заключения. Он вообще делил свою жизнь на пятилетки: пять лет служения в Москве, пять лет тюрем и лагерей, две пятилетки священства в Рязанской епархии, да так, что больше года на одном месте, при одном храме батюшку не оставляли — чтобы еще раз не попал под арест. А потом сорок лет в Псково-Печерском монастыре... «Теперь уж какая молитва, — с горечью говорил о. Иоанн, — молитве лучше всего учит суровая жизнь. Вот в заключении у меня была истинная молитва, и это потому, что каждый день на краю гибели. Молитва была той непреодолимой преградой, за которую не проникали мерзости внешней жизни. Повторить теперь, во дни благоденствия, такую молитву невозможно. Хотя опыт молитвы и живой веры, приобретенный там, сохраняется на всю жизнь Дело, не в количестве, дело в живом обращении к живому Богу».

О. Иоанна — сорокалетнего священника храма Рождества Христова в Измайлово, студента Московской духовной академии — арестовали в 1950-м. Характерная деталь: то, что над неравнодушным, любимым всеми батюшкой сгущаются тучи, почувствовал его прозорливый духовник, тоже о. Иоанн — Соколов. «Дело на тебя уже готово, — сказал молодому священнику духовный наставник и спросил: — Вымаливать тебя или пойдешь?» «На все воля Божья!» — ответил будущий заключенный Бутырки и Каргопольлага. Вот это принятие воли Божьей — безропотное, с чистой верой в Божью Любовь и благость Промысла Божьего было свойственно лучшим священникам дореволюционной России. О. Иоанн являл пример того, какой была раньше Россия и как это — жить по Евангелию.

Была у о. Иоанна не только удивительная щедрость, готовность поделиться последним с любым нуждающимся, была у него и щедрость духовная, идущая от беззлобия. От чистоты сердца, готового объять любовью любого — даже врага. Рассказывают, что когда на очную ставку с арестованным батюшкой вызвали священника, писавшего на него доносы, о. Иоанн, безусловно понимающий, в чем дело, встретил собрата с искренней радостью и даже бросился его целовать. Не выдержав укора совести, доносчик, выскользнув из братских объятий, потерял сознание и упал к ногам арестанта.

А вот со следователем по делу Ивана Михайловича Крестьянкина связана какая-то загадка. Тезка священника по мирскому имени и отчеству, Иван Михайлович Жулидов был полной противоположностью о. Иоанну — жесткий, нахрапистый. Но отчего-то до конца дней будет вспоминать о. Иоанн этого Ивана Михайловича. «Ни одного отрицательного или осуждающего слова о нем не было сказано никогда, — вспоминает Татьяна Смирнова, письмоводитель о. Иоанна. — Но иногда после своих ночных тайных бдений батюшка начинал разговор именно о нем: «Хороший был человек, хороший, да жив ли он?» И после некоторого раздумия сам же и отвечал: «Жив, но очень уж старенький». А на вопрос, хотел бы батюшка с ним встретиться сейчас, поспешно говорил: «Нет, Боже упаси. А вот альбом „Встреча со старцем“ — бывшим его пациентом я бы ему послал в напоминание о делах давно минувших и о том, что я вот все еще жив милостью Божией».

Бесспорно, о. Иоанн молился о своем следователе, припаявшем ему, безвинному, лагерный срок. Наверняка размышлял о том, как по-разному складывались судьбы двух Иванов, сынов Михаиловых. И совершенно точно жалел живую душу, томящуюся в мундире следователя, живущего не по воле свыше, а по разнарядке сверху — «выявить врагов народа».

О. Иоанн не отталкивал никого, кто бы ни пришел, он не осуждал, он миловал. О. Иоанна невозможно было смутить никакими грехами — как хорошего доктора невозможно смутить самой грязной болезнью. Отогревая такого падшего, батюшка всегда надеялся на лучшее. Однажды на уже старенького о. Иоанна напали — в монастыри приезжает разный люд. «Батюшка, вы что, и не обижаетесь?» — изумлялись помощники, глядя как радостно, будто ничего и не случилось, возвращается о. Иоанн с литургии. А старец в ответ: «Да у меня на любовь времени не хватает, а вы мне про обиды говорите!»

Кстати, напомним, что духовные отцы РПЦ довольно часто высказываются о делах светских, в том числе и об изменениях, вызванныхнаучно-техническим прогрессом. Не всегда эти высказывания бесспорны - но в любом случае, полезно, когда Церковь имеет точку зрения на современность:

  • Расскажите об этом своим друзьям!