Дети обмену и возврату не подлежат |
11 Декабря 2013 г. |
Прошел почти год с момента принятия пресловутого закона "Димы Яковлева". Этот документ стал своеобразной лакмусовой бумажкой ситуации с социальным сиротством в России, а также точкой отсчета для действий политиков и чиновников, пообещавших, что теперь-то "назло Америке" мы будем жить хорошо. Они уверяли, что отныне каждая сирота в нашей стране сможет найти российскую, а не американскую семью. О том, что произошло за год, о самом болезненном и насущном в этой больной "детской" теме рассуждали профессионалы за круглым столом в "Росбалте" в рамках проекта "Семейная ценность". "Сейчас впервые за много лет в наших домах ребенка есть свободные места. Это означает, что в учреждениях системы Минздрава ситуация все-таки несколько изменилась в лучшую сторону. Однако следует иметь в виду, что в нашем доме ребенка из 73 воспитанников 43,1% — это дети с инвалидностью, зачастую — крайне тяжелой. И таких детей уже вряд ли кто-то возьмет", — рассказала главный врач петербургского дома ребенка №13 Наталья Никифорова. В 13-м доме ребенка содержатся дети от рождения до 4 лет. Каждый третий — очень тяжело больной малыш. Именно здесь так и остался без своих потенциальных американских родителей маленький Николас — ребенок-"бабочка", мальчик с тяжелейшим диагнозом "буллезный эпидермолиз", причем выраженном в одной из самых тяжелых форм. Его хотели взять в семью граждане из США, имеющие опыт выхаживания таких детей. Но запрет на усыновление американцами не позволил этого сделать. "Синдром бабочки" не лечится, а одно только поддержание более-менее сносного состояния маленького Николаса обходится в более чем 110 тысяч рублей ежемесячно — при самых скромных тратах. Наталия Никифорова за своих детей бьется. Именно бьется, не боясь навлечь гнев руководства или испортить карьеру. Как она говорит, "устала бояться". Ее главная цель — добиться воплощения своей основной идеи: создания в сиротском учреждении максимально семейной атмосферы и (параллельно) максимально возможного устройства всех малышей к родителям. Любым — нашим или иностранным. "Концепция у нас одна — ребенок должен быть в семье, он имеет на это право. Но если в данный момент это невозможно, то необходимо создать для уже преданного ребенка максимально щадящую атмосферу. У нас в доме ребенка никогда не бывает в группе больше шести детей. У нас никогда детей и персонал не переводят из группы в группу. Это сохраняет им психическое здоровье, создавая видимость семьи, одних и тех же людей в окружении. Но понятно, что альтернативы настоящей семье не существует", — говорит главный врач. По словам экспертов, сейчас "наверху" все-таки возникает некое понимание ситуации с сиротством, есть позитивные изменения в структуре, философии работы сиротских учреждений. Однако, по словам Никифоровой и многих коллег-правозащитников, необходимо сделать главное — отменить тайну усыновления. "Тайна усыновления осталась только в России. Видимо, чиновникам или политикам выгодно, ведь это — прекрасная возможность для манипуляции цифрами. У нас нет и не будет точной статистики по усыновленным детям, потому что есть эта тайна усыновления. И получается, что взявшие ребенка люди перемещаются из региона в регион, но приемные дети нигде не регистрируются. И их спокойно можно отдать в интернат, или сделать еще бог знает что! Мы не можем контролировать и отслеживать судьбы наших детей. Иногда, спустя 10 или 20 лет, мы узнаем о крайне тяжело сложившихся судьбах воспитанников", — огорчается Наталья Никифорова. С ней солидарна правозащитник, экс-депутат Заксобрания Петербурга, в свое время весьма успешно курировавшая социальную сферу, Наталия Евдокимова. "С тайной усыновления вначале вроде бы была красивая идея: чтобы, дескать, ребенок ничего не знал, и не было травмы. Но сейчас эта норма — атавизм. Она ведет к еще более тяжелым психологическим травмам, возвратам детей и даже смертям. Во всех странах дети знают о том, кто их родители, и успевают подготовиться", — считает Наталия Евдокимова. По мнению экспертов, последний год обнажил еще одну крайне болезненную проблему — возвраты детей в детдома и дома ребенка. При этом специалисты утверждают, что нет реальной статистики возвратов "непонравившихся" или "неподошедших" детей. Однако, по данным петербургских специалистов, сейчас процент возврата детей составляет 50-70%. И это катастрофа. Кстати, в советские времена от уже усыновленных или опекаемых детей отказывались не более двух десятков родителей… в год. "Ребенок, уже однажды получивший тяжелейший жизненный опыт от потери собственных родителей, оказывается предан еще раз, — говорит Никифорова. — Наши исследования, проводимые на протяжении более двух десятков лет, доказывают: первые три года жизнь ребенка в новой семье складывается более-менее удачно. Кризис начинается спустя эти три года, часто — в подростковом возрасте. И потом мы наблюдаем псевдо-аутизм, аутоагрессию, различные формы девиантного поведения. Многие в такой ситуации любят ссылаться на генетику — дескать, гены. Гены процентов на 90 влияют на интеллект, но тут мы говорим о психическом здоровье. Исследования показывают, что если ребенок пребывает в сиротском учреждении без семьи более 18 месяцев, это откладывает отпечаток на всю жизнь". Наталья Евдокимова убеждена, что чем раньше происходит вмешательство в жизнь брошенного малыша заинтересованных, любящих людей, тем здоровее и сохраннее будет его психика. Но необходимо также и работать с семьей. И не только приемной, но и, в первую очередь, с родной — чтобы в принципе не было отказов от ребенка. "Почему никто не говорит о сохранении семьи? Почему с ней не работают? Никого не интересует, почему семья асоциальная. Необходимо создавать эпикриз семьи. И именно государство должно этим заниматься", — считает правозащитник. По словам специалистов, большинство взрослых предпочитает брать детей под опеку — это, как ни цинично звучит, выгоднее. И в материальном плане, и в дальнейшей жизни. Опекунам — больше денег, опекаемым — меньше прав. Усыновленный ребенок автоматически приравнивается в статусе к родному со всеми правами и обязанностями, включая наследство или содержание. Опекаемый, теоретически, с 18 лет становится как бы чужим. Зато до 18 лет опекуны могут вполне пользоваться предоставляемыми льготами и выплатами. Что сейчас охотно делается во многих регионах России. "Да, на волне "антимагнитского" закона некоторые вполне успешно делают на сиротах деньги. Под опеку взять проще, чем усыновить — обязанностей почти никаких, ответственность тоже небольшая. Опеку и снять легче, если ребенок "не подошел". Так и хочется сказать "по цвету, размеру, фасону", — говорит специалист органов опеки, попросившая не называть свое имя. — В России есть регионы (преимущественно южные), где целые семьи живут за счет опекаемых сирот, которые, помимо принесенных денег, выполняют фактически функции маленьких рабов". Никифорова рассказывает о 4-летней девочке, от которой сначала отказались родители-наркоманы, а потом повторно предала опекун. Женщина, "сдавая" малышку в дом ребенка, просто сказала, что девочка ей не подошла, потому что "она требовала маму с бусиками". И эта "мама" не смогла договориться с 4-летней девочкой. Сейчас ребенок находится в крайне тяжелом состоянии, врачи опасаются за ее психическое здоровье. В настоящее время заметна и другая тенденция — во многих регионах России суды практически прекратили лишать прав нерадивых родителей, не исполняющих свои обязанности по воспитанию детей. По мнению экспертов, это зачастую делается "для галочки", в угоду чиновникам и политикам, желающим отчитаться, что в семейной политике все гладко, и надо закрывать детские дома. Кроме того, идет политическое давление на социальные службы, которых фактически вынуждают держать ребенка в неблагополучной семье "до последнего". "Чтобы ребенка забрать у асоциальных родителей, зачастую необходимо вмешательство полиции, — уверяет Наталья Никифорова. — Суды даже в тяжелых семейных ситуациях дают сроки "на исправление", не понимая, как живет ребенок". Специалисты уверены, что нынешняя ситуация обусловлена социально-экономическим развитием страны. "Нельзя это стимулировать ни политическими истериками, ни демонстративными жестами. С одной стороны, наблюдается все-таки небольшая положительная динамика. У нас, например, 33% детей удалось вернуть в биологические семьи — такого не было лет 10, — поясняет главный врач 13-го дома ребенка. — Но когда чиновники говорят, что детдома — это дорого, мне хочется закричать: "Да детдома — это самый легкий и дешевый способ решения проблем в государстве"! Содержание одного ребенка в детдоме стоит больше 100 тысяч рублей в месяц, но 80% расходов — это зарплата персонала, стоимость ежедневного лечения, обучения, ухода, социальных услуг. Может ли это позволить себе одинокая мать? У нас нет инфраструктуры, способной оказать родителю адекватную помощь, нет доступности услуг". Специалисты, работающие с сиротами последние четверть века, убеждены: должны быть созданы социально-экономические условия, дающие возможность одинокой маме выживать, не сдавая ребенка в детдом.
|
|