Чапа |
09 Августа 2013 г. |
Несколько десятков лет прошло с тех пор, как этот участок леса с избушкой, незатейливо сбитой из вагонки, стал моей собственностью (купила его за «смешные» деньги у знакомого геолога, спешно отъезжающего в другой город).
Язык не поворачивался называть эту коробушку дачей, но как я радовалась нетронутому, не вырубленному, не раскопанному зелёному уголку могучих сосен, берёз – уже старых, с почерневшей огрубевшей корой – и лиственниц с нежными голубовато-зелёными иглами! Это потом, спустя несколько лет, «внедрила» я в среду таёжных аборигенов кусты сирени (более десятка) и через два-три года зацвели они бледно-сиреневым и густо-лиловым облаком, добавляя свой неповторимый сладкий аромат к терпкому сосновому. Участок располагался весьма удачно: в нескольких минутах ходьбы по левой стороне в восточном направлении бурлила горная речушка Олха, а направо от железнодорожной платформы станции Летняя торная дорога шла в чудесный хвойный лес как раз мимо моих «владений». Ещё электричка не успевала дать прощальный свисток, как мы с пакетами и сумками со снедью (хлебом, луком, молоком и т. д.), припасенной на два выходных дня, уже были на месте. В то время и городьбы приличной вокруг участка не было: жиденький штакетник местами и кособокая (на одном гвозде) калитка. Всё переменилось, когда Виктор, мой зять, решил на месте разваливающейся избушки построить дом. К этому времени он успешно закончил пожарную академию, несколько лет проработал по специальности (тушил пожары, вытаскивал людей из огня). Никого нанимать не стал, сам оказался сноровистым и «рукастым». Однажды одним ударом кувалды (конечно, я несколько преувеличиваю) он развалил коробушку. Осталось от неё несколько грубо сколоченных рам от бывшей веранды, куски старой истлевшей геологической палатки, закрывавшей крышу, да истрескавшийся линолеум с пола, лежавший прямо на земле. Гены, доставшиеся зятю от деда краснодеревщика, заявили о себе. За дело Виктор взялся сноровисто. Шкурил, пилил, вымеривал все детали четко и абсолютно правильно. Даже за грибами, до которых он больно охоч был, не позволял себе бегать, хотя на пнях и вырубках толстоногие, упругие опята уже выставлялись всем своим воинством, мохнатились под хвоей и мхами грузди. Спешил с постройкой. Пока погода позволяла надо было подвести над срубом крышу. Дожди шли чаще и чаще. Густые туманы наплывали тяжёлые и сырые. Вот и тюкал наш плотник топором с утра раннего до поздних сумерек. Стружка лихо отлетала от рубанка желтая, затейливо закрученная и накопились её под верандой целые сугробы. Когда потолок появился, стали мы с Катериной (внучкой) на выходные одни приезжать с ночевкой. Расстилали на полу спальники и засыпали сном праведников. Никто и ничто нам не мешало. В старой избушке мы привыкли к неудобствам, а здесь просто уже комфорт был. Если дождь ночью шёл, то не нужно было пристраивать над головой зонтики или натягивать плёнку. Добрый потолок – это уже что-то. Однажды сон нарушила незваная гостья – мышка-полёвка. Маленький зверёк заскочил и стал, по-видимому от страха, носиться в поисках выхода или тепла по нашим подушкам и спальникам. Внучка с самого раннего детства не боялась никакого зверья. Собирала жуков, червяков в баночки и коробочки. Бережно стерегла свое богатство, потом на волю отпускала. Вот и сейчас среди ночи с азартом стала ловить полёвку. Поймала и в банку стеклянную посадила. И пока все её соседские друзья не налюбовались, мышка преспокойненько жила в своём прозрачном доме, кормилась крошками и кашками. Но однажды принесла Катерина не жучка-червячка, а собачку. Я хорошо помню тот вечер. Одни мы с ней на даче остались. Днём дождь прошёл, а к вечеру разъяснило, распогодилось. Любили ребятишки после дождя гулять в «цивилизованной» зоне. Так называли мы асфальтированное шоссе, протянувшееся вдоль деревни Олха. Ровный, гладкий асфальт влажно блестел в густо наплывающих сумерках. Катюха и сосед по даче – Дениска – далеко не успели уйти. Вдруг увидели, что бежит навстречу какой-то клубок живой. Остановились. Что же это такое? Явно зверек какой-то! Не крыса и не кошка! Это уж точно! Остановились. Клубок подбежал, поднял лапки передние и уцепился за Катю. Боже! Да это же маленькая, мокрая собачка, щенок, дрожащий от холода и, наверное, от страха. Глазками-пуговками беззащитное создание смотрело на Катерину, словно говорило: «Возьми меня, не бросай, пожалуйста! Мне так страшно!» Домой примчались ребятишки. Слышу еще от калитки кричит Катя: «Бабуля, посмотри, кого я нашла. Собачку маленькую. Возьмём её? Ну, пожалуйста!» Выкупали испуганное создание в тёплой воде, насухо протерли, молочком напоили и оказалась она беленькой и кудрявой с редкими коричневатыми пятнышками. И кличку ей Катя присвоила незамысловатую – Чапа. Боялись, что родители будут против. Как отнесутся к появлению в доме щенка? А никто не возражал. Чапа всех очаровала. Она своим розовым язычком готова была обцеловать, облизать всех и вся. И атмосфера от её появления стала особенно тёплой и душевной. Вот только не любила, когда оставалась одна (правда, это присуще, наверное, всем собакам). *** В это время начался самый активный период строительства. Зять взял на работе отпуск и теперь безвылазно жил на стройке и Чапу с собой забрал. Теперь она всегда находилась при нём: не отходила ни на шаг, как нитка за иголкой бегала. Медленно, но дом постепенно вырастал. Уже и лестница винтовая на второй этаж, на мансарду, была выведена, балкон там появился. В то злосчастное утро Виктор, вбив последний гвоздь в балконное ограждение, придирчиво оглядел ещё один готовый к сдаче фронт работ и заторопился на электричку. Продукты закончились – надо было быстренько в Шелехов съездить. Чапу оставил на веранде. «Договорился» с ней, чтобы не скучала, объяснил, что вернётся скоро. Когда приехал, поднялся на второй этаж, а Чапы на веранде нет. И понять не мог, как она могла, такая маленькая, спрыгнуть с такой высоты. Ведь нигде никаких лазеек не было, даже малейшей щелочки. Все соседние участки и лес ближайший Витя прочесал. Звал, кричал. Всё напрасно. Бросил все дела и расстроенный примчался в Иркутск. Когда заявился один, мы с дочкой Леной в голос: – А где Чапа? …И начались наши страдания, печаль и поиски. На всех пригородных станциях, где только могли, расклеили объявления – вплоть до «Трудного» с описанием беглянки и нашими телефонами. Исходили все усадьбы вдоль р. Олхи на ст. Летняя. Разговаривали с людьми. И вдруг одна женщина рассказала, что видела похожую собачонку на станции Олха: «Я приехала сюда утром к знакомой. Собачонка уже лежала на платформе. Вечером, возвращаюсь домой, в Большой Луг, смотрю – опять эта бедняжка ждет кого-то. Жалко мне её стало. Сажусь в электричку, поманила её с собой, она возьми да и запрыгни следом. Но я не заметила, когда она выпрыгнула». И уже конкретно мы начали искать в восточном направлении. Все близлежащие к железной дороге участки на станции Дачная обследовали. Напрасно. И тут меня осенило. Прибежала в редакцию «Иркутской недели» (была в те времена такая газета) и дала объявление по поводу пропажи собаки, оставила свои телефоны – домашний и рабочий. Неделя томительных поисков прошла безрезультатно. И вдруг рабочий телефон зазвонил. Боже! Какая-то женщина сообщила, что знает, где находится моя собачка и предлагает поехать с ней на двухчасовой Большелугской электричке в третьем вагоне. Директор меня отпустил. Проникся моей проблемой. И я помчалась, сломя голову, на вокзал. Еле-еле успеваю. Сажусь в третий вагон. Рабочий день. Обеденное время. Пассажиров почти нет. Только несколько женщин сидят на скамейке и что-то бурно обсуждают. Села у них за спиной. Жду и гадаю, когда же войдет та, которая мне звонила. Как я её узнаю? Вдруг слышу за спиной возмущенный голос: «Ну и Маша, совести, видно, нет совсем, не хочет отдавать собачонку. Понравилась она, видите ли, им! А люди страдают. Значит любят её, вот даже объявление в газету дали. А я сегодня взяла да и позвонила, все и рассказала. И подойти хозяйка вот-вот должна». – Это я хозяйка! – кричу я. Вышли мы на станции Дачная. Пошли от железной дороги направо в том же направлении, что и наш участок на Летней. Правда, дорога оказалась длиннее, но что удивительно – привела к дому, который тоже строился. Даже вороха стружек косматились под ещё не обустроенной верандой. Голоса около грядок слышу: «Катюша, иди-ка помоги мне». Ну, думаю, и Катюша здесь тоже живет. Представилась хозяйкам дачи. Всё рассказала. Бабуля с внучкой насторожились, насупились: – А может она и не ваша. Как докажете? – Да вы мне её покажите! Больше ничего и не надо. К чужому, ведь, не пойдёт. Зашли в дом. Лежит моя Чапа. Увидела, кинулась. Лизать стала, скулит. А нос-то горячий. – Горячий, горячий – заворчала бабуля. – Простыла она. Нашли мы её в стружках. В дом побоялись запускать. Мало ли какая? Вдруг заразу затащит. Внучка выкупала её в бочке. Она опять в стружки, а ночи-то холодные. Днём еле вытащили оттуда. Тут я смекнула, что заболела псинка – дышит тяжело и нос горячий. Съездила в город за пенициллином. Вчера один укол поставила и сегодня надо. Так что не торопись, до электрички еще далеко. – Нет, нет! Ставьте, пожалуйста, укол. Я на шоссе выйду, и на попутке доберусь. Не далеко тут. На какой-то грузовой машине доехали мы с Чапой до Летней. Я молочка налила в блюдечко беглянке. Заснула она, и дышать стала ровнее. Дождавшись электрички, мы с ней отправились в город. …Зять, зная, что я по звонку уехала, примчался на дачу. Ничего понять не мог. Никого нет. И только по блюдцу с молоком догадался, что Чапа нашлась. И домой полетел... Как-то тепло и радостно стало у него на сердце. А Чапа вскоре выздоровела и в ответ на заботу дарила нам свою преданность и ласку. Это милая собачонка прожила в нашей семье больше десятка лет, прочно заняв свое место в наших сердцах.
|
|