НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.
2024-10-31-01-50-58
Казалось бы, что нам Америка. Мало ли кого и куда там избирают, у нас тут свои проблемы, по большинству житейские. Так, да не совсем. Через несколько ступенек, но исход заокеанских выборов заметно аукнется и в России. Хотя бы в отношении всего, что связано с Украиной. А это, между прочим, тот или иной...
2024-11-05-07-55-03
«Зеленый трамвай». Остановка вторая

Эдгар Брюханенко: О фотографии и о себе. Штрихи к портрету фотохудожника

04 Февраля 2016 г.


Мой конёк – фотоочерк

Когда меня просят назвать свои лучшие снимки, я их вспоминаю по названиям своих фотоочерков. А их за шестьдесят-то лет работы было не так и много – может, тридцать, может, сорок. И это притом, что в архиве у меня больше сорока тысяч снимков. В моей книге «Есть только миг» представлены лучшие темы фотоочерков, путёвку в жизнь которым дала редакция «Фотохроника ТАСС». Это воспоминания о работе над материалом, о встречах с интересными людьми, о сложной профессии репортёра, о сибирских дорогах. В общем, о фотографии и о себе.

Над очерками я любил работать больше всего. В них, чтобы полностью раскрыть тему задуманного, надо было заранее учесть и спланировать все сюжеты, мельчайшие детали съёмок, сделать расклад всех кадров от общего плана до портрета. Ведь очерк в фотографиях – это как песня, из которой слов не выкинешь: есть только подписи под снимками, а сам рассказ – в фотоизображениях.

Но в ТАСС с нас чаще всего требовали краткую фотоинформацию – один снимок с подтекстовкой. Для того чтобы начать размещать там фотоочерки, пришлось долго самоутверждаться. Выручала Сибирь с её размахом великих строек, уникальной природой, священным Байкалом и созидательным трудом моих земляков. Редакции ТАСС я ежегодно предлагал по два-три очерка.

В фотоочерке всегда должен быть заглавный, центровой снимок, их ещё потом с моей лёгкой руки стали называть в ТАССе «обложкой». Такие снимки всегда держали цельность фотоочерка. Но эту «обложку» ещё надо было увидеть в массе фотографий, а то и представить, создать заново на основе увиденного.

Вот, например, предложил как-то нашей редакции один из своих первых фотоочерков. Тема: Байкал – озеро, омуль, рыбаки, местные жители, рыбозавод – всего более 20 снимков. Всё было ярко, содержательно, в ногу со временем. Коллеги, редакторы поздравляют с успешной работой, но принять не могут – слишком много снимков для формата ТАСС – и предлагают подбросить эту тему журналу «Советский Союз». И вот я с достоинством «продаю» журналу свой фотоочерк. Реакция коллег одобрительная. И лишь главный редактор, внимательно посмотрев фотографии, произнёс: « Вот если бы ещё к ним снимок из воды, где видно, как рыбак тянет сеть с омулем. Представьте: водичка на солнце играет, рыбка серебром отдаёт – хорошо! Такой снимок придал бы очерку цельность, и мы могли бы использовать его на обложке». Вот что значит есть у человека «чуйка» – увидел он главный недостающий снимок, ту самую «обложку» моего очерка, чего ни я сам, ни коллеги-профессионалы не заметили. А слово это «обложка» так потом и прижилось у нас в ТАСС.

Фотоочерки мне удавались. Я придумывал к ним интересные заголовки. Например, о московском тракте – «По главной улице Сибири», или «Страна ЛЭПия», «Енисей – дорога к океану», «Дом в две тысячи окон», «В горах Акатуя». Интересной была работа на Дальнем Востоке под названием «В одном метре от Москвы» – ровно столько было по большой географической карте СССР от столицы до наших восточных окраин.

Были темы очерков, к которым я готовился месяцами, были годы, когда я по двести дней не бывал дома. Но в нашем деле главное – не сидеть на месте. Хорошая фотография – это всегда поиск интересного и нового.

Привозил из таких командировок по тридцать роликов плёнки, проявлял и отбирал всё сам. Это в моём творчестве был самый долгий и мучительный процесс. Но зато какая тебя ждала награда, когда из всего этого многообразия снимков находились такие, что до сих пор радуют глаз, заставляют людей останавливаться подле них и давно уже живут как бы своей жизнью...

Мои университеты

Любой студент мог бы сегодня позавидовать моему первому «университету». Им была «Восточно-Сибирская студия кинохроники» – настоящая кинофабрика, где кипела жизнь. Она располагалась тогда в здании польского костёла. Пришёл я туда мальчишкой, едва окончив школу, слёзно попросился на работу, и меня приняли осветителем.

В обязанности мои входило носить, грузить, устанавливать тяжеленную аппаратуру. Вскоре я уже неплохо разбирался, как ставить свет для будущих кадров, но всё чаще заглядывал в видоискатель камеры, стараясь быть ближе к оператору, особенно к Алексею Александровичу Белинскому. За моё прилежание и любознательность он уговорил директора оформить меня к себе помощником кинооператора. А поучиться у Белинского было чему – это был настоящий ас кинодокументалистики. За три года совместной работы, до моего призыва в армию, мы исколесили с ним всю Сибирь. Алексей Александрович помимо кинохроники снимал ещё и тематические киножурналы, документальные фильмы, а это доверялось немногим. Например, его знаменитый фильм «Баргузинский соболь» потребовал от авторов небывалой выдержки, терпения и смекалки – попробуй-ка на морозе часами, днями не просто подстерегать, но ещё и заснять во всей красе этого хитрого и осторожного зверька.

Таких интересных, а порой и забавных эпизодов из нашей совместной работы я могу вспомнить предостаточно.

Передовик-избиратель в трусах

1950 год, выборы в Верховный Совет СССР. Нашей киногруппе дают почётное задание отснять свободное волеизъявление народа на избирательном участке Дома культуры завода им. Куйбышева. Белинский ломает голову, как эффектнее снять это, в общем-то, скучное, но неординарное событие – избирался-то в качестве единственного кандидата как-никак сам вождь. А Сталин, по слухам, любил смотреть кинохронику, так что в грязь лицом нам никак нельзя было ударить.

И вот решаем, что первым избирателем здесь должен быть не абы кто, а самый передовой рабочий завода. Партком и профком рекомендуют слесаря Губанова. Наш киногерой по такому случаю приобретает новый костюм с галстуком и шляпой в придачу и обещает быть на участке к его открытию – в 6:00.

Раннее утро, мы включаем камеры, осветительную аппаратуру, открываем двери участка, а... нашего героя нет. Теснится народ, их главная цель – буфет. Там всегда на выборах можно отовариться дефицитными конфетами, колбаской, мандаринами. Но в буфет можно попасть, лишь исполнив свой гражданский долг. Народ скапливается у урны, но и голосовать нельзя – нет самого передового избирателя. Люди из органов в недоумении – куда направлять людской поток – смотрят на нас. Даём отмашку на всеобщее голосование, про себя решая, что Губанова снимем и вмонтуруем в сюжет отдельно. «Видно, обмыл костюм с товарищами и проспал», – выдаёт свой вариант неявки передовика мастак на хохмы Белинский.

Но слесарь Губанов, как оказалось позже, был не при чём. Вернее, при чём, но не виновен. Какие-то урки по пути на участок на Ушаковском мосту раздели расфуфыренного франта до трусов.

История эта могла бы остаться забавным случаем, если бы не попала каким-то образом в «Голос Америки». Уже вечером там передали, как хотели снять передового избирателя, но лишь сняли с него штаны. И город назвали, и участок. Меня по малолетству не тронули, а вот оператора и режиссёра органы крепко взяли в оборот. Грозили из партии выгнать, запретить политические сюжеты снимать. Едва отбились – помогла репутация и авторитет Белинского. Но напугать сумели: теперь в кадре мы стали сдувать даже пылинки. И в подтверждение тому – второй случай.

Коровий банщик

Снимали мы как-то с Белинским сюжет в Куйтунском районе о доярке – кандидате в депутаты Верховного Совета (фамилию за давностью лет уже и не помню). Была она женщина крупная, колоритная – ну чисто русский типаж. Мой шеф, работая с ней, прямо светился от счастья. Но вдруг вижу: опускает он камеру и скучнеет. – Что такое?

– А ты не видишь – коровы-то грязные, все в дерьме. Стыдно такой скот на весь Союз показывать. Надо их помыть.

Все вытаращили глаза. Доярки взялась его убеждать, что грязные зады никак не влияют на надои и качество молока, но Белинский гнёт свое: надо помыть. Никто не хочет этим заниматься, и мой учитель многозначительно смотрит в мою сторону. Ну что тут поделаешь – взял я скребок, щётки и принялся отдирать лепёхи с коровьих задниц. Спасибо, что пристыженные животноводы сами закончили этот банный моцион, и наши бурёнки попали в кадр в наилучшем виде.

Да разве только коровам придавали благообразный вид? Механизаторов предписывалось снимать только в комбинезонах, в красных футболках (и это в чёрно-белом кино!) и непременно в кепке. Так и кочевала у Белинского из сюжета в сюжет его личная кепка-восьмиклинка, пока не затёрлась совсем.

Групповые портреты зека холодного лета 53-го

Сидим с Белинским на крыльце деревенского дома. К ограде подъезжает газик, с него соскакивают эмвэдэшники – и к нам: «Вы киношники?». У нас душа в пятки: «Ну, всё – арестовывать приехали». Время-то, понятно, какое было. Но тут разговор приобретает иной оборот: «На документы снимать умеете? – продолжают они, – надо 400 человек сфотографировать – по амнистии из лагеря освобождаем. За срочность платим особо. Выручайте, ребята! ».

Фотоаппарат у меня был, но плёнка кончилась, а в Иркутск ехать – времени в обрез. И тут Алексея осенило. Есть, оказывается, в наших снятых бобинах ракорды – метр-два чистой плёнки, что при зарядке камеры остаётся. И если задействовать на камере своеобразный механизм – мультход, экспонируется не 24 кадра в секунду, а всего один. «На этот кадр, – ликует Белинский, – мы сможем поставить четыре зэка...»

Наутро весь лагерь был построен... в колонну по четыре человека в шеренге. «Внимание, съёмка!», щелчок камеры, четверо отсняты, «два шага вперёд», следующие четверо. Под увеличителем на чёрной бумаге вырезаем четыре уголка для печати и печатаем по три экземпляра. Наши заказчики за спиной – ждут готовой продукции. Для быстроты мы всю её отдаём им в мокром виде: «В лагере высушите. И пусть каждый разбирает своё фото по четвёркам. Кто быстрее отберёт, тот быстрей свободу получит». Лагерное начальство было довольно, всё обошлось.

Этот случай памятен мне ещё и тем, что, получив деньги, Алексей Александрович купил мне фотоаппарат «Зоркий», снимающий на киноплёнку. Тогда это для меня было пределом мечтаний. И теперь каждый раз, когда я смотрю киножурналы и фильмы прошлых лет, я всегда вспоминаю нашу работу с Алексеем Белинским....

  • Расскажите об этом своим друзьям!