Речка детства моего

Конечно, я придумал этот повод: всемирный день детей, праздник иконы «Взыграние младенца» – чтобы вернуться в своё детство. Вчерашний день не помнишь, а то время, когда деревья были большими, встаёт перед глазами отчётливей самой реальности. У меня это всегда деревня Куда и речка с таким же названием. Интересно, что жил я здесь сравнительно недолго: до школы, пока родители мыкались по съёмным квартирам в городе; в первом классе, куда пришёл совсем как Филиппок и сел за парту без всяких формальностей; а потом лишь гостил у бабы Ани на каникулах. В городе быстро промелькнули и большой двор на Депутатской, и дом на Чайковской, и несколько школ, и Дворец пионеров, но такого яркого впечатления они не оставили, занесённые илом годов. Нашу речку и переплыть можно было за десяток махов, и вброд перейти, если нужно. Потому она была речкой, а не рекой. Возле Хомутово Куда разделялась на два русла и наше было послабее, зато, петляя вдоль деревни, речка то упиралась в Крестовскую гору, образуя глубокий омут, то разливалась шепчущей шиверой или застывала в причудливых заводях. Мы целыми днями пропадали на речке. Сходу, с разбегу кидались с крутого бережка в её объятия и купались буквально до посинения. С этого бережка меня и плавать научили: пацаны постарше без лишних слов раскачали за руки-за ноги, да забросили на глубинку. Я тут же ушёл на дно, но оттолкнулся ногами и всплыл на поверхность, потом опять утоп и оттолкнулся – и в несколько приёмов допрыгал по дну до берега на потеху мальчишкам. Вот так меня, пятилетнего, и приучили не бояться воды. Купались и в августе, после Ильина дня, хотя взрослые не советовали, а мы, неслухи, расплачивались противной чесоткой: дед на ночь щедро мазал нас дёгтем, а бабушка натирала чистотелом.
А со своей удочкой я промерил каждый сантиметр речушки, знал каждый её камень и струйку. Здесь бросать бесполезно, только гольяны да вьюны могут клюнуть (не любили мы их, противных!). А тут надо бы перебрести на островок и закидывать крючок под заросли ивняка – там всегда хороводились серебристые ельчики. А за струйкой, по песочку охотно клевали пескари. А в заводи, бывало, и окунь попадался – самая соблазнительная моя добыча. На стрелке же, где сливались два русла Куды, всё было непредсказуемо: то не успеваешь подсекать и даже щурёнка вытащишь на берег, а то глухо, как в танке... Случались и драмы рыбацкие. Вот пойдём мы по утру с Сашкой, моим двоюродным братом, копать червей, возвращаемся, а леска на удочках зверским образом изрезана. Снасть была простенькая: поплавок – пробка от бутылки, грузило – дробина, но леска-то, леска – это же целое достояние! Конечно, это зловредная наша сеструшка Натка учинила такой разбой, мстя за какую-то вчерашнюю обиду... Зло наказывается немедленно, неотвратимо. И больно! Визгу потом на полдня... А леску мы всё равно где-то найдём, выменяем на какую-нибудь гильзу и смоемся рыбачить до самого вечера – от греха подальше...
С речкой были связаны и немалые географические открытия. Мы с Сашкой накачивали до звона автомобильную камеру, вооружались маской для подводного плавания и отправлялись в плавание. Мы открывали, как прославленные мореплаватели, необитаемые острова. Находили и сокровища. Течение прибивало к ним много чего интересного. Находили какие-то подсвечники, жестяные банки, противогазы, гильзы, поломанные игрушки, позеленевшие копейки – впрямь клады капитана Флинта! Островочки с этого момента имели свои названия (почему-то на японский манер): Ширшар (Широбоков – Шаравин), Игсан (Игорь – Саня), Игшир, Саншар и т. д. Просто Курильская гряда какая-то! Правда, на наши острова никто не претендовал...
Впрочем, открытия были ежедневными, начиная с утра, когда мы спускались с сеновала, и заканчивая поздней ночью. Бывали они и болезненными, когда наступаешь на разбитую бутылку, и немного опасными, когда прыгаешь с моста или взрываешь на костре патроны, и в потасовках «до первой крови» приходилось несладко, но так мы учились постоять за себя и узнавали мир.
Сейчас мне больно смотреть на речку детства, она измельчала и почти пересохла, а по берегам покрылась язвами мусора. Но она была и осталась в памяти навечно. И мне жаль нынешних городских ребятишек, которым речку детства заменили компьютер да телевизор. Какие у них могут быть открытия в их виртуальном мире? Как они будут выживать в непридуманной действительности, которая не всегда гостеприимна и грозит многими опасностями? И о чём они будут вспоминать через полвека, о какой речке печалиться?