«Российская империя началась здесь… и кончилась здесь же» |
05 Февраля 2014 г. |
Так складывается, что сегодня Михаилу Пиотровскому приходится не только руководить Эрмитажем, но и отбивать всевозможные нападки на главный музей страны. Достаточно вспомнить, например, как в декабре прошлого года после открытия в Эрмитаже выставки британских художников Джейка и Диноса Чепменов "Конец веселья" в музей и правоохранительные органы города поступило больше сотни жалоб от представителей некой "казачьей" петербургской общественной организации. "Борцы за нравственность" заявили, что эти инсталляции являются экстремистскими и оскорбляют чувства верующих христиан.
В прошлом году гонениям подвергся не только Эрмитаж. В октябре активисты патриотического движения потребовали у министра культуры и директора Государственной Третьяковской галереи изъять из экспозиции знаменитую картину Ильи Репина "Иван Грозный и сын его Иван", которая, по их мнению, оскорбляет чувства русских людей и клевещет на русский народ. Поскольку современной наукой доказано, что царь Иван IV своего сына не убивал. Иногда же в культурной среде разыгрываются и вовсе нешуточные скандалы. Так случилось с бывшей сотрудницей Русского музея Елены Баснер, которая подозревается в посредничестве при продаже поддельной картины. Михаил Пиотровский уже назвал заключение искусствоведа под стражу — плевком в российскую интеллигенцию. О других нападках на искусство, городских сумасшедших, рейдерских захватах и цене искусства директор Эрмитажа рассказал в интервью "Росбалту". — Михаил Борисович, какую цель преследуют "гонители на музеи"? Почему в век Интернета именно эти учреждения становятся целью для нападок нового мракобесия? — К этому приложили руку российские законодатели, принявшие слишком много законов запретительного характера. Тем самым они спровоцировали обычных людей, почему-то решивших, что им теперь можно вершить свой суд над музеями, диктовать нам, какие экспонаты следует выставлять в залах, а какие прятать в запасниках. Сегодня почему-то считается, что музей – это такая халява, где каждый имеет право требовать все, сейчас и при этом, желательно, бесплатно. И откройте при этом все двери! А почему, собственно? Улица должна быть улицей. Музей – это ворота в храм искусства. Впускают туда – и надо жить по другим, не уличным правилам. Есть конституционная идея о том, что искусство должно быть доступно каждому. На мой взгляд, это позиция сомнительная. Искусство доступно по возможности его понимания. Ограниченных и невежественных людей хватает, в том числе и среди посетителей музеев. Что хорошо, а что плохо в Эрмитаже, решает только сам Эрмитаж. Только мы, его хранители, сами себе судьи. Поэтому и за экспертным заключением нужно обращаться к нам, а не к "казакам из Петербурга". И помнить, что любая вещь неприкосновенна, если она попала в музей. Даже полицейский не имеет права прийти и снять картину, разве что по постановлению суда. Есть учреждения и люди, мнение которых должно быть конечным: его можно обсуждать, но не пытаться запрещать. Музеи – это особые территории, где действуют собственные нормы, проверенные временем. — А не закон? — Закон всегда на распутье. Он обращается к экспертам. Кто-то пишет жалобу: "В Эрмитаже экстремистская выставка". Приходят сотрудники прокуратуры, которые должны вынести решение, так это или нет. Но куда обращается за советом прокуратура? Опять-таки к нам. Поскольку никто не скажет об этом более профессионально, чем наши искусствоведы, которые смогут отличить искусство от хулиганства. Надо помнить, что музей как бы вынимает вещи из их среды и помещает в другой контекст — культурологический. Стул в музее – на нем нельзя сидеть. Он уже исполняет другую функцию, рассказывает о своей эпохе. Икона в музейном зале – уже не объект, которому поклоняются, а часть истории искусства, религиозных воззрений. Любую картину художник наверняка задумывал и создавал не для того, чтобы она висела в музее. — А если Иван Грозный и в самом деле не убивал сына? Значит, картина Репина не правдива? — Историческая правда и правда искусства – разные вещи. Есть сколько угодно примеров, когда в искусстве все рассказано не так, как было в действительности. Да и мы не всегда точно знаем, как было. Великая картина Репина для человека, который серьезно относится к культуре, – гениальный шедевр и метафора. Эта трагический образ – отец, убивший сына. В пьесах Шекспира хорошие люди объявлены злодеями — и ничего страшного. Никто же пока не требует запретить Шекспира в России, а заодно и в Англии. — Существуют ли произведения искусства, которые надо прятать от толпы? Такие, что лучше их не показывать? — Мы и сейчас, например, не показываем всяческие эротические штучки из коллекции Николая I и эротические японские гравюры, которые для нашей страны — где-то на грани порнографии. А для других стран – нет. Каждый человек воспринимает музейные вещи в меру своей испорченности. На выставке "Из Эрмитажа – с любовью" в Амстердаме была целая палатка с такими фривольными экспонатами. Однажды я оказался там вместе с королевой Нидерландов — мы долго ожидали торжественного мероприятия. Все прошло спокойно. Там люди привыкли к тому, что половая откровенность – нормальная часть жизни, и ничего страшного в этом нет. Но сделать такую выставку в Эрмитаже я бы сейчас поостерегся. — По поводу упреков в адресу выставки братьев Чепмен вы сказали: "Городские сумасшедшие возомнили, будто они вправе считать, что есть кощунство. Мнение толпы не должно быть критерием кощунства". Но ведь музей — для народа. Разве не так? — Музей — для народа. Но он и воспитывает народ, прививает ему хороший вкус и интерес к истории своей страны. Человек, направляющийся в Эрмитаж, должен понимать, что входит в храм, а не на площадь, где он может делать все что угодно. Надо либо принимать музейные правила жизни, либо уходить. Поэтому в музее уже не толпа, а посетители. — По поводу выставки братьев Чепмен. Может быть, показ "сверхжестокости" не исцеляет и очищает общество, а наоборот, еще больше озлобляет его? — Я так не думаю. Ничего более зверского, чем то, что вы постоянно видите на телеэкране, в кино, а тем более в Интернете, британские художники не показали. Но у них все не просто так, а в культурном смысловом обрамлении. Крест, между прочим, – не только символ христианской религии. Это еще и орудие пыток. Тот крест, на котором у Чепменов распят клоун, к христианству никакого отношения не имеет. Их выставка не могла вызывать любви к крови. Тем более там все сочеталось с гравюрами Гойи и средневековыми орудиями пыток. — Значит, призывы "запретить", "убрать" – от обычного невежества? Ограниченность "быдла", как назвал актер Леонид Мозговой тех, кто нападал на спектакль "Лолита"? — И от невежества тоже. Но обывательский подход к искусству опасен и ведет к рейдерскому захвату музеев и музейных коллекций. Есть два представления о музеях, характерных, как правило, для тех, кто в музеи не ходит. Первое – скучно, пыльно, и какие-то "занюханные" люди там что-то хранят. По их логике надо прислать в музеи хороших менеджеров, которые умеют, как на складе, разложить все по полочкам. Следующая позиция существует одновременно у тех же самых людей: "В музеях лежат несметные сокровища! Ящики с бриллиантами, драгоценности — можно продать их на рынке". В общем, тоже надо навести порядок – такие богатства не должны оставаться без контроля специалистов по торговле… Это и есть примеры попыток установления рейдерского контроля над музеями, чтобы распорядиться их владениями. Отнять и поделить. Но громадные суммы, которые иногда оглашают на аукционах, на самом деле иллюзия. Да, картины великих мастеров дорого стоят. Одна из лучших работ Сезанна "Игроки в карты" была продана за 250 млн долларов. Это самая высокая цена, которую когда-либо платили за картину. Деньги, которые крутятся вокруг музея, и помогают, и мешают нам жить, поскольку очень трудно все время объяснять, что искусство не имеет цены. Рынок определяет цену любой вещи, но не экспоната в музее. Есть известная формулировка: "То, что находится в музее – бесценно". Да, бесценно, поскольку никогда не должно попасть на рынок. — Должны ли музеи быть неприкосновенными? — В США считают, что вещи из музейных коллекций продавать можно, а в Европе — что нельзя. Наш мрачный российский опыт показывает, что ни в коем случае нельзя, потому что все это кончится разграблением и разорением. Хорошо, если произведения искусства попадут в руки коллекционеров. Это люди одержимые, но для культуры не опасные, потому что их страсть – сделать что-то своим, а потом похвастаться, показать людям. Только один раз нашелся человек во Франции, который из всех музеев крал что-то по мелочи. И когда он умер, у него обнаружилось целое собрание таких небольших краденых вещей. Я думаю, только воры и прячут экспонаты от посторонних глаз.
— А кому сегодня вообще нужны музеи? Ведь они не приносят прибыли. — Это вопрос о метафизике музейной жизни. Неизвестно, что в будущем может произойти с нами, со страной, с Землей. Но, что бы ни случилось, должна быть сохранена память человечества. Музеи дают людям право на память, на продолжение поколений в будущем. Кроме того, здесь только подлинные вещи. Это очень важно сейчас, когда мы живем в мире виртуальном, где все вранье, все не так, всем можно манипулировать. А в музее все вещи – подлинники, которых, теоретически, можно коснуться. У них есть своя мистическая энергия, которую люди воспринимают. Люди часами стоят в очереди в Эрмитаж, хотя любую картину можно прекрасно рассмотреть на экране компьютера или в книге. Но в музее все понимают, что видят подлинную вещь, и это особое впечатление. Оно очень нужно людям в сегодняшнем мире, где не знаешь, чему и как верить.
— Почему над Эрмитажем поднят флаг России? — Уникальность Эрмитажа в том, что, помимо прочего, он является памятником русской государственности. Российская империя началась здесь, в Зимнем дворце Петра, и кончилась здесь же, потому что отсюда император Николай II уехал в Царское село и уже не вернулся. Все главные государственные решения, события тех эпох происходили здесь, принимались здесь и исходили отсюда. Мы храним эту память, рассказываем об истории русской государственности так, чтобы люди ее ощущали правильно. Российский флаг над дворцом русских императоров – символ того, что Эрмитаж – главный государственный музей России. Именно поэтому, согласно соответствующему указу, он находится под прямым покровительством президента Российской Федерации. Кроме того, наш флаг, я считаю, украшает город. Как и вообще флаги над городом. Петербург – морской город, флаги не менее важная часть его облика, чем кресты над церквями и соборами. Раньше флагов было мало, и это выглядело всегда неприглядно – по всему Петербургу на зданиях установлены флагштоки, а флаги есть только на Смольном и Мариинском дворце. На остальных зданиях это считалось неприличным — "не имеют права", "кто разрешит?", просто "нельзя". Мы первые решили поднять российский флаг. Тем более, что по закону Эрмитаж имеет на это полное право. Сначала мы поднимали флаг по праздникам и в дни открытия выставок. Однажды, в день начала натовских бомбардировок Белграда, мы решили его никогда больше не спускать. Не все сразу поняли и приняли. Были звонки: "А разве законно? Так не полагается. Вы же не учреждение власти…". Нам вообще часто приходится объяснять, что кое в чем мы важнее власти. А потом мы стали убеждать других. И убедили. Флаги появились над Штабом военного округа, Адмиралтейством, Русским музеем, Михайловским замком. Крепостной флаг стал развеваться над Петропавловской крепостью, военно-морской — над Военно-морским архивом. В итоге все учреждения, на зданиях которых есть флагштоки, подняли свои знамена, и небо над Питером стало веселее
|
|