Легко ли "править миром"? |
04 Декабря 2013 г. |
Семьдесят лет назад маленький коллектив вождей сверхдержав взялся управлять миром. Тогда впервые был испытан комплект правил и приемов решения судеб человечества, от которого сегодня толку уже немного — однако взамен так ничего и не придумано. О Тегеранской конференции (конец ноября – начало декабря 1943 года; участники – Сталин, Рузвельт и Черчилль) обычно вспоминают как об окутанной тайной, но сугубо практической встрече, на которой обсуждались пусть и суперважные на тот момент, но все же текущие вопросы – например, о дате открытия Второго фронта в Европе. Принято считать, что решения дальнего прицела принимались этим же руководящим коллективом либо раньше (например, о создании содружества Объединенных наций в 1942-м), либо позже (о разделе Европы на Ялтинской конференции в 1945-м). Но на самом деле именно в Тегеране вожди трех главных держав, впервые собравшись вместе, вчерне и без огласки нащупали правила совместной работы, которые далеко не всем на планете понравились, однако оказались на диво жизнеспособны. Попытки нескольких крупных государств, с очень непохожими интересами и принципиально различным внутренним устройством, совместно править миром предпринимались и до этого. Но Священный союз, созданный в 1815-м, продержался недолго и с самого начала не включал в себя одну из тогдашних сверхдержав – Британию. Лига Наций, учрежденная в Версале после Первой мировой, тоже не имела в своем составе очевидную к тому времени сверхдержаву – США, да и несколько других мощных государств, включая СССР, состояли в ней лишь эпизодически. Тегеранским собеседникам нужно было придумать какие-то новые формальные и неформальные скрепы, чтобы дело опять не закончилось конфузом. И у них это получилось. Во-первых, новый клуб супердержав должен был включать в себя все без исключения государства, претендовавшие тогда на управление миром. За закрытыми дверями трое вождей неофициально согласились с идеей Рузвельта о том, что во главе будущей ООН (само название которой вырисовывалось еще очень приблизительно) встанет "полицейский комитет" в составе США, СССР, Британии и Китая. Это был набросок будущего Совбеза. Каждый из "полицейских" должен был самостоятельно наводить порядок в своей сфере влияния, сообразуясь с собственными представлениями о том, каким ему следует быть. Государства, не включенные в перечень главных, в первую очередь Германия и Япония, рассматривались лишь как протектораты, не имеющие права претендовать на великодержавность. Тем самым конфликты между победителями и побежденными в Первой мировой, раздиравшие Лигу Наций в 1920-е – 30-е, заранее снимались с повестки. Двойной цинизм этой идеи, соединившей принцип гегемонизма с принципом замкнутости элитного клуба, очень способствовал одобрению ее всей троицей вождей. А перед этим еще и четвертым кандидатом в "полицейские", генералиссимусом Чан Кайши, с которым Черчилль и Рузвельт отдельно потолковали в Каире накануне своего приезда в Тегеран. Правда, президент США, будучи человеком, плохо осведомленным об устройстве мира за пределами Америки, искренне воображал, что слово главного, т.е. вашингтонского, "полицейского" будет перевешивать мнение всех прочих – по крайней мере, в решающих вопросах. Но противоядие против американского диктата было успешно испытано там же, в Тегеране. Не оформляя это никакими бумагами, а просто исходя из реалий, трое вождей взяли на вооружение принцип единогласия. То, против чего категорически возражал хоть один, не могло быть утверждено никаким "большинством голосов". Сталин наотрез отказался уходить с земель, которые заполучил в 1939-м – 1940-м, и Черчилль с Рузвельтом молчаливо с этим согласились. Рузвельт философствовал вслух насчет того, не расчленить ли Германию на пяток независимых государств, но у собратьев-правителей (особенно у Сталина) понимания не нашел, и сферы влияния в Германии были организованы по другой схеме. Право вето, вокруг которого стала вращаться вся деятельность будущего Совбеза, фактически было взято на вооружение уже в Тегеране. Черновой набросок будущей системы управления миром оказался весьма жизнеспособным именно потому, что соединял несоединимое – показной демократизм и реальный гегемонизм; единые для всей планеты вечные ценности и позволение каждой из властвующих держав навязывать своим вассалам собственную их версию. Тегеранская система оказалась настолько гибкой, что выдержала раскол между былыми союзниками, холодную войну и преобразование "большой четверки" в обновленную "большую пятерку" путем включения в нее Франции и замены гоминьдановцев на коммунистов в Китае. Потом она кое-как пережила даже распад старых сфер влияния – сначала советской, а затем частично и американской. В каждой из прежних международных систем обязательно находился взрыватель, который разносил ее вдребезги. А нынешняя живет и даже по-своему здравствует, поскольку при каждом историческом повороте просто перестает воздействовать на события, подчинившись вето, наложенному кем-нибудь из членов Совбеза. И это — ее недостаток только на первый взгляд. А на самом деле — преимущество. Скажем, российско-китайское вето на операцию против Башара Асада позволило американцам, европейцам и туркам сохранить лицо и избежать втягивания в сирийскую войну, в которой они вовсе не стремились участвовать. А всевозможные малые и средние войны, которые сторонам (или одной из сторон) действительно хочется вести, уже много десятков лет легко обходятся без коллективного позволения "большой пятерки". К этой системе настолько привыкли, и она сегодня так мало кому мешает, что серьезного стремления ее упразднить не возникает и у тех, кто так и не стал ее бенефициарами. Вопреки всякой обыденной логике, ее до сих пор не погубил даже обязательный провал каждой очередной попытки приноровить к реальности состав руководящего державного коллектива, включив в постоянные члены Совбеза, скажем, Индию, Бразилию, Японию и Германию. То, что семьдесят лет назад началось с тайных собеседований троих вершителей мировых судеб, стало сегодня ритуальным словесным самовыражением клуба державных посланцев, которое адресовано не столько человечеству, сколько домашним политическим рынкам своих стран. Цинизм остался, а судьбоносность испарилась. Одна загвоздка. Проблемы если не общечеловеческого, то просто большого размаха то и дело возникают, а международного механизма их разрешения нет. Старая система превратилась в муляж, а новую никак не получается придумать. Ежегодные съезды правителей 20-ти главных стран настолько пусты, что даже и пародией на Тегеран их не назовешь. То ли народы и в самом деле созрели для того, чтобы жить без мировых полицейских. То ли всепланетный кризис еще не дошел до той точки, когда эти полицейские прибывают сами и без лишних консультаций со своими подопечными приступают к исполнению служебных обязанностей.
|
|