Владимир Меньшов: «Не понимаю, где находят деньги другие режиссеры» |
05 Октября 2019 г. |
17 сентября Владимиру Меньшову исполнилось 80 лет. «Культура» встретилась с всенародно любимым режиссером и актером. Вместе мы вспомнили его культовые фильмы и тернистый путь к успеху, а также обсудили секреты профессионального мастерства. Культура: Что Вас радует и огорчает в преддверии знаменательной даты? Меньшов: Сейчас моя жизнь концентрируется вокруг юбилея и столетия ВГИКа. Заканчиваю хроникальную картину, посвященную истории альма-матер; ровно полвека назад я работал над такой же лентой, но тогда не сложилось, и пленку смыли. Вместить в час экранного времени сто лет очень трудно, всех назвать поименно просто невозможно. Тут подойдет лишь жанр поэтического кино. Получится или нет — не мне судить. Я доверяю лишь зрительской реакции. 15 сентября покажу фильм вгиковцам. Культура: На пресс-конференции, посвященной столетию университета, Вы тепло высказались об уникальной атмосфере этой киновселенной — коридорам, общежитиям, аудиториям, в которых рождается творческое сотрудничество будущих мастеров экрана. С кем Вы сошлись во время учебы? Меньшов: Пофамильно всех не назову. Ближе общался с будущим ленфильмовцем Николаем Кошелевым, сделавшим картины «Старшина» и «Соленый пес», и Шуриком Павловским, уговорившим меня сняться в короткометражном дебюте «Счастливый Кукушкин» в 1970-м. Этот фильм оказался чрезвычайно удачным, получил приз на фестивале «Молодость», имел успех среди зрителей и кинематографистов. Я написал сценарий по рассказу Катаева, Павловский долго искал исполнителя главной роли. Не нашли, и внезапно Шурик предложил ее мне. Играть совершенно не хотелось, я помышлял лишь о режиссере, давно оставив актерские мечтания, связанные с учебой в Школе-студии МХАТ. Но согласился, и это изменило судьбу: меня оценили, начали предлагать главные роли в полнометражных фильмах, а Шурик стал комедиографом на Одесской студии. Так внезапно началась моя актерская жизнь, оказавшаяся очень полезной для режиссуры. Но тогда я этого не понимал. Осознание пришло во время подготовки авторского дебюта из жизни девятиклассников. Предполагал снимать в «Розыгрыше» первокурсников актерских факультетов. Но на пробы приходили подростки, и вскоре я поймал себя на мысли, что отличаю 14- от 15-летних, а значит, мне придется набрать неопытных школьников. Играть они не умели, а я, напротив, был в форме: прыгал перед ними на площадке, показывал что кому и как делать. Слава Богу, это не бросается в глаза — все сыграли по-своему. Культура: В сценарии Семена Лунгина заложен серьезный социальный конфликт между неформальным прагматичным лидером класса и новым учеником — парнем с гитарой, сыгранным Дмитрием Харатьяном. Психологически зрелый вожак на дух не переносит романтичного и несколько инфантильного соперника. Меньшов: Да, именно тогда начинал доминировать тип самоуверенного карьериста без вредных привычек. Окончательно он раскрылся в девяностых. Культура: Темы соперничества и карьеры так же тесно переплетаются в оскароносном хите «Москва слезам не верит»... Меньшов: Когда принес сценарий Валентина Черныха своим наставникам и друзьям — Дунскому и Фриду, они сказали: не надо это снимать! Переписал текст. Они отметили, что стало лучше, но продолжали отговаривать. Я стоял на своем и оказался прав, хотя фильм их не убедил. Просто мне нужно было довериться своему вкусу и сделать ленту, которую давно хотел посмотреть. Взял воспоминания из детства, впечатления от картин про людей с длинной судьбой и крутыми переменами, конечно, к лучшему. Мне неинтересны фильмы, оканчивающиеся катастрофой героя, кино должно дарить надежду. Успех был бешеным, билетов не хватало, зрители по нескольку дней караулили у касс, хотя «Москву...» крутили повсюду с раннего утра до самой ночи. После триумфа ко мне пошли сценарии, в основном про одиноких женщин с детьми на руках, но я опасался идти навстречу ожиданиям публики и категорически решил уклониться в сторону. Куда именно? Перечитал горы книг, толстые литературные журналы и ничего не нашел, пока случайно не увидел в «Современнике» замечательный спектакль с гениальной Ниной Дорошиной. Каждая ее интонация буквально выворачивала меня наизнанку. Почему? Как и всех в то время, меня интересовали социально значимые темы. Но тут внезапно понял: вот моя мама и тетки, многочисленная деревенская родня, это — история про них. Я все отменил. Начал срочно готовиться к съемкам. Помог «Оскар», под меня срочно переписали студийные планы. Сознательно шел на риск. Культура: Как родилась парадоксальная мысль пригласить на роль пожилого деревенского алкаша Сергея Юрского? Меньшов: Кинорежиссеру надо чаще ходить в театры. Я увидел его в возрастной роли в спектакле товстоноговского БДТ «Я, бабушка, Илико и Илларион». Он играл на равных с Копеляном, который был намного старше его. Решение пришло после бессонных ночей. Актер старшего поколения сыграл бы академично, мне требовался живой гротеск. Понимал, что картину а-ля Шукшин не потяну, не настолько люблю деревню — подойники, парное молочко, соседские посиделки... А люблю театр. И тут в череде внезапных ночных пробуждений мне стало являться подобие сценической площадки. Когда приехали в гости к автору пьесы, увидел, что по местному иркутскому обычаю дворы замощены досками. Видения подтверждались — вещь требовала театрального решения. Кстати, и Володя Гуркин вырос на подмостках и писал свой шедевр имея в виду задник, сцену, партер, а не сельское раздолье. На натуре, среди ферм и тракторов, нам как-то не игралось, а на дворовой площадке все пошло идеально, и «старики» — 49-летний Юрский с 40-летней Теняковой — были в ударе, и Михайлов — по сути, театральный артист, хотя его я увидел в кино — понравился с первой же картины. Культура: «Любовь и голуби» также репетировались с Ваших показов? Меньшов: Стыдно признаться. Не мог удержаться от актерского метода разговора, Юрский все время меня гонял: уйди, не мешай, показывать перфекционистке Дорошиной было бессмысленно... А вот Баталов в «Москве...» просил показать и делал в десять раз лучше, но в моем рисунке. У него внутри не было качеств Гоши, а я уже наигрался «Гош» в сценариях Черныха. Табаков подсказок не терпел, а с Гурченко мы вовсю веселились. Культура: Как родилась «Зависть богов»? Меньшов: Обыкновенно. Увлекся сценарием про безумную любовь двух людей, которую хотелось перенести на экран. Культура: У безумных персонажей «Ширли-мырли» были реальные прототипы? Меньшов: Нет, они воплощали дух 90-х годов. Я видел, что нашу новейшую историю трактуют очень упрощенно — как парад малиновых пиджаков и бесконечную пальбу в качестве фейерверка. Долго ждал, когда появится хоть кто-нибудь с относительной правдой. В 1995-м параллельно начала сочиняться комедия положений. Ко мне пришли молодые ребята с благословением Валерия Семеновича Фрида и показали сценарий про двойняшек. Я сказал: что-то маловато, давайте перепишем про тройняшек. Я их достал, тысячу раз правил, в конце концов забрал сценарий и переписал своей рукой. Первые читатели хохотали как бешеные, и я подумал: отчего бы не снять самому? Хотя понимал, что это труднейшая режиссура. Переживал: не то делаю, нужно высказаться о перестройке и ее последствиях, лишь когда закончил, понял, что о ней я и высказался. Культура: Задумываете новые постановки? Меньшов: Нет. За последнее время меня дважды обламывали. Просто не понимаю, где находят деньги другие режиссеры. Государство дает максимум миллион долларов, а на большие картины нужно было три и пять.
Культура: Как обстоят дела со вгиковскими питомцами? Меньшов: Показываю меньше, но рассказы о роли и работе над ней тесно переплетены. Ни один серьезный парень долго не выдержит теоретизирования, может, потом когда-нибудь, лет через десять, поймет, что правильно слушался педагога. Но я не закован в броню методологии, хотя прочел много серьезных книжек — и Станиславского, и Товстоногова. Актерская работа — штучная, индивидуальная. Никто из нас не подозревает о своих возможностях, тем более — в студентах, у которых их меньше. Механикой воспитания артиста я не обладаю, все решает индивидуальный контакт. Не доверяю теориям. В методе Станиславского смысловое ударение нужно делать на фамилии. Она прежде всего позволяет говорить на одном языке. Есть актеры, работающие по системе, умеющие разбирать роли, а есть существующие по наитию, например Де Ниро. А моя жена Вера и дочь Юля, воспитанница блистательной Аллы Борисовны Покровской, очень верят в систему. Культура: Довольны успехами своих выпускников? Меньшов: Категорически нет. Очень перспективные ребята никак не могут пробиться. Это горе. Спрос на актеров падает, новые поколения неосознанно сдерживаются предшественниками. Культура: Кино заметно потеснили сериалы. Какие работы Вас удивляют и вдохновляют? Меньшов: Недавно я возглавлял жюри фестиваля телефильмов. Хорошее впечатление произвели «Звоните ДиКаприо» Жоры Крыжовникова и «Домашний арест» Петра Буслова. Актеры научились играть в американском стиле. Это не заслуга и не похвала, нужно продолжать традиции советской школы. Но схватить суть зарубежного опыта тоже ценно. Сейчас ищем картину, чтобы выдвинуть на «Оскар», но очевидных решений не просматривается. Думаю, лишь новые фильмы Михалкова, Звягинцева, Серебренникова могли бы рассчитывать на консенсус среди членов оскаровского комитета. Культура: Какая театральная школа Вам сейчас близка? Меньшов: Работы Дмитрия Крымова, в каждом его спектакле масса режиссерских решений. Он всегда высказывается по сути, занимается высоким искусством. На это сегодня способны лишь три человека из ста, остальные только говорят и в лучшем случае являются крепкими профессионалами. Воспитание не позволяет восторгаться вещами, где нет высоких образных находок. Один из образцов, которому всю жизнь я готов подражать, — фильм Анджея Вайды «Пепел и алмаз». Там есть великий кадр. В последние дни оккупации на улице убивают партийного героя подполья, он делает несколько шагов к товарищу, повисает на нем, обнимает, и тут раздается салют Победы. В этом эпизоде — вся судьба послевоенной Польши. Уверен, придумывая эффектный план, Вайда не думал об этом. Такое не выдумывается, а рождается.
Тэги: |
|