Прикосновения к счастью

Не первый раз я пытаюсь поймать счастье и хорошенько рассмотреть, что это за птица. Не препарировать его, Боже упаси, но хотя бы словами обозначить. А повод такой: в июне мне довелось встретить двух абсолютно счастливых людей – редкая удача.

О Людмиле Игоревне, заботливо обихаживающей общий двор, я писал недавно. Она счастлива тем, что на пенсии, потеряв былой достаток, обрела время заниматься любимым делом, творить красоту, нашла дорогу к Храму и душевному равновесию. А на Ольхоне мой давний знакомый в ответ на дежурный вопрос «как живёшь?» ошарашил неожиданным ответом: «как в раю!» Нет бы пожаловаться на пенсионные болячки, соседей, бытовые неудобицы – как принято у нас – а он не скрывает своего счастья, оно и без слов лучилось из его глаз... Остров Ольхон, не спорю, можно назвать райским уголком, но невольно берут сомнения, когда видишь трясущихся алкашей у магазина – они тоже живут в раю? Вряд ли...

А бывал ли счастлив я? Да сколько угодно! Особенно в детстве и юности. Но с некоторых пор я побаиваюсь всплесков эйфории. Как то собрались в отпуск на Байкал, на машинах, в заветное место на Тонком мысе. И вдруг, уже в дороге , к нам подсаживается наш друг и одноклассник Борис, с которым не виделись несколько лет, а он объявился в Иркутске после защиты докторской диссертации и сразу с нами, на Байкал! Радость встречи, радость за друга, радость предстоящего общения не просто переполняла нас, мы были надуты счастьем, как воздушные шарики. Казалось, мы парили над распахнувшейся синевой Байкала, горной дорогой и… шарики лопнули. «Нива» перевернулась, Борис погиб. Мистическое побережье Байкала не приняло запредельного восторга и в одно мгновение восстановило вековую гармонию, которую, судя по всему, мы посмели нарушить... Выходит, что счастье неуловимо, мимолётно, необъяснимо, а иногда и опасно. Счастье, если понимать его как ликование души и тела, невозможно приручить или посадить, словно птицу, в клетку. Эта птаха совсем не ручная и не домашняя. Она спускается с небес, когда её совсем не ждёшь или когда зовёшь из последних сил.

А как же Анатолий Леоненков, мой приятель с Ольхона? Как удалось приручить ему эту неуловимую птицу? Чтобы понять, придётся мне заглянуть в свой же рассказ «Дорога туда», в котором я и писал о Толе. Конечно, только фрагменты.

«... Сыновья везли его аккуратно и бережно, как початую бутылку, боясь ненароком тряхнуть или нечаянно обеспокоить. А он и ощущал себя такой початой бутылкой, из которой жизнь может в любой момент выплеснуться. Обширнейший инфаркт в сорок с небольшим, пенсия по инвалидности, сердце трепыхалось где-то под рёбрами изношенной тряпицей – полная никчёмность и немощность...

Только вчера жизнь блазнила возможностями, а сегодня застила весь свет сплошными запретами и ограничениями. Там, в больнице, когда болтался между небом и землёй, ему помог вернуться к жизни сосед по палате – шестидесятилетний мужик с третьим инфарктом, бывший старатель и очень набожный человек.

– Ты, Георгий, вот что... Ты пойми, Творец жизнь нам даровал не для того, чтобы мы ею разбрасывались... Возьми меня: и резаный, и стрелянный, и медведем ломаный – а жив! Потому что уверовал в Господа нашего Иисуса и понял: муки и лишения даются нам за грехи наши тяжкие... Сломи гордыню, покайся мысленно, возлюби Христа за муки его крестные, которые он за тебя принял... Вот тебе бумажка, нацарапал я в ней как мог молитву главную, «Отче наш» называется. Прочти, перекрестись, чай рука не отсохнет...

Уговорил-таки. Перекрестился атеист Гоша, молитву прочитал, ломая себя (хотя что там ломать было – душа едва в теле держалась!) – и легче стало, будто глыба с груди скатилась, будто посветлело вокруг...

Перед выпиской сосед напутствовал немногословно:

– Главным механиком тебя уж, наверно, не оставят, да ты и не соглашайся. И в вахтёры-лифтёры не ходи. Ты что – ради своей теплостанции живёшь? Поближе к природе, к покою. У тебя же эта беда от суеты надсадной, от криков каждодневных, ругани, аварий... Рыбачить любишь, столярничать – вот и выходи на новый берег. И в храм обязательно: причастись, исповедуйся, свечи поставь...

После больницы и реабилитации на курорте бродил, как старичок вокруг дома, задыхался на трёх ступеньках, а врачи всё больше пугали: на солнце не бывать, тяжести не поднимать, не волноваться, не пить, не курить, острого не есть, с женой не напрягаться...

Людмила все эти запреты свято чтила и жёстко контролировала, как конвоир на этапе. Но вот как-то отъехала она на пару дней к матери, и Георгий насел на сыновей: везите на Байкал, Христом-Богом прошу, не могу больше в затворниках сидеть, грех на вас будет, если волю отца не выполните...

Ну, оставили матери записку – да и мотанули на Малое море. Георгий молил Бога о хорошей погоде, о том, чтобы доехать живым до Байкала.

И погода задалась, и рыбалка. Поначалу сердце с противным хлюпаньем обрывалось, когда срывался хариус или сам оступался на берегу, или поднимал что тяжелее хворостины. А потом и за вёсла взялся на резиновой лодке, и ведро воды мог зачерпнуть, и за руль «Нивы» сел на обратном пути. Словом, через неделю ополоумевшая от предчувствий Людмила не узнала Гошу. Встретив их дома, она поахала, попричитала для порядку, но инвалид-сердечник был весь на виду: посвежел, загорел, в глазах растворилась дымка обречённости и боли. Поглядела-поглядела на него жена и принялась собирать нехитрый скарб, одежду и побежала в магазин за продуктами. Следующим утром они были в пути. На Байкал». (В моём рассказе Анатолий стал Георгием, пусть это вас не смущает).

Не буду цитировать рассказ, это займёт много места. Но были в нём и лебеди, указавшие путь, и мистический сон с пророком Варнашкой, и удивительная встреча с хозяином турбазы, на которой они останутся работать. Так и было на самом деле. Два года они прожили в урочище Енхок на материковом берегу, но положение наёмных работников постепенно стало удручать, и Леоненковы перебрались на остров Ольхон, где мало-помалу Анатолий поставил один, другой, третий домик и стал принимать туристов, возить их на краеведческие экскурсии и рыбалку, мастерить сувениры для гостей. За лето выходила неплохая прибавка к пенсии, а самое главное – он занимался тем, что по-настоящему нравилось, к чему лежала душа. Довелось и церковь строить, теперь в Хужире идут службы, которые Леоненков не пропускает. Он живёт в своём раю, то есть в гармонии с природой, миром и людьми, ощущая себя каплей в море жизни. А что ещё надо для счастья?

Они во многом похожи, Людмила Игоревна и Анатолий Сергеевич. Роднит их самое главное — светлая душа и чистые помыслы, не отягощённые завистью и корыстью. И таким людям впору позавидовать.

фото автора