Порядок и порядочность

Не успел, не нашёл времени, прошёл мимо — как же свербит сердце и совесть, когда приходит чёрная весть, что близкий тебе по духу человек ушёл навсегда. Уже ни встретиться, ни поговорить, ни заглянуть в глаза. Никогда.

Похоронили Володю Карнаухова, журналиста и писателя. Негромко, тихо — каким он и был сам. Чего не скажешь об его публикациях. В семидесятых-восьмидесятых его статьи и очерки в «Молодёжке» гремели на всю область. «Вороньё на погосте», «Полковника никто не видит», «Будь проклято имя твоё», «Родословная от Удава»... Эти его криминальные сериалы будоражили читателей похлеще «Санта-Барбары», люди вставали в очереди к киоскам с пяти утра, чтобы прочитать очередную главку о кровавом маньяке Кулике. Или о судьбе знаменитого сыщика Шевелёва, который вынужден был скрываться от коллег в цыганском таборе...

Но, как оказалось, рамки криминального очерка были для Карнаухова тесноваты. Мы работали с ним в отделе писем «Молодёжки», но я даже не догадывался, что Володя пишет книгу. Повесть «Не умирайте с секретаршей Танечкой» выйдет, когда я уже буду работать в другом издании. И ещё мы не догадывались, что наш Вовка — сын очень большого партийного чиновника из ЦК КПСС. Степан Васильевич Карнаухов воевал, брал Берлин, командовал шахтой в Черемхово, работал в обкоме партии, а потом был переброшен в ЦК, где курировал сибирские регионы в качестве замзав орготдела. Надо ли говорить, что карьеры местной номенклатуры почти напрямую зависели от него. И потому «подсадить» повыше сановного сыночка, «создать условия» посчитали бы честью для себя многие чиновники. Да и сам Степан Васильевич мог бы забрать Володю в Москву, создав ему там комфортные условия. Ничего такого Карнауховы себе позволить не могли. Как порядочные люди.

Если строить понятие «порядочность» от слова «порядок», то у отца и сына она носила разный характер. Стержнем всей жизни старшего Карнаухова был ( и остаётся!) Устав КПСС, Кодекс строителя коммунизма и номенклатурный порядок. Выйдя на пенсию, он тоже взялся писать книги («Старая площадь», «Время не выбирают», «Параллели не пересекаются» и др.), в которых гневно бичует партийных перевёртышей и предателей, подводивших партию и страну к развалу. Такая несгибаемая идейная порядочность заслуживает всяческого уважения.

Но у Володи был другой мир, который не пересекался с партийными кругами, они были чужды, как инопланетяне, а во всяческие богемные тусовки и светские рауты он, если и вляпывался, то лишь по крайней необходимости. Его порядочность строилась на искренности нрава, неспособности к низким поступкам и самодостаточности. Он не хотел изменять мир и быть властителем дум, он строил свой мир, в котором ему было всё понятно и достаточно уютно. Интересно? — Заходите. Нет? — Извините. А быть гостеприимным всё труднее, как он признавался в одном из редких интервью: «Ходил с протянутой рукой. Вроде бы люди согласие давали, обещали выделить деньги. А когда перезванивал, говорили: «Извини, брат, мировой кризис». Так говорят не только мне, но и всем писателям. И так унизить писателя, как унизило его наше государство, никто не догадался. На первой стадии унижения он стал побирушкой. А на последней — торгашом. Доход же смешон.

50% забирает торговая сеть, 18% — НДС, 13% — подоходный, 10% — пенсионный фонд. Процентов 5—6 писателю остаётся. Но и чтобы этот мизер заработать, книжку надо сначала издать, то есть походить с протянутой рукой. В писатели идут или блаженные, или торгаши, или те, на кого возложен такой крест, такая ужасная судьба...

Последний раз мы встретились мимоходом в одном из садоводств лет семь назад. Я приехал к друзьям в гости, а он возвращался из магазина в свой дачный домик, где жил и работал. Оба были рады нечаянной встрече. «Надо бы как-то посидеть, поговорить» — обменялись обещаниями. Не получилось, не пересеклось. Володя ушёл строить свой мир в очередной книге, а потом и ушёл от нас в него навсегда.