Пасхальный салют

В детстве для меня самым значимым после Нового года был праздник Пасхи. И даже не само светлое воскресенье, а его канун, полночь. В Хомутово и окрестных деревеньках тогда начиналась ружейная канонада. С годами ничего не изменилось: уже и церковь восстановили, и всенощная в ней идёт, но ровно в полночь начинается оглушительная пальба.

Как в Китае с его непременными фейерверками или в стане лихих казаков. Возможно, традиция пришла на двух ногах: и Китай недалеко, и первыми поселенцами в Куде и Хомутово были, несомненно, казаки, шедшие с далёкой Лены. Церковных колоколов у них в обозах не было, а оружия всегда хватало – вот и устраивали пальбу взамен перезвона. Впрочем, во многих местностях, где не было казацкого следа, о такой традиции даже не слышали.

Сдаётся мне, что у сибирского православия имеются свои особенности и отличия. Первопроходцам долгое время приходилось обходиться без храмов – за год церковь не построишь. А приходили они на земли, где местное население придерживалось шаманизма и буддизма, поэтому без заимствований некоторых обычаев и верований не обошлось. А потом наступили времена воинственного атеизма и большинство церквей были разрушены, изувечены, поруганы. И поневоле у сельских жителей складывался собственный вариант веры, в которой переплетались церковные каноны, местные традиции и суеверия. Как знать, может, это и хорошо? Дед мой, Хабаров Иван Иванович, окончив два класса церковноприходской школы, считался грамотным среди деревенских, но Библию он, конечно, не осилил, зато традиции чтил неукоснительно. А сравнительно недавно я узнал, что железная крыша на избе была сооружена дедом из обшивки куполов церкви. Иван Иванович подсуетился, когда в тридцатых большевики громили храм – не пропадать же добру!.. Крестьянская смётка и основательность были в нём сильнее христианской набожности. Или эти качества причудливо дополняли друг друга...

А в моём представлении Пасха крепко и навсегда слилась с деревней. Она была без всенощной, крестного хода и колокольного звона, но с ружейной канонадой. Как это было – в этом маленьком отрывке из рассказа, написанного в 1979 году.

«...Подходит время, я на цыпочках пробираюсь в комнатку за печкой, боковушку, и снимаю с гвоздя за дверью заветную берданку. Поджарая, хищная, тронутая ржавчиной бывшая трёхлинейка образца 1893 года, рассверленная позднее в дробовик двадцать восьмого калибра — для меня этот дедовский трофей Первой мировой войны дороже всего на свете.

Дед приносит патронташ, чемоданчик с припасами, и начинается работа.

Я драю ржавчину на затворе и в стволе, дед заряжает патроны. Очень вкусно пахнут эти старинные вещи — металл и порох, гарь и пыль. Дед с сомнением вертит в руках позеленевшие латунные гильзы.

— А если разорвёт? — сомневается он вслух и, наверное, не без оснований.

— Не разорвёт! — Уверяю я. — В прошлом году не разорвало, значит, и нынче не разорвёт.

Дед сомневается для порядка ещё несколько минут, но всё же отмеряет порох и забивает капсюли.

В зале нудно тикают часы: ти-кай, ти-кай, будто торопят, будто мы непременно опоздаем. Взрослые на разные лады похрапывают, когда мы с дедом осторожно, без пяти двенадцать, выходим на улицу.

...Ночь черна и густа, как сапожный крем. Замерла земля в ожидании. Только бьёт кровь в ушах, да перестукивают зубы. Дед давно ещё объяснил мне, что стреляют в эту полночь, чтобы отогнать злых духов. Церковь-то разрушена, некому заступиться. И вот...

«Ба-а-ах!» — ударяет по каждому нерву первый раскат. «Бум!» — вторит ему выстрел на другом конце деревни. И пошло, заохало по всей округе! «Цок-цок-клац» — говорит затвор в руках у деда. Взлетает к звёздам огненный сполох, уши забивает колючим звоном. «Цок-цок-клац... клац-цок-цок» — говорит в моих руках затвор. Патрон сидит в патроннике. Дрожит палец на тугом спуске. «Цок» — осечка. Кажется, все силы выстрелили из меня и ушли в дырявое от звёзд небо. «Цок-цок-клац» — повторяет затвор... Грохот, боль в плече, уши разрывают тысячи сверчков. Ещё выстрел, ещё один, ещё и ещё... Трещит и рвётся ночь. Мечутся звёзды. Саднит плечо, но унялась дрожь, весело бухает сердце — жарко!

Когда стихают выстрелы, с реки доносится хрустальный перезвон льдин. Очистилась ночь, она уже не густа, как сапожный крем, она сияет чёрным самоцветом...»

Со светлым Христовым Воскресением всех нас!