Крушение державы

Двадцать лет назад, 19 августа 1991 года Россия замерла под мелодию «Лебединого озера». Путч. Но какой-то странный, ирреальный. Испуганные лица «путчистов» в телевизоре, невнятные указивки из Москвы, вполне штатно работающая телефонная связь... Я был почти уверен, что меня, как российского депутата, арестуют в первые же часы, но ничего не случилось и я вполне беспрепятственно добрался до Москвы. Впрочем, об этом смутном времени я писал в книге «С Ельциным и без него или политическая шизофрения». Но вот читаю сейчас книгу Михаила Полторанина «Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса» и меня мучают ночные кошмары. Пишет ближайший соратник Ельцина, бывший министр печати и вице-премьер российского правительства. Говорят, что наши оценки президента и тех «лихих» годов во многом перекликаются, но наши «весовые» категории несопоставимы. Об уровне информированности и говорить нечего. Замечу, что не со всеми выводами Михаила я безоговорочно согласен, но его свидетельства бесценны для понимания минувшей эпохи. Обязательно прочитайте! А я приведу здесь лишь некоторые выдержки из книги Полторанина о трагическом крушении великой державы.

«Брежнев, как известно, был сам большим жизнелюбом — и гулянки ему подавай, и золото, и охоту. А куда конь с копытом, туда и рак с клешнёй: чиновники аппарата ЦК тоже возлюбили подношения, поездки в те регионы, где и сауны с угощениями и чемоданы с подарками занесут в самолёт. Секретари обкомов, привыкшие честно работать и считавшие скромность за норму, в результате аппаратных интриг оказались чужими на этом празднике жизни. Система стала выдавливать их — человека за человеком. Ершистая позиция кадров, их твёрдость в отстаивании интересов дела воспринималась бюрократами-жизнелюбами наверху, как покушение на общественные устои...

...Повадки показушников мне были известны. За несколько месяцев до поездки в Тюмень я летал на полуостров Мангышлак: там вводили в строй нефтепровод от нового месторождения к морскому терминалу. Всё было торжественно — телекамеры, речи, оркестры. В величавых позах стояло руководство обкома партии. Запульсировала нефть из трубы, замминистра подставил ладони, и все вокруг озарилось от фотовспышек. Потом нефть перестала идти, сказали, что нужно кое-где подналадить. Что-то подозрительное было в этом шумном мероприятии. Назавтра я поехал по трассе и уже километров через пятнадцать увидел конец нефтепровода и там цистерны, из которых закачивали жидкость для показушной акции. А до месторождения, откуда и должна была течь нефть по трубам, ой как далеко! Проехал до него по нетронутой пустыне, и там меня встретили два гудящих огненных столба высотой с девятиэтажный дом — горели фонтанирующие скважины... Так что до реального пуска месторождения коню негде было валяться ещё не один месяц...

...Московская бюрократия — это не только гигантское осиное гнездо, где ткнёшь в одном месте — загудит и примется жалить весь рой. Московская бюрократия — это ещё и что-то типа масонского ордена, где все скорешились на взаимоуслугах, переженились и сплелись в липкую паутину финансовых связей. Она простёрла щупальцы в Кремль и различные министерства, делегировав туда своих представителей. Эксплуатируя притягательную силу столицы — кому для родственников союзных чиновников квартиру по блату, кому здания для подпольной коммерции, — московская бюрократия повязала номенклатуру тугим узлом круговой поруки. Как говорится, живи в своё удовольствие да радуйся!

А тут свалился на голову заезжий гастролёр из Свердловска. Если бы Ельцин сидел, подобно Гришину, как мышь под веником, не дёргая мафию за хвост, его бы на тройке с бубенцами ввезли в члены Политбюро, О чём, кстати, очень мечтал Борис Николаевич, являясь только кандидатом. Но Ельцин посягнул на устои бюрократии, на её уникальное положение, и она как один поднялась на оборону Москвы от «чужеземца». Как не поднималась в 41-м году, отдав эту чёрную работу сибирякам.

...88-й был самым роковым годом в послевоенной истории СССР. В нём нашей стране были нанесены раны, несовместимые с жизнью государства. Не зря блуждающие по власти либералы-большевики усиленно кивают сегодня на 91-й год. Тогда, мол, рухнул Союз, а они пришли склеивать из обломков Россию. Их с удовольствием поддерживают партократы, сидевшие в роковое время в Кремле или около него, а сейчас гуляющие с членскими билетами «ЕдРосов». Но это обманка для простоватых окуньков-патриотов. 91-й — только последствия. Слом хребта Советскому Союзу состоялся в 88-м. И добивали неподвижное тело в 89-м и 90-м.

...В конце 86-го председатель КПК при ЦК Михаил Соломенцев передал генсеку записку о результатах проверки инцидента в Иркутской области с руководителями объединения «Радиан» Министерства электронной промышленности.(Толчком к проверке была моя статья «Тайны шифра Ф-1п.» Прим. И. Ш.) Объединение передовое, но успехов добивалось в обход запретительных инструкций из Центра, а по сути — в обход закона. За это прокуратура области арестовала хозяйственников.

Использовав записку как повод, Горбачев продиктовал поручение Предсовмина Рыжкову и члену Политбюро Зайкову: «До каких пор действующие в стране инструкции будут ставить инициативных руководителей в положение лиц, нарушающих закон. Мы не раз говорили, что нужны новые нормативные документы, отвечающие духу и требованиям съезда. Следует подготовить на этот счёт предложения для рассмотрения на Политбюро ЦК». И подготовили. И рассмотрели.

Была такая система кооперации — райпотребсоюзы, облпотребсоюзы, Центрсоюз, — где занимались сбором ягод и грибов, продажей за валюту меда, матрёшек и кружевов. Система отлаженная. Не о ней ли речь в законе? Но для чего надо объединяться в компанию, скажем, Уралмашу с бригадой бортников-добытчиков таёжного мёда — тут что-то не то. Расставило всё по местам в мае 88-го принятие Верховным Советом СССР закона «О кооперации». За густым частоколом статей с общими фразами пряталась суть: разрешалось создавать кооперативы при предприятиях, почти на условиях цехов — с правом использования централизованных государственных ресурсов.

Только в отличие от цехов и даже в отличие от самих предприятий эти кооперативы могли по закону самостоятельно проводить экспортные операции, создавать коммерческие банки, а за рубежом — свои фирмы. Причём выручка в иностранной валюте изъятию не подлежала (ст.28), а за всю финансово-хозяйственную деятельность кооперативы отчитывались только перед своими ревизионными комиссиями.

А затем пошло и поехало. Весь 88-й и начало 89-го сходили, как с конвейера, постановления Совмина СССР (я насчитал 17 документов) — отменявшие госмонополию на внешнеэкономическую деятельность, запрещавшие таможне задерживать грузы кооперативов, разрешавшие оставлять выручку за кордоном и т. д. и т. п. Тропинка, проложенная властями, привела нас к намеченной ими цели: сначала освободили предприятие от обязательств перед страной, затем передали активы этих предприятий в руки кооператоров и вот наконец распахнули настежь границы.

Из государственных фондов на фабрики и заводы по-прежнему шли ресурсы для выпуска продукции, но теперь по закону директора были сами с усами. Они стали сливать эти ресурсы в собственность «семейным» кооперативам, а те отправляли их за рубеж на продажу. Началась, как тогда говорили, эпоха ВРГ — Великой Растащиловки Государства.

Цемент и нефтепродукты, металл и хлопок, пиломатериалы и минеральные удобрения, резина и кожа — всё, что государство направляло предприятиям для переработки и насыщения внутреннего рынка, пошло железнодорожными составами за рубеж. Через зелёные зоны на наших границах. И там, за рубежом, чиновники стали складывать капиталы в кубышки, а вскоре инициировали разрушительную реформу банковской системы СССР. Чтобы в час «X» легально, через свои банки, ввезти эти деньги, или, как называют экономисты, переходную ренту в страну для скупки обескровленных предприятий. Они уже тогда, задолго до 92-го года, готовились к приватизации. И, полагаю, уже тогда запланировали выпускать чеки-ваучеры не персональные, а обезличенные. Так проще было стать хозяевами новой жизни.

...Это потом вместе с другими, не посвящёнными в тайны дворцовых интриг, узнал я, что телефонной связи Горбачева никто не лишал. Он самоизолировался и, попивая чай на террасе, наблюдал за спектаклем, словно с режиссёрского пульта. И что ГКЧП не спускало на места антиконституционные приказы, типа: «гнобить», «арестовывать». Из Москвы в 10 часов 50 минут 19 августа ушла только одна секретная шифротелеграмма № 215/ш первым секретарям ЦК компартий союзных республик, рескомов, крайкомов, обкомов партии. Её направил секретариат ЦК КПСС:

«В связи введение чрезвычайного положения примите меры по участию коммунистов в содействии ГКЧП в практической деятельности руководствоваться Конституцией СССР».

Телеграмма вроде бы никчёмная. После отмены 6-й статьи о руководящей роли КПСС содействовать ГКЧП в рамках Конституции значило не совать нос в государственные дела — можно только потрепаться на собраниях. Зато главная цель послания достигнута — засветить и подтвердить документально связь партии с путчистами.

...Похоже, создание ГКЧП и планировалось как верхушечная акция, как попытка нагнать на общество страхи. Была, не исключаю, и задняя мысль у кремлёвского режиссёра: при благоприятном для него развитии событий придержать шаг Ельцина — слишком широко расшагался! И под шумок прикрыть несколько не управляемых общественных групп и ерипенистых изданий, кусавших кремлёвскую власть (тех, кто покается, можно потом простить).

Ельцину понравилась роль Вождя Сопротивления — он быстро вжился в неё (и потом красочно описал вместе с Валентином Юмашевым в одной из своей книг). Хотя работу с военными Кантемировской и Таманской дивизий, да и переговоры с кремлевскими чиновниками вели, в основном народные депутаты и Александр Руцкой. К президенту устремились искатели больших должностей с небескорыстными побасёнками: одним, якобы, приказали сбить самолёт, на котором Вождь Сопротивления возвращался накануне из Алма-Аты, однако приказ проигнорировали, других просили арестовать Ельцина, но они в ущерб своей карьеры отказались, третьих заставляли обстрелять машину Бориса Николаевича из кустов около Архангельского, но они тоже плюнули на союзное начальство. В будущем Ельцин должен бы это учесть. И никто не мог подтвердить свои слова какими-либо письменными распоряжениями сверху: «Ну, это всё делается на доверии, чтобы не оставлять следов на бумаге».

...Борис Николаевич сполна удовлетворил чувство мести за унижение от партии на пленумах ЦК и Москвы. Это чувство свербило все годы. Он успел подзабыть, как сам был красной партийной гусеницей, у него отрасли крылья для самостоятельного полёта, а чувство обиды не проходило. Теперь он в полном расчёте со всей стаей партийных функционеров и Горбачева выдернул из этой стаи. Михаил Сергеевич остался один-одинёшенек: без партии, без поддержки народа и по сути без страны. Он стал приживальщиком в России, где уже был свой хозяин — крутой и сумасбродный.

Ельцин сразу же перебрался в Кремль (мечта всей его жизни), и они с Михаилом Сергеевичем появлялись на публике подчеркнуто вместе, как Шерочка с Машерочкой. Вместе решали вопросы, даже те, что являлись прерогативой Президента СССР.

И Ельцин, и Горбачёв не были генераторами идей. Это их сближало. Несмотря на то, что кредо Горбачева: «за власть не цепляйся!», а кредо Ельцина было: «Лишь бы власть в руках, да семья в собольках!» Сблизило их и другое. Они продвигались в политике, надувая свои паруса случайными порывами попутных ситуаций. И не имели перед собой Большой Благородной Цели, ради которой приходят к власти. Эта Цель открывается человеку, когда он любит свой народ, сострадает ему.

«А они народ не любили».

Я узнал много ужасающих фактов о том, как жирело и разлагалось руководство КПСС, как целенаправленно разрушались экономика, ВПК и армия, как всемерно поощрялись и провоцировались шахтёрские стачки и националистические волнения в республиках, а потом, уже при Ельцине, награбленное рассовывалось по карманам банкиров и олигархов. И почему выбор преемника остановился на Путине, а народу выбора не оставили.