«Нужно сменить подход» |
09 Июня 2016 г. |
В правительстве России уже достаточно долго и активно обсуждают вопрос повышения пенсионного возраста. Многие эксперты утверждают, что без данной меры пенсионная система не будет сбалансирована и государству придется тратить все больше и больше денег на покрытие дефицита ПФР. Бывший замминистра здравоохранения, руководитель аппарата Счетной палаты Юрий Воронин объяснил, почему сегодня повышать пенсионный возраст в России нельзя. — Юрий Викторович, вы неоднократно выступали против повышения пенсионного возраста. А что в этом плохого? Многие люди хотят поработать подольше и не спешат на пенсию. — Нужно сделать важное уточнение. Я не являюсь противником повышения пенсионного возраста в принципе, но я против необоснованного повышения пенсионного возраста. А это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Пенсионный возраст должен соответствовать фактической потере трудоспособности человека в связи со старением организма. Возможно, сейчас он этому и не соответствует, но данное предположение надо подтвердить соответствующими комплексными исследованиями. Что касается звучащих в последнее время предложений по повышению пенсионного возраста, то они просто взяты с потолка и ничем не подкреплены. Надо выяснить, каким является возраст утраты трудоспособности для большинства россиян сейчас, в XXI веке. — Как же это выяснить? — На основании комплексных исследований специалистов по геронтологии, специалистов по врачебно-трудовой и медицинско-социальной экспертизе. Кстати, работа этих специалистов постоянно ведется при назначении пенсии инвалидам. Точно такую же работу они могут провести в рамках целевого исследования. А когда результаты исследования будут получены, желательно, чтобы независимые актуарии (специалисты по страховой математике) рассчитали оптимальный период получения пенсии. Я напомню, что все трудовые пенсии — по старости, инвалидности, потере кормильца — формируются в системе обязательного пенсионного страхования. А чтобы люди участвовали в этой системе, а не скрывали свои истинные доходы, нужно сделать так, чтобы им эта страховка была интересна. Если человек не будет доживать до пенсии или сможет пользоваться ею всего год, работодателю будет гораздо легче склонить его к теневым трудовым отношениям. — А откуда взялся нынешний пенсионный возраст? — Когда готовили всеобщий закон о государственных пенсиях в 1956 году — а затем в 1964 году был принят закон о пенсиях колхозникам, когда все жители страны были охвачены централизованными пенсиями, — такие расчеты проводились. Были задействованы Институт труда, Институт профпатологии, Институт экспертизы трудоспособности — на основании их исследований и был определен тот пенсионный возраст, который действует сейчас. Давайте проведем новые исследования, объективно определим, в каком возрасте большинство населения теряет трудоспособность, и скажем об этом людям. Причем желательно, чтобы это сказали независимые ученые, а не чиновники. И тогда на основании этих исследований примем решение. — Обычно сторонники повышения пенсионного возраста приводят аргументы из финансово-экономической области. Например, о сокращении или даже ликвидации дефицита пенсионной системы? — Если такой подход довести до абсурда, то можно установить пенсионный возраст в размере 100 лет. И тогда у нас не будет ни одного пенсионера, а в Пенсионном фонде не то что дефицита, там профицит будет. Только это вряд ли устроит население. Финансовый подход никогда и ни в одной стране мира не кладется в основу параметров пенсионного возраста. Пенсионный возраст должен быть объективным, он должен реально отражать тот момент, когда человек теряет способность к труду. Это же страховой случай! Он должен быть реальным. Например, человек становится инвалидом — его обследовали и назначили пенсию. Никто же не предлагает не платить ему пенсию, поскольку это экономически невыгодно. То же самое и с возрастом. В 20-30-е годы прошлого века всех стариков заставляли проходить врачебно-трудовую комиссию. Эксперты в каждом конкретном случае определяли, достаточно ли человек старый, чтобы назначить ему пенсию. Это определялось исходя из индивидуальных особенностей организма. Но потом посчитали, что слишком дорого и организационно сложно прогонять все население через экспертизу. И возникла совершенно здравая идея, которая и на Западе применяется: презумпция утраты трудоспособности в определенном возрасте. Тогда определили этот возраст для мужчин — 60, для женщин — 55 лет. Давайте определим новый пенсионный возраст, актуальный для нашего времени, но только научно. — Вот, кстати, о возрасте для мужчин и для женщин. Говорят, что следует сделать возраст выхода на пенсию одинаковым, тем более что женщины живут в среднем дольше мужчин. Действительно ли трудоспособность мужчин и женщин отличается? — Когда в советские времена определяли эту разницу в пять лет, в основе данного решения тоже лежали научные исследования. Тогда определили, что помимо примерно равной занятости мужчин и женщин в народном хозяйстве, женщина занимается домашним трудом в три раза больше времени, чем мужчина. У женщины утрата трудоспособности происходит быстрее в силу физической и эмоциональной нагрузки. Да, женщина может жить дольше, но это не означает, что при этом она сохраняет способность к труду. Большинство советских семей не могли себе позволить, чтобы жена не работала и была только домохозяйкой. Сейчас ситуация изменилась, изменились социальные роли. Иногда трудно сказать, кто является лидером в семье. Зачастую это женщина. И этот вопрос тоже требует специального исследования. — А сколько времени и средств могут занять такие исследования? — В Советском Союзе при разработке пенсионного закона подготовительные работы заняли не более года. Главное — их осуществить. Важно, чтобы были институты, способные это сделать. Это должны решать ведомства, которые отвечают за социальную политику, — прежде всего Минтруд и Минздрав. Они должны напрячь свои научные институты, дать им задание и выделить финансирование. — Но так вопрос вроде бы не ставится... — Именно с этим я и не согласен! С тем, что вопрос о повышении пенсионного возраста ставится без проведения таких исследований. И почему-то никто, кроме научной общественности, об этом не говорит. Удивительно, почему в Советском Союзе провели такие исследования, а в сегодняшней демократической России это никому не приходит в голову. Не знаю — видимо, так проще! Есть такая ошибочная «философия» — идти наиболее простым путем, зачем самим придумывать себе сложности. Но это непрофессиональный, несерьезный подход. — Но деньги-то в бюджете сэкономим? — Деньги сэкономим, но только на короткий период — лет на шесть. Посредством увеличения пенсионного возраста вы не сокращаете накопленные пенсионные обязательства — просто их исполнение отодвигается во времени. Причем пока человек работает, его пенсионные права наращиваются. К тому моменту, когда он все же выйдет на пенсию, платить ему нужно будет больше. Экономия денег возникает только за счет смертности в период ожидания. То есть за то время, на которое мы откладываем выход на пенсию, какое-то количество потенциальных пенсионеров просто уйдет из жизни. Актуарные расчеты показывают, что при нынешней пенсионной формуле наращивание пенсионных прав будет происходить быстрее, чем процесс смертности. Этот прирост прав перекроет ту временную экономию, которую государство получит на первом этапе, связанном с увеличением пенсионного возраста. Не будете же вы пенсионный возраст увеличивать постоянно, на чем-то остановитесь. А маховик наращивания прав вас рано или поздно настигнет. Таким образом, увеличение пенсионного возраста не решает проблему сбалансированности пенсионной системы в долгосрочной перспективе. Это не лечение болезни, а всего лишь заморозка боли. — Если это не поможет, как же снизить дефицит пенсионной системы? — Прежде всего — путем повышения заработной платы. К сожалению, у нас пока уход на пенсию является синонимом наступления нищеты. Мы не дотягиваем до минимального международного норматива по уровню пенсии — 40 процентов утраченного заработка. Он был установлен Международной организацией труда в 50-е годы прошлого века. Сейчас этот показатель у нас колеблется на уровне 35-36 процентов. Притом что еще и сами зарплаты низкие. Вот и получается пенсия в 12-13 тысяч. У нас пенсионная система была сбалансирована до 2002 года. Она бы и сейчас была сбалансирована, если бы не решили снизить страховые взносы: с 2005 года — на восемь процентных пунктов, а с 2012 года — еще на четыре, то есть всего на 12. Если мы принимаем решение снижать нагрузку на бизнес — значит, надо набраться смелости и признать, что пенсия будет меньше. Не может быть такого, что мы сократили доходы, а расходы сохраняем на прежнем уровне. Чудес не бывает. — Что же вы предлагаете — увеличивать нагрузку на бизнес? — А почему бы немного и не увеличить? Не надо этого бояться! Можно и не поднимать сам страховой тариф, но, скажем, унифицировать облагаемую им базу. Взимать страховые взносы со всего заработка, а не с предела, который в данный момент существует. Сегодня в Фонд обязательного медицинского страхования взносы платятся со всего заработка, в Фонд социального страхования с 718 тысяч рублей в год, а в Пенсионный фонд — с 796 тысяч рублей в год. Это и работодателю неудобно, и по сути неправильно. Когда принимали решение в 2005 году о снижении страховых взносов на восемь процентных пунктов, это делалось в ожидании того, что работодатель будет повышать зарплату работникам благодаря снижению нагрузки на свой фонд оплаты труда. Но эти ожидания не оправдались — никакого роста зарплаты мы не увидели. Ну, раз ты поддерживаешь такой низкий уровень зарплаты, при котором государство не может возложить бремя солидарной уплаты части страхового взноса на работника, то плати сам и не стони! Причем если взять ставку страхового тарифа, то он у нас не самый высокий в Европе. — То есть основная мера — повышение страховых тарифов? — Не только. Конечно, надо пересмотреть обязательства Пенсионного фонда. Многие из них унаследованы от Советского Союза и являются атавизмами. Например, досрочная пенсия. Предприятия приватизированы, но за плохие условия труда на чьем-то частном производстве почему-то платит налогоплательщик. Более логично этих людей страховать по специальной системе, как, например, это делают в Германии в отношении шахтеров. — Балерин тоже страховать? — Переквалифицировать. Балерина в основном работает максимум до 50 лет, и то от 40 лет уже снижаются ее возможности, ее средства выразительности. Сегодня ее отправляют на пенсию. Но на самом деле это еще молодая женщина. У нее исчезла способность к данному виду труда, но общая трудоспособность у нее осталась. Возможно, она может трудиться в другой профессии. Конечно, мы знаем, что в большинстве своем они переходят к репетиторству. Но не все могут быть репетиторами. То же самое со спортсменами — они заканчивают карьеру в 30 лет. Надо не пенсию давать этому спортсмену, а обучать его другой профессии. С инвалидами то же самое: задача — дать человеку маленькую пенсию, на которую он жить будет всю оставшуюся жизнь. Это российский подход. На Западе делают иначе: страховые фонды профилактируют инвалидность, вкладывают страховые деньги не в выплаты, а в то, чтобы вернуть этого инвалида на рынок труда. Они его реабилитируют или абилитируют (то есть учат новым трудовым функциям). Главная проблема XXI века, связанная со старением населения, — одиночество, специфические болезни вроде Альцгеймера и необходимость в постоянном уходе. Это огромные дополнительные расходы, которые никакая пенсия и никакие накопления не покроют. В Германии это научились страховать. Страховка позволяет нанять таким людям сиделку. У нас же уход за такими людьми ложится на их родственников — таким образом, они сами оказываются выключенными из трудовой деятельности. На Западе, где уход за больным рассматривается как профессиональный труд, наоборот, создаются дополнительные рабочие места. А работающий человек — это зарплата, пенсионные права и справедливое распределение нагрузки между работающими и неработающими.
|
|