Имя её Любовь

Всё- таки газета вещь довольно неуклюжая. В пятницу, когда очередной номер был уже свёрстан и заслан в типографию, на нас обрушилась чёрная весть: ушла из жизни наша Люба Сухаревская. И сообщить мы об этом не можем, технологический процесс не повернуть назад. И вот теперь, с недельным опозданием, я должен сказать какие-то слова, которыми, конечно же, ничего не изменишь.

Любу похоронили в понедельник на Смоленском кладбище. Было сказано много тёплых и совсем не дежурных слов. Не о регалиях Сухаревской (член Союза журналистов, член Союза писателей, лауреат премии губернатора, обладатель знака «Золотая запятая» и т.д.), а о том, каким добрым и отзывчивым, хрупким и сильным человеком была Люба. Причём, многие, и я в том числе, ловили себя на том, что «одевали» нашу очаровательную подругу в мужские одежды. Не поэтесса, но поэт, не журналистка, но журналист. В ней было заложено очень сильное начало, которое помогало ей преодолевать и житейские, и профессиональные трудности. А их было немало.

Меня всегда удивляло в Любе отсутствие богемности. Она вращалась в непростом и капризном мире искусства, писала о всех значимых событиях в культуре, но упорно не становилась завсегдатаем модных тусовок, а тем более какой-то светской львицей. Возможно, сказывалась закалка шахтёрского городка, где она родилась и провела детство, возможно, деревенская закваска от дальних предков и мужицкая подхватистость. В деревне всегда водились и ценились подхватистые мужики, готовые помочь, подставить плечо в любом деле, будь то строительство избы, сенокос или, не дай Бог, какое несчастье. Люба была подхватистой, успевала и свою работу сделать, и другим помочь.

Она прошла БАМ, авиазавод, а потому жизнь знала отнюдь не по стихам, на которые у неё самой часто не оставалось времени. Надо было зарабатывать, поднимать дочерей. Успевать писать для нескольких изданий. Каждая копейка на счету. Разве такой нам представляется поэтесса? В своём поэтическом саду Люба не цвела этакой хризантемой, она была в нём садовником: возделывала почву, пропалывала сорняки, оберегала юные побеги. Десятки молодых писателей и поэтов обязаны Сухаревской своими первыми успехами. Она садовник. Вот и в нашей газете, редактируя «Перевал», она кропотливо обихаживала тексты пожилых людей, если находила в них каплю таланта и здравого смысла. В прощальном слове многие справедливо говорили о том, что с уходом Любы иркутская культура осиротеет: нет другого человека, который мог бы так профессионально, так по-доброму и вместе с тем точно, со знанием дела писать о спектаклях, о работе художников, о музыке… Но всё же о поэте должны говорить его стихи. Как жаль, что у нашей Любы не хватало ни времени, ни денег на собственные книги. Но те редкие сборники стихов, что она оставила времени, могут рассказать о многом.

Верю маме – она не лукавила,

когда говорила: устала жить.

Верю дочери старшей, которой ещё нравится

держать меня за руку.

Верю дочери младшей, которая говорит:

«Осторожней через дорогу!»

Верю работе – её никогда не переделаешь всю,

даже если окажешься

безработным.

Верю друзьям – они меня не предавали.

Верю в то, что про всех нас

написано

в Книге Судеб.

Верю тебе, сказавшему, что глаза у меня сияют

и что имя моё – Любовь.