Прикосновение к Поднебесной

Середина апреля. Вторые сутки от Иркутска за окнами вагона тянутся поля, степи и леса. Ещё жёлто-бурые, местами обугленные. Кое-где они тоскливо дымят, реже полыхают ярким пламенем, и что-то незаметно, чтобы кто-то гасил пожары. Временами проплывают развалины каких-то цехов, проваленные крыши пакгаузов, замусоренные, запущенные, захламленные деревни. Реже – помпезные вокзалы придорожных городов. Земля по-весеннему гола, не ухожена, обнажена и беззащитна. Пейзаж порой напоминает панораму недавно прошедших боёв. Россия...

А вот и Благовещенск. Несколько минут на такси и я в гостинице, где должен быть забронирован номер.

Рано утром комфортабельный автобус доставил нас, группу туристов, отправляющихся в Китай из разных городов России, в речной порт. На российской стороне процедура таможенного досмотра занимает около часа, а потом нас небольшими партиями начинают переправлять через Амур на разномастных шумных и не очень опрятных «Пумах» – небольших катерах на воздушной подушке.

На Амуре ледоход, лёд почти не движется, стоит переломанный, грязный, топорщится торосами. Невольно закрываешь глаза, когда под «юбкой» «Пумы» проскакивают стоящие вертикально льдины. Однако большую часть их судёнышко старается обойти стороной. Где-то здесь – невидимая нам граница. Весь путь через неё занимает меньше пяти минут, в облаках пыли «Пума» приземляется на китайской стороне. Мы в Хэйхе.

Пока несколько «Пум» перевозят остальных туристов и прочих желающих побывать в Китае, с любопытством оглядываюсь в очень чистом просторном зале. Служащие в основном военные, в необычной для русского взгляда форме, немного напоминающей российскую: тёмно-зелёной, с алыми погонами и такими же нашивками на рукавах кителей и околышами на фуражках. На туристов смотрят холодно и без особого любопытства – привыкли. Среди тех, кто пересекает границу, китайцев мало, но много жителей Благовещенска, для них поездки в Китай столь же привычны, как нам поездки на дачу. Ездят в магазины, в баню, просто отдохнуть.

Часа через два, изрядно утомлённых, нас выстраивают в колонну и по одному начинают пропускать через КПП. Кроме уже привычного металлодетектора и рамки сканера, багаж обнюхивает рыжий пёс неопределённой породы. В сопровождении молодого китайца в штатском он бродит среди баулов, чемоданов, сумок, рюкзаков. Вот лапой трогает баул и ложится рядом. Поводырь в качестве поощрения выдаёт ему красный шар размером с теннисный мяч, который пес начинает увлеченно грызть. Толпа с любопытством наблюдает за действом. В бауле обнаруживается полпалки копченой колбасы. Перепуганная бабуля пытается объяснить, что это осталось с поезда, ну не выбрасывать же провизию! Китаец вежливо улыбается, взвешивает добычу на весах за стойкой, и возвращает продукт вконец смущённой путешественнице. А ведь нас предупреждали о том, что ввозить в Китай какие-либо продукты строжайше запрещено!

Через некоторое время пёс трогает лапой чей-то рюкзак и ложится рядом, вопрошающе поглядывая на проводника. В рюкзаке обнаруживается бутерброд с сыром. Всё повторяется. Бутерброд возвращается хозяйке, а пёс увлечённо жуёт свой призовой шар...

После таможни нас рассаживают в комфортабельные автобусы, украшенные красными драконами. Впереди несколько часов до Удалянчи. Гладкая, как взлётная полоса, четырёхрядная бетонированная дорога временами прерывается ремонтируемыми участками.

Вдоль дороги, за шпалёрами тополей проплывают поля: ровные, чистые, одна к одной грядочки тянутся до самого горизонта. Ни одной жёлтой травинки.

Дороги китайцы строят тщательно, во всяком случае те, которые мне довелось увидеть. На реконструируемой трассе Хэйхэ – Харбин работают большими бригадами, вроде бы неспешно, но старательно. Многие рабочие живут здесь же, на дороге, в длинных палатках, покрытых полиэтиленовой плёнкой, и от того похожих на наши теплицы.

А вот и санаторий: четырёхэтажные корпуса вполне современны, и если бы не транспаранты с красными иероглифами на фронтонах, мало отличимы от наших.

Остаток дня ушёл на знакомство с заведением, встречу с врачом, назначения. Процедур много, от всех болезней, все платные, и их стоимость в путёвку не входит.

Иду на массаж стоп. Парнишка с лицом Будды, больно давя на подошвы, спрашивает:

– Больно?

– Больно!

Отвечает: «Так надо! Это холосо!»

Экзекуция длится сорок минут, но ногам и всему телу становится легче. В просторной комнате шесть лежанок, на которых с обречёнными лицами лежат мои соотечественники. В ногах у каждого сидит по китайцу или китаянке. Гендерное разделение здесь отсутствует. Мужчины и женщины лечатся на равных. Ещё два-три, видимо, свободных от работы медбрата болтаются в узком проходе и громко, бесцеремонно разговаривают, смеются... Вполне возможно – над нами. По-русски большинство говорит плохо. Так что душевного разговора не получается. Но они стараются. Внимательно прислушиваются к тому, что говорят пациенты, делают попытки повторить. Это удаётся не сразу, но они старательно, раз за разом повторяют незнакомые слова.

У всех работающих в санатории китайцев сокращённые русские имена: Саша, Юля, Егор, Лена, Рая… Понятно, что это псевдонимы для нашего удобства. Но они охотно называет и свои исконные имена, чаще всего непроизносимые нашим русским языком. Я безуспешно пытаюсь произнести имя медбрата – он добродушно смеётся, подбадривает.

В физиокабинете, большом и не очень уютном зале, два десятка разномастных лежанок. Перед ними скамейки, покрытые простынями. Тяжёлый влажный воздух наполнен гулом голосов. Полуголые мужчины и женщины сидят, обмазанные тёмно-серой грязью, укутанные в махровые покрывала. Процедура длится 20 минут. Сидеть скучно, громкий китайский говор воспринимается просто как шум, пациенты чаще помалкивают. Или переговариваются в полголоса. Лысоватый, пожилой дядька, с добродушным лицом и лукавыми глазами, как и все замотанный в розовую мохнатую тряпку, учит молодую китаянку русскому языку: «Скажи – «электростанция»… Китаянка с трудом выговаривает что-то наподобие: «Эликасанция»... и хихикает. – Это там, где вырабатывают электричество, – поясняет мужичок. Скажи «провод». Китаянка послушно лепечет: «Пловод».

– По нему идёт ток, продолжает «учитель». – Понятно?

– Поняла! – радостно кивает медсестра.

– А вот если ты рукой возьмёшься за провод, то тебя п…нёт. Это значит не просто ударит, а очень сильно ударит! – Неожиданно заключает мужичок под хохот окружающих. Китаянка тоже смеётся. – Я понимай – это шютка такой. Ти шютиль!

Местоимения, а также буквы «л» и «р», китайцы безбожно путают, а потому предпочитают ко всем без различия пола и возраста обращаться на «ты». Самое ходовое обращение «Подлуга». Впрочем, к этому быстро привыкаешь. И имена наши они сокращают: Вова, Дима, Катя, Маша. Так пишут и в санаторных книжках. Для них произнести наши полные имена так же трудно, как нам китайские…

Во всех кабинетах установлены видеокамеры, часто по нескольку штук. То ли следят за тем, как работает персонал, то ли за поведением гостей…

Надзирает за работой физиокабинета тоненькая, как былинка, китаянка Соня. О том, что она немолода можно догадаться, только внимательно приглядевшись. Держится она почти по-военному прямо, но вместе с каблуками едва ли дотягивает до полутора метров. Заметно, что подчинённые её всерьёз побаиваются. Стол Сони стоит за стеклянной загородкой на некотором возвышении. Время от времени она выходит из своего укрытия и устраивает громкие разносы. И тогда в отделении, где человек 30 пациентов и едва ли не больше медперсонала, ничего кроме её металлического голоса не слышно. Замолкают даже наши соотечественники. Впрочем, иногда она приходит в хорошем настроении и даже не против поговорить.

О пенсии

В один из таких дней разговор зашёл о пенсии, которую в Китае стали назначать сравнительно недавно. Размер её, как я понял, зависит от уровня заработка, квалификации и стажа работы, но не ниже 600 юаней, что выше официального прожиточного уровня. У Сони, по её словам, пенсия составляет пять с половиной тысяч юаней (1 юань в те дни стоил 4.4 рубля.) То есть в пересчёте на наши деньги примерно 24 тысячи рублей. При том что цены в Китае на основные продукты значительно ниже, чем в России, очень даже неплохая пенсия! Однако зарплата у большинства персонала невысока – врач-массажист получает две тысячи юаней. И какая у него будет пенсия, можно только гадать…

Пенсию в Китае получает каждый четвёртый гражданин пенсионного возраста, и все, кто платит налоги, могут рассчитывать на неё.

О времени

Удалянчи, как и весь Китай, живёт по пекинскому времени. Пациенты санатория встают, когда часы показывают пять утра. Если учесть, что разница с Благовещенском, самым близким от Удалянчи городом в России, составляет два часа, то это не так уж и рано. Большинство китайцев в это время уже на работе. Это – об условности обозначения времени. И никому в Китае пока не приходит в голову экспериментировать ни со стрелками на часах, ни со здоровьем сограждан...

О чистоте

В санатории чистота царит если и не идеальная, то вполне приличная. Горничные каждое утро, пока мы бегаем по процедурам, чистят наш номер, иногда, правда, забывая стереть пыль с подоконников и тумбочек. Заметно, что недавно здесь был ремонт почти европейский, но смущает на треть прозрачная стена, отделяющая душ и туалет от спальни. Привыкнуть к этому сложно...

А за забором у многочисленных лавочек, аптек, забегаловок такие же свалки, как и у нас в России. В десятках разнообразных торговых точек от огромных супермаркетов до крытых тканью палаток невообразимое количество товаров китайского производства, выставленных, чаще всего, как попало. Огромное количество всяческой электроники, в том числе и японской, и сделанной под японскую…

Китайцы особенно гордятся шёлком и чаем. На шёлковой фабрике нам прочитали небольшую лекцию об истории и изготовлении знаменитой ткани. Молодая китаянка начала её словами: «Китай самая могущественная и древняя страна в мире…» И это были не просто слова. Гордость за свою страну сквозила в каждом её слове.

Одеваются весьма скромно, то ли из бедности, то ли из пренебрежения к своему внешнему виду. Очень многие женщины на улице ходят в тряпичных масках. Говорят – гигиена, хотя воздух здесь, на наш взгляд, чистый, а машин сравнительно немного.

Потрясает особый стиль вождения автомобилей: по городу – не более 40–50 километров в час. При этом соблюдать правила дорожного движения мало кто считает нужным. На перекрёстке – кто первый загудел, тот и проехал. И никто не нервничает, не кричит, не выясняет отношения.

Что же касается многочисленных велосипедов и всякой мелкой мототехники, снующей по улицам, то она тоже тихоходна и, судя по всему, малоопасна. Во всяком случае, за две недели я не слышал ни об одной аварии.

Время от времени на дороге появляется дорожная полиция. Её, видимо, опасаются и стараются при виде полицейской машины вести себя прилично. И, конечно, по-своему хитрят: на совершенно вроде бы пустынной дороге, пролегающей между городами, по которой наш экскурсионный автобус «летит» со скоростью около 80 км в час, водитель, почти не притормаживая, делает неожиданный пируэт, напоминающий букву «зю». – Это что?!

– А там установлены видеокамеры, и водители, чтобы не попасться за превышение скорости, стараются объехать зону их видимости – поясняет гид…

На территории санатория множество всяческих фонариков в национальном стиле, но на газоне художественно выполненный из бетона транспарантик с надписью на русском языке: «Любите культуру!» Это специально для нас...

Две недели пролетают стремительно. Вот и последний день. Тот же нарядный автобус неторопливо везёт нас к границе. Мы увидели лишь крошечную часть огромной страны, но осталось странное ощущение – как будто прикоснулся к чему-то большому и сильному. И подумалось, а не пора ли нашим детям учить китайский язык? Нам то уже поздновато...