Чудо по имени Дана

На улице ноябрь, вернее, конец ноября, но холод был по-настоящему зимним, промозглым и ледяным. Совсем как в декабре.

Вовчик спешил:

– Скорее бы до дома добраться, чаю горячего с молоком из большой кружки напиться. Мама, наверное, уже успела любимых жучков с вареньем испечь!

Утром он убежал на лекции ни свет ни заря, даже позавтракать как следует не успел. Не до того с утра чаи гонять. Чуть зазеваешься, затормозишься, глядишь и опоздаешь на первую пару, а пропустить никак нельзя – гистология – наука всех наук.

***

Микрорайон Университетский в ту пору, четырнадцать лет тому назад, ещё не отстроился до конца, не прихорошился, не принарядился внешне. Кое-где около домов навалом лежали груды строительного мусора – изломанные бетонные блоки с торчащей покорёженной арматурой. Не установлены были и мусоропроводы, поэтому вселившиеся на постоянное жильё новосёлы частенько выбрасывали ненужное своё барахло в кучу строительных «останков».

Не было и знаменитой деревянной лестницы. Народ обходил гору стороной, но такие храбрецы, как Володька, умудрялись скользить на ботинках. Правда, и их иногда в сторону заносило. Зато было быстро, с ветерком и шиком.

А холод пробирал. Не так холод, как ветер порывистый и жгучий. Как назло, Вовчик второпях дома рукавицы забыл. Знатные рукавицы, которым завидовал весь первый курс. Баба Галя их связала из собачьего пуха своего дворового пса – рыжего Шарика. Печки! Не рукавицы! Однокурсники частенько подсмеивались:

– Ну, Синицын, дай хоть одну варежку поносить, на себе почувствовать горячую любовь твоего Шарика!

Не шуточный сегодня мороз! И в карманах куртки руки не согреваются. Впереди, по менее пологому откосу, осторожненько спускается пара – мужчина и женщина. Видно, за покупками в магазин ходили. Пакеты полнёхонькие несут. Идти далековато – все торговые точки в районе пока на самом верху работают, ближе к площади. Мороз гонит людей, торопит. Женщина нос в воротник прячет, щёки рукавицей трёт.

Володя узнал пару из соседнего блока, что чуть выше его дома стоит. Частенько наблюдать ему приходиться, как выводят они на прогулку целую свору своих собак. Ну, не свору! Всего-то две у них собаки. Одна огромный амбал, пожалуй, выше любой овчарки, непонятной, неизвестной породы. Рыжий, косматый, иногда совсем неуправляемый, хулиганистый, но добрый. Бывало, как лось, на неимоверно длинных ногах так далеко уносился за гору, за дороги, что хозяева вдвоём, как шальные, носились за ним, ласково и жалобно зазывали: «Проша, Прошенька!» А Проша просто «отрывался», носился как очумелый, ошалевший от воли, простора, пространства, не ограниченного четырьмя каменными стенами. Возвращался он всегда виноватым, обессиленным, в колючках репейника, с вываленным наружу жарким языком. Из пасти его, как у Змея Горыныча, пар клубами валил.

Вторая собачка была маленькой, неприметной, какая-то очень уж тактичная, серо-белая мышка, и кличка у неё под стать была – Чапа.

– Да уж, собаки! Что в них особенного? Что за них так убиваться? Частенько мысль у Вовчика мелькала, когда видел в окно эти занимательные и уморительные прогулки соседей.

– Как о людях иногда говорят: «Ни кожи, ни рожи!» Так и у этих экспонатов. За что любить-то можно? Ни породы, ни красоты какой! Уж если я буду заводить себе собаку, то ни какого-то безродного пса, а выберу французского бульдога, бультерьера или немецкого курцкара. Или ещё лучше – бассетхаунда. Вот это собака! – Одни уши у него чего стоят. Красавец! На таких глядеть одно удовольствие – и стать, и экстерьер, и окрас!

Вот только закончу институт, поработаю и куплю какого-нибудь красавца. На худой конец – спаниеля. На охоту будем с отцом ходить.

Размечтался Вовчик. Вот за аркой дом родной показался. А что же соседи остановились около мусорного хлама? Женщина наклонилась и гладит какой-то чёрный комочек. – Кошка что ли? Володя подошёл ближе. – Ба! Да не кошка. Собачонка маленькая. Её с большой натяжкой собакой-то назвать можно. Щенок – чёрный, кудрявый! Пищит-то как жалобно. Голодный, наверное.

Женщина умоляюще смотрит на подошедшего парня:

– Молодой человек, если у вас нет собачки, заберите этого щенка. Замёрзнет ведь. Мы бы взяли, да у нас дома две собаки. Ну куда нам третью?

– Знаю я ваших собак – Прошу и Чапу.

– Правда? – Женщина заволновалась. – Мальчик, возьмите. Назовите это чудо Даной, если девочка, т. е. дана вам в подарок. День сегодня какой-то святой. Возьмите, молодой человек, она вам душу всегда греть будет.

Вовчика не надо было уговаривать. Какие там пекинесы, мопсы, бульдоги! Вот оно, живое чудо, – уже в руках. Беспомощное. И только от него зависит его жизнь. В ладошки комочек поместился. Володя спрятал его в самое нутро, за пазуху. Радость распирала. Взлетел одним махом на третий этаж. Еле дождался, пока мама, Елена Михайловна, дверь откроет.

И вот чудо косматое выглянуло из недр куртки, бусинки глаз широко открыты, тревожно и настороженно. И спряталась находка, уползла в самый дальний угол дивана и три дня не могли её оттуда выманить. Людей боялась малышка. Видно крепко обидели её! Елена Михайловна вроде против была настроена:

– Сыночка, да у нас ведь котик есть, и как они друг с другом уживутся?

– Уживутся. Сладят. Мама, я ведь всегда хотел немецкую овчарку завести – начал врать Вовка. – Представляешь, когда бы она выросла, то полдома б заняла. А эта малышка совсем маленькая.

Володя прав оказался. Дана подросла, конечно, до размеров карликового пуделя кудрявого и игривого. Любимицей в доме стала, но главным своим хозяином всегда считала Володю.

***

Годы прошли незаметно. Вовчик закончил медицинский институт, потом ординатуру. Теперь называть его стали Владимир Александрович. По работе часто приходилась ему ездить в командировки – в самые отдалённые места области и дальше, за её пределы, например в Якутию. Туда, где нужны были специалисты широкого профиля. Когда бы ни возвращался он домой, в любое время суток, Дана звонким лаем оповещала всех домочадцев:

– Дверь в подъезде открывает хозяин. Приехал! Торопитесь же, отмыкайте замки.

И сердце её маленькое так от радости ухало, что казалось просто огромным. Вот-вот выскочит. Наверное, только такое сердце могло вместить всю её любовь к Володе. И не отходила от него ни на шаг, всюду сопровождала.

***

Вальяжный сиамский кот Мурзик с необыкновенными голубыми глазами и Даночка жили теперь на даче. Территория большая, делить нечего, хотя ссор между ними никогда и не было. Больно покладистый характер у Даны был.

Мурзик, любимец Елены Михайловны, заметно изменился. Важный стал – зови не зови – и ухом не поведёт. А Данка на каждый призыв отзывалась мгновенно. «Крестьянское» происхождение, видно, давало о себе знать. Простота! Тосковала, если Володя долго не возвращался.

***

Прошло ни много ни мало – четырнадцать лет. Вернулся однажды Владимир Александрович из очередной поездки и неладное что-то углядел в своей любимице.

– Мама, а что так Дана похудела и ничего не ест?

– Да, жара, наверное, всех доконала! – Успокоила Елена Михайловна.

Нутром врач почувствовал беду. Тут же повёз малышку в клинику. Поставили диагноз. Сделали операцию, ставили капельницы. Три дня врачи не отходили от Даны. Боролись.

Дома успокаивал, уговаривал свою любимицу Володя:

– Все, что можно, врачи для тебя сделали. Полежи, отдохни, Даночка.

Долго сидел с ней рядом. Гладил, разговаривал.

К ночи поднялся на второй этаж мансарды, открыл все окна. Ни ветерка.

Проснулся вдруг – на часах 3 часа ночи. Услышал – по лестнице кто-то карабкается к нему. Догадался! Дана!

Откуда силы взялись, малышка! Всё понял. На руки взял. И вспомнилось всё счастье, которым одаривало его долгие годы это маленькое существо.

Уснула на руках. Уснула. Совсем.