Девяностые. Начало (18)

Главы из книги Игоря Широбокова «С Ельциным и без него, или Политическая шизофрения». 2007 год

• Девяностые. Начало
• Девяностые. Начало (2)
• Девяностые. Начало (3)
• Девяностые. Начало (4)
• Девяностые. Начало (5)
• Девяностые. Начало (6)
• Девяностые. Начало (7)
• Девяностые. Начало (8)
• Девяностые. Начало (9)
• Девяностые. Начало (10)
• Девяностые. Начало (11)
• Девяностые. Начало (12)
• Девяностые. Начало (13)
• Девяностые. Начало (14)
• Девяностые. Начало (15)
• Девяностые. Начало (16)
• Девяностые. Начало (17)

Город гудел. «Серый дом» напоминал растревоженный улей. Юрий Абрамович прибегал ко мне по четыре раза на дню: взъерошенный, до крайнего предела взвинченный, с красными глазами. Нервный разговор сводился к нескольким вопросам: зачем я вызвал комиссию? чей это был заказ? какие выводы сделали проверяющие? какой компромат накопали?.. Я отвечал, что комиссию не вызывал, заказа не было и не могло быть, а с предварительной справкой мы оба были ознакомлены… Чувствовалось, что Юрий Абрамович мне не верит, подозревая в плетении хитрых интриг против него.

Вскоре я стоял перед депутатами на чрезвычайной сессии областного совета и отвечал по существу на те же вопросы. «Нарушения были выявлены?» – добиваются депутаты. «Да, – отвечаю, – был упущен контроль за внешнеэкономической деятельностью…» Ножиков вне себя. «Ах, так меня какие-то представители обвиняют! Прокурор области! Начальник УВД! Начальник РУБОП! Начальник ФСБ! Отвечайте прямо: есть у вас против меня материалы?» Встают по очереди, отвечают по-военному четко: «Никак нет!» Иного и быть не могло. Зная Ножикова, никто и предположить не мог в его действиях корыстных мотивов. А я выглядел тупым злодеем, коварным «засланцем» московских политиков…

Я в тот же день вылетел в Москву – разобраться, что же, черт возьми, происходит! Нашел инспекторов, проводивших проверку. Они поведали, что в авральном порядке по приказу начальства ночью готовили справку, но уже утром обнаружили, что кто-то успел внести в нее «существенные коррективы». Да уж, про коррективы мягко сказано: в Иркутске я видел один текст, а в Москве читаю нечто незнакомое. Фамилия Яковенко, украшавшая каждый абзац иркутского варианта, в Москве бесследно исчезла, а Ножиков стал единственной фигурой сего документа. А коли не стало бывшего главного фигуранта, то вместе с ним ушли из справки и выявленные нарушения во внешнеэкономической сфере. Зато единственный эпизод, связанный с Ножиковым, был раздут до государственного преступления.

Я знал предысторию этого дела. Вначале предприниматели с Урала появились у меня с весьма заманчивым предложением. У них есть лом циркониевых труб, у Иркутской области – льготы по внешней торговле. Они продают этот лом через Иркутскую область, в результате чего областной бюджет получает существенную прибыль в валюте. Я им ответил, что такие дела не в моей компетенции и ходатайствовать за них перед главой администрации я не стану – Ножиков не любит, когда кто-то лоббирует коммерческие интересы… Если цирконий имеет ограничения к вывозу, то к Юрию Абрамовичу лучше прийти с визами от соответствующих министерств и ведомств. То же самое им сказал и Ножиков: будут разрешения от правительственных органов – будет и его подпись. Все разрешения и визы коммерсанты в Москве получили. Ножиков подпись поставил. Цирконий продали. Позже выяснилось – незаконно.

С проверяющими из Контрольного управления мы обсуждали эту ситуацию и вполне резонно рассудили, что ответственность лежит целиком на государственных структурах: министерстве внешнеэкономических связей, министерстве экономики и торговой палате. За их действия глава областной администрации отвечать не может и не должен. Но президент России уже высказал недовольство слишком независимым иркутским губернатором, и ведомство Филатова (глава президентской администрации) взяло под козырек, решив, что для устранения строптивого любые средства будут хороши, в том числе и пресловутый цирконий…

В администрации президента со мной завели осторожный разговор… о возможности назначения Яковенко главой администрации области…

– Что происходит? – спрашиваю ошарашенно.

Только неопределенная, снисходительная улыбка в ответ.

– Мне можно писать заявление?

– О чем?

– Об отставке.

– Никогда не следует забегать вперед…

С этим напутствием – не забегать вперед – я и выкатился из кабинета, понимая, что теперь мне добровольно уйти не дадут, снимут, как и губернатора.

Но все изменилось едва ли не на следующий день. Президент извинился перед Ножиковым, Указ был отменен, инцидент исчерпан. Все довольны, все смеются. Но смеяться не хотелось: противно, знаете ли, чувствовать себя пешкой в чужой игре…

До сих пор много темных пятен в этой истории, и я не уверен, что со временем они прояснятся. Ну, раскопают историки какие-то любопытные бумажки, сличат подписи и даты, но это будут лишь следы на снегу, не более – и загонщики давно ушли, и зайцы разбежались…

Надо сказать, что Яковенко – не та фигура, о которой можно упомянуть мимоходом и пройти дальше. Это масштабная, цельная и в то же время очень неоднозначная личность. Оценивая шесть лет работы на посту представителя, я должен признать, что все они прошли под знаком борьбы с Владимиром Кузьмичом Яковенко. Не с ним лично, а с его решениями и распоряжениями как первого заместителя губернатора области.

Столкнулись мы с ним вскоре после моего назначения, тогда он еще был председателем комитета по экономической реформе областного совета. Заканчивалась сессия, и вел ее почему-то Яковенко. Я взял слово, чтобы представиться депутатам и заодно высказал свое мнение по только что принятому законодательному акту о лесопользовании в области. Меня смущало, что и заготовка леса, и переработка, и вывоз отданы на откуп районным администрациям, а функции контроля и лесовосстановления практически отсутствуют. Все это приведет к хищнической вырубке лесов и коррупции на уровне районных властей (прошли годы, и я вижу, что был полностью прав тогда – положение в лесном хозяйстве становится катастрофическим, за счет нашей тайги богатеют китайцы, организованная преступность и местные чиновники). Владимир Кузьмич беспардонно прервал меня и начал «ставить на место». По тональности это напоминало разнос в строительной бытовке, который устроил прораб нерадивому рабочему. Какое имеет право такой-сякой вмешиваться и оценивать работу всенародно избранных депутатов?! Почему не потрудился передать свои замечания до обсуждения проекта?! Следом, как водится, дружно навалились «всенародно избранные».

Как-то в доверительной беседе Ножиков сказал мне: «Знаешь, были в моей работе и ошибки, и заблуждения, но одно достижение неоспоримо. Самая крупная моя победа… это приход в администрацию Яковенко»…

Владимир Кузьмич был по существу председателем областного правительства, а Юрий Абрамович, соответственно, президентом. Все хозяйственные, финансовые дела вез на себе первый заместитель. В те смутные времена он был незаменим. Для него не существовало преград, по правовому бездорожью он шел как бульдозер, ломая все на своем пути, а противников душил, как волкодав. Его боялись, ему безропотно подчинялись, его ненавидели… Но при всем при том такую организаторскую мощь и деловую хватку невозможно было не уважать. Ножиков на работе – и в «сером доме» суета продолжается до поздней ночи. Зайдешь, бывало, к губернатору по пустяковому вопросу, а задержишься на полчаса и дольше: надо ему и пофилософствовать, и стратегические вопросы обсудить, и поспорить, выйдешь – а твой пустяковый вопрос так и остался нерешенным. Когда губернатор отсутствовал, его первый зам ровно в шесть, как и положено, спускался к машине и ехал домой. Здание пустело. А что штаны протирать – все вопросы решены, все дела окончены…

Надо бы прояснить вопрос и о правоохранительных органах, у которых «никогда ничего не было на администрацию и ее чиновников». Мне они как раз подбрасывали немало компромата в аналитических записках и справках, но всегда и непременно предваряя фразой – «по оперативным данным…». Две бабы посплетничали о ком-то на базаре – это уже «оперативные данные». Для того, чтобы они стали фактами, их надо проверять и перепроверять, а для того, чтобы назвать их уголовно наказуемыми деяниями, имеющими судебную перспективу, к ним надо еще и подвести мощную доказательную базу. При этом придется беспокоить больших людей, обострять с ними отношения, изымать документацию… А вдруг – пустышка и «оперативные данные» яйца выеденного не стоят?

Как правило, справки такие и подписывались оперативными работниками, а не начальством. Что мне с ними делать – у меня следственного аппарата нет… Не буду же я писать в Москву: по слухам, такой-то замешен в том-то и том-то… Идти на опасное обострение с местными властями правоохранительные ведомства не рискуют, а в случае чего – они же сигнализировали представителю президента… Такие вот игры. Слухов полно, «все всё знают», а «око государево» бездействует…

Очень своеобразное это самое массовое средство массовой информации – слухи. Ему доверяют больше, чем официальным источникам: мол, «дыма без огня не бывает» и «люди зря говорить не станут». Тут нет цензуры и редакторов – каждый сам себе редактор и сочинитель, потому и доверия больше. На голом месте слухи не рождаются, это достоверно – убедился на собственном опыте, когда народная молва стала доносить подробности моей жизни. Я даже стал коллекционировать слухи о себе, каждый раз разгадывая занятные ребусы – откуда что появилось.

Узнал, например, что получаю я сто миллионов рублей (это когда в начале девяностых все стали миллионерами). Почему сто миллионов? Наверное, для ровного счета, чтоб не мелочиться. На самом деле зарплата моя была примерно в тридцать раз меньше и в переводе на валюту составляла 200 долларов. Но директора акционированных предприятий стали назначать тогда себе любимым жалованье, соизмеримое с зарплатой зарубежных менеджеров: работали по старому, а получали по новому – в тысячах долларов… Обыватель же рассуждал «логически»: не может представитель президента зарабатывать меньше какого-нибудь директора чаеразвесочной фабрики…

Затем друзья(!) поздравили с приобретением бухты на Малом Море. Какой бухты?! «Не прибедняйся, – говорят, – база отдыха Мандархан, построек много, местечко славное – нас специально водили, все показали…» А ведь действительно, был я в Мандархане с семьей и с коллегой из Усть-Орды, сняли мы на пять дней два щитовых домика. Этого оказалось достаточно, чтобы «пошел дым».

Миф о сказочной даче я, признаюсь, создал сам. Когда меня спрашивали, я говорил: «О-о, у меня там все есть – дом, гараж, баня, сарай, лес, огород, сад, лужайки…» При этом надо было уточнять, что все богатство размещается на… четырех сотках. Типовой домик 4 на 5 метров, дощатый гараж, две грядки. Сосны я отказался вырубать, за что едва не исключили из садоводства – мне надлежало «выполнять продовольственную программу». Вообще это безобразие я считаю главным преступлением социализма. У нас что, земли в Сибири не хватало? Почему четыре, а не десять, двадцать соток или целый гектар? Почему теплица и даже погреб, не говоря уж о доме, должны быть строго определенного размера? Какую мораль я нарушу, если не люблю быть грязным, если стану париться в собственной бане (строительство их в садоводствах строжайше запрещалось)? В Иркутском горисполкоме, насколько мне известно, хотели пойти еще дальше: готовилось постановление, запрещающее въезжать в садоводства на автомобилях. Приехал, поставил машину на платной автостоянке в полутора километрах от дачи, а потом пешечком – «на пользу экологии и собственного здоровья»… Государство всеми силами поддерживало социалистический феодализм, не позволяя людям иметь хоть какую-то собственность. Клетушка в панельной «хрущобе» на одном конце города, гаражный кооператив – на другом, клочок земли в садоводстве, клочок земли под посадку картофеля… Если собрать эти разрозненные клочки и квадратные метры, то получался бы на каждого вполне приличный участок для своего дома. Дайте еще ссуды, побеспокойтесь о простейших коммуникациях – и народ бы строился, разводил сады и огороды, дети приучались бы к труду, а не балдели по подъездам… Нет, нельзя, собственность делает человека независимым, а это для ортодоксальных коммунистов было страшнее чумы.

Ладно, я отвлекся. Мое «изобилие» на четырех сотках, конечно же, породило легенду об огромном доме с оранжереей и зимним садом, парке на нескольких гектарах и прочих буржуйских излишествах.

Забавно было слышать, как один «знающий» человек при мне уверял собеседников, что Широбоков давно, оказывается, живет в Австрии, и неплохо там устроился. Моя попытка возразить чуть не окончилась мордобоем – посчитали приспешником «этих ворюг от власти»… Соображаю: почему поселили в Австрию? Я там ни разу не был… И догадываюсь: в Австрии работает торговым представителем Геннадий Иннокентьевич Фильшин. Такой же бывший депутат, с таким же отчеством – чем не Широбоков?

А как-то «порадовала» жену старая знакомая:

– Тяжело, небось, тебе теперь?

– Почему?

– Ну, одной-то куковать…

– ??

– Ну, как мужа-то схоронила…

Так вот я и в коттедже поселился, и в Австрию эмигрировал, и умереть успел. Последняя новость не очень радует, но если верить приметам – может, долго жить буду? «Похороны» мои состоялись тоже не просто так: в конце девяностых ушли из этой жизни брат и отец. Некрологи в газетах были, фамилия та же – для «знатоков» оснований более чем достаточно…

Это довольно пространное описание слухов я привел к тому, чтобы показать, насколько надежны и основательны «оперативные данные». Дыму, зачастую, много, а вместо огня – светящаяся гнилушка…

• Расскажите об этом своим друзьям!