Девяностые. Начало (7)

Главы из книги Игоря Широбокова «С Ельциным и без него, или политическая шизофрения». 2007 год

Путина собкора «Комсомольской правды» Игоря Широбокова

• Девяностые. Начало
• Девяностые. Начало (2)
• Девяностые. Начало (3)
• Девяностые. Начало (4)
• Девяностые. Начало (5)
• Девяностые. Начало (6)

Омулевая путина

Байкал. Капля чистой воды в необъятных просторах нашей Родины, синяя капля на разноцветной карте планеты, живой родник, хранящий четверть всех мировых запасов пресной воды.

Безнадежная затея – рассказать все о Байкале. Многие пытались: кто пером, кто кистью, кто объективом, но в результате удавалось запечатлеть лишь один миг, одно секундное состояние и настроение сибирского моря. Отчего так? А кто из писателей или художников всех времен мог бы заявить, что написал саму жизнь?

Байкал насыщен жизнью сиюминутной и вечной, борьбой и страстями, я воспринимаю его как живой организм, большой и мудрый организм, связанный неразрывными узами со всеми обитателями его побережий. Иначе чем объяснить, что только на Байкале возникает то необъяснимо высокое и чистое состояние души, которое невозможно высказать словами? Иначе чем объяснить, что скучаешь в разлуке с ним, как о близком друге, и он снится ночами? Чем объяснить, что дышится на его берегах так глубоко, легко и вкусно – кажется, еще глоток этого чудесного нектара, и ты окончательно опьянеешь или обретешь способность летать? Чем объяснить, что можно простоять у Байкала всю жизнь и не увидеть его дважды одинаковым? Вот чаша его горит расплавленным золотом, вот мелководье засветилось собственным изумрудным сиянием, вот горы подернулись сиреневой вуалью, а через миг водная гладь закипела молоком... Вот Байкал, играющий солнечными бликами, безмятежен и ласков, но, чу, шевельнулся воздух, свалилась с хребтов черная хмарь – и синий котенок вздыбил белопенные полосы, превратился в разъяренного тигра...

Коренные жители говорят о Байкале только уважительно, верят, что старик может обидеться и рассердиться, если назвать его озером. Недаром и в песне его величают: «Славное море, священный Байкал»... Вот и я, коренной житель его берегов, с детства очарованный Байкалом, не смог сдержать в себе язычника, разразился хвалебным словом в его честь, хотя писать взялся не о байкальских просторах, а о вполне прозаических проблемах сибирского моря.

... В Москве еще десятое июня, а у нас уже одиннадцатое, начался рабочий день. Чайки еще не проснулись, прячут головы под крыло на своих скалах. Предрассветный штиль. Тишина. Только дизель постукивает, но звук этот не спугивает, а как бы баюкает байкальскую тишину и умиротворенность. Со стороны Баргузина огненный шар прожигает водную гладь. Всей кожей ощущаешь, как пронзительно холодны его первые лучи. Валера не признает резиновую робу, но тоже натягивает оранжевую куртку поверх ватника – тепло загоняет. Лишь Федору все нипочем, рубаха его, как всегда, распахнута до пупа, на голове зимняя шапка – он и зимой, говорят, в таком одеянии на мотоцикле гоняет... Слава врубает сирену и сбрасывает обороты – впереди по курсу маячит буй с цифрой 38 (это номер нашего бота), сейчас мы его зацепим багром, и пойдет работа.

Транзистор в это время еще молчит, пуста его шкала. Но тут, словно черт из табакерки, вырывается из него бодрый голос и скачет по палубе под бравую музыку:

– Энергичнее, товарищи! Ноги у нас на ширине плеч, продолжаем наклоны туловища в стороны. Раз-два...

Вот мы и продолжаем эти наклоны, как учит далекий бодрячок- физкультурник, тягаем сеть из стылой глубины: раз-два, раз-два... Упражнение наше неизменно, и нет ему конца: едва начали выбирать первую ставку, а всего у нас сетей два километра сто метров, а тянуть их надо с тридцатиметровой глубины, а вода не теплее льда, а бечева врезается в ободранные и едва поджившие за ночь пальцы... Хорошее упражнение, не соскучишься! И где это Славка поймал зарядку в такую рань? Наверное, Владивосток проснулся. У нас-то на Байкале четыре часа утра.

– Следите за дыханием, – учит позже другой бодрый голос, – дышите ровнее!

Это из Благовещенска или Читы доносится. Спасибо, дядя, за совет, но дыхание у нас ровное: воздух тут отменный, высшей пробы, сети идут аккуратненько, без сбоев, и я их выкладываю ровными кругами. Ячейки пусты, как глаза сумасшедшего, цедим водичку. Хорошего мало.

– Где же твой фарт? – подкусываю Федю, с которым на пару тянем сеть через борт.

Когда вчера заметывали эту ставку, он так изощренно, со смаком и вывертом, запустил буек в воду, что сам засмеялся от удовольствия: «Во, класс! – похвалил он себя. – Фарт завтра ухватим!»

Сейчас он посмеивается, но не скажу, что добродушно – пустые сети заработка не прибавляют, а путина коротка.

– Так я чо? Я шаманить не обучен. Это бригадир у нас нефартовый. Ишь, небо коптит, рыбу отпугивает...

Валера дергает плечом, будто назойливую муху отгоняет, и отворачивается, продолжая смолить одну «беломорину» за другой. Не нравятся ему эти шуточки, вот они где у него сидят... Он уже второй час без работы: должен выщелкивать рыбу из ячеи, а нет ее, рыбы.

– Ой, напугал, противный! – блажит Федя, когда неожиданным подарком через борт переваливается серебристый омулек.

А следом другой, третий... Веселее пошло, хотя и не густо.

– Ноги шире плеч, еще шире!.. – не забывает нас транзистор.

Это родной Иркутск принялся делать зарядку. А команда поставить ноги шире плеч своевременна – баргузин начал пошевеливать вал, того и гляди бултыхнешься за борт, а держаться можно только за сети, которые тянут вниз. Ну да как-нибудь, главное, омуль хорошо пошел.

Валера едва успевает выбирать рыбу из сетей, тут бы и Слава пригодился, но от штурвала в такую погоду не отойдешь.

– ... Продолжаем бег на месте, а затем переходим к водным процедурам...– вот и Москва заканчивает свою радиозарядку, а нашей работе края не видно. А что до бега, даже на месте, то это к нам не подходит: руки не оторвешь от бечевы, ноги – от палубы. Качает. Зато с водными процедурами богато живем – то и дело окатывает студеным душем. Славка, сердобольная душа, прикуривает в рубке сигарету, сует мне в зубы, но огонек тут же заливает водой. Да, погодка, так ее растак!.. Но все когда-то кончается, и вот оно, маленькое счастье – на волнах запрыгал долгожданный «кирюха» – поплавок на конце сети. С первой ставкой закончили. Я бегу на камбуз приткнуть руки к горячей трубе. Блаженство! Не успеваю, однако, толком согреться – а прожариться бы, до костей чтобы достало! – как оглушает внезапная тишина. Новое дело: заглох дизель. Славка кряхтит и чертыхается в моторном отсеке, но его обращение к богу и всем двенадцати апостолам до адресата не доходят. На помощь к мотористу спускается Федя. Поршни на эту подмогу никак не реагируют. А между тем ветер относит нас на другой берег Малого Моря. Берег встает скалистой стеной, можно картины малевать прямо с борта, но если бот кинет на такую стенку, то картина будет по-настоящему живописной... Мы с Валерой освобождаем ящики на палубе, сбрасываем рыбу в трюм – для устойчивости. Потом бригадир решает выметывать сеть: относит нас с подходящей скоростью и в подходящем по его мнению направлении. М-да, это как на баяне играть, когда с горы сорвался...

– Икру метать не будем, – заявляет бригадир. – Это дело рыбье.

Бодримся, но глазами не хуже локаторов обшариваем все Малое Море. И вот под ольхонским берегом показывается бот. Валера зажигает красный фальшфеер – сигнал бедствия. Не замечают, проходят мимо. Еще одна увесистая спичка вспыхивает на боте. На этот раз удачно – бот направляется в нашу сторону. В тот же миг за борт плюхнулся большущий камень, расцветив палубу радужными брызгами. Бригадир того чудесного всплеска не заметил – это, выражаясь фигурально, с моей души камень упал, а проще говоря, страх...

Уже разглядеть можно – к нам спешит... «тридцатка». Сюрприз! Не далее, как вчера вечером вышла с их экипажем одна история, следы ее остались кое у кого из наших на лице... Но об этом разговор особый, замнем пока для ясности – как выразился бы Федя.
Ребята подошли, а мы им даже помахать не можем: Славка с Федором укрощают дизель, мы с Валерой заканчиваем выметывать сеть.

«Тридцатка» ловко пришвартовалась бортом, их бригадир-моторист Сергей без предисловий направился в моторный отсек, а два бота на одном движке стали медленно отворачивать от угрожающего берега и продвигаться в сторону Хужира. Минут через пятнадцать чумазый Сергей вылез на палубу и, вытирая руки ветошью, скомандовал Славке: «Заводи!»

Движок послушно зарокотал. Что-то там с помпой было. Мастер! В каждом движении, во всем облике крепыша Сергея чувствуется спокойная уверенность и затаенная сила. На берегу он чуть поигрывает в ковбоя: джинсы, ремень с бляхой, широкополая шляпа; в море – дельный бригадир, немногословный и строгий. Надо бы с ним поближе познакомиться, как будет время...

С «тридцаткой» попрощались, им – в Хужир (пролетели с рыбой, пустыми возвращаются), нам – обратно, еще одну ставку выбирать.

Волнение стихло. Гомонят чайки. Любопытные нерпы метят наш курс черными мячиками голов.

– Не я буду – хапнем рыбку! – заявляет Федор.

Как в воду глядел. Омуль пошел сразу, без предисловий, густо забив сети. Серебристый наш красавец, черноглазый омулек! Тут не до разговоров, успевай поворачиваться! Закончились утренние зарядки по всему необъятному Советскому Союзу, а мы продолжаем свое упражнение: наклоны туловища к сетям, ноги на ширине плеч...

Первым заметил Славка.

– Всплывают! – как-то приглушенно и тревожно вскрикнул он.

Ну вот – и я дождался. Раньше только в разговорах слышал: «Помнишь, в Шибетах всплыли?», «прошлый год по эту пору всплывали у Шарика...» А сегодня на моих глазах сети от избытка рыбы поднялись из глубины на поверхность, расстелились серебристой дорогой, приманив со всех островков расторопных чаек. Скоро убеждаюсь, что событие это не только радостное, но и хлопотное, не зря слышалась тревога в славкином голосе... Вытягиваются сети без усилий, идут как по маслу, но зато они сшиты рыбой в тугой жгут. Непросто выпутать омуля из такого жгута, еще труднее распутать многочисленные узлы и затяжки, а все это надо успевать быстро, ходом, с непостижимым для новичка проворством и умением. А тут еще лезут под руку «скорпионы» байкальских глубин – шипастые рачки-бокоплавы. Воткнется такая колючка в палец – мало не покажется... В запарке этой время летит незаметно: транзистора не слышишь, окружающих красот не замечаешь. Очнулись, когда сеть кончилась. Ба, да мы ведь, братцы, не обедамши. Да и завтракать было недосуг. И мимо ужина я проплыл – пока дойдем до Хужира, пока сдадим рыбу, столовая давно закроется.

Вечером иду в гостиницу от пирса, и земля продолжает качаться под ногами, песчаная дорога кажется продолжением дороги морской. Сапоги-бродни налиты свинцом, но я не только усталость чувствую после пятнадцатичасовой вахты, но вдруг ловлю себя на том, что вышлепываю потрескавшимися губами какие-то необыкновенно бодрые марши. К чему бы это? И без особых самокопаний – на них просто сил нет – понимаю, что это поет во мне рабочая, рыбацкая гордость. Мы сдали нынче более тонны рыбы. В магазинах Иркутска, где в длинных очередях на руки дают по килограмму нашего омуля, его хватит на тысячу горожан. А значит, лично я обеспечил деликатесной рыбой 250 земляков. Приятно!..

Мечтаю: вот дойду до гостиницы и упаду в кровать аж до четырех утра... Но уже через два часа в окно стучит Славка – подъем, выходим в море с ночевкой. Вот и поспал...

• Расскажите об этом своим друзьям!