Дорожный конфуз (Глава из новой книги Валентины Рекуновой)

Рано утром 15 января 1919 года нижнеудинский городской голова Гладких заехал в управу, оставил записку: «Отбыл за товарами первой необходимости – и, действительно, отправился на Дальний Восток.

Станция Нижнеудинск, 1919. Реставрация фото: Александр Прейс

– Как-то вдруг, – озадачился секретарь управы, – не собирался вроде...

– Теперь не до сборов, – помрачнел заместитель городского головы Василий Константинович Шулепов. – Хлёсткин-младший взялся закупить для города хлеб, а позавчера заявил, что подотчётная сумма украдена. То ли в самом деле кража была, то ли просто деньги прокручивает – это выяснится, но не сразу, а хлеб нужен сейчас!

– Гладких добудет! – смягчил член управы Евстафьев. – Разворотливый он и на подъём ещё лёгкий.

– Так ему и положено: молодой он ещё, вроде как на тридцать шестом году, – всё так же мрачно вклинился Шулепов.

– Да, Василий Лукич с 1884 года, – подтвердил секретарь. – Аккурат в Новый год родился, первого января. А ведь отмолчался, даже и почествовать не пришлось.

– Ага, очень ему нужны наши чествования, – не поднимая голову от бумаг, пробурчал Шулепов. – Слишком уж он неугомонный.

В эту пору «неугомонный» спал. Набирался сил перед Дальним Востоком. Один знакомый торговец, по необходимости колесивший туда чуть не каждый месяц, рассказывал: «Всякий военный американец или японец, взявший билет 1 или 2 класса, занимает целое купе и объявляет его экстерриториальным. И в такое купе редко, только в виду особой любезности владельцев купе, пускают русских пассажиров. Теперь на положение иностранцев стали какие-то неведомые личности, которые объявляют купе и места в вагонах своей собственностью, не считаясь ни с какими правилами, ни с какими законами Российских железных дорог».

Только храбрейшие получили положенное

В этот день проходил экспресс, но Василий Лукич его пропустил: все поезда опаздывали теперь суток на двое, только в скором поезде ценником били наотмашь (1641 руб. от Читы до Омска). Какое-то время он ехал в купе один, но довольно скоро в его купе подселились два господина, и сначала чудесным образом вплелись в его сон, а потом сломали его, уже безнадёжно. Первый время от времени вставлял короткие реплики, и голос у него был невыразительный, будто потёртый временем. А вот о втором Василий Лукич, не открывая глаз, мог сказать: чиновник, из бывших ссыльных, на родину не вернулся, но сохранил сторонний насмешливый взгляд и сто рублей против одного, что пописывает в газеты. Да, в уезде живёт, но часто наезжает и в Нижнеудинск. Собственно, только о нём и трещал без умолку:

– На весь город только одна библиотека, и та не публичная – при местном чиновничьем клубе. Жизнь свою обыватель коротает между зелёным змием, зелёной скукой и зелёным полем. Изредка какая-нибудь захудалая труппа наезжает сюда с глупым-преглупым фарсом или затасканной мелодрамой.

– То есть собственно общества не имеется...

– Пока прокладывали железку, инженеры навозили роялей и нот, жёны их устраивали вечера, даже озеленять начали понемногу наши пыльные улицы. Но дорога на месте не стоит, инженерная интеллигенция двинулась дальше на восток – и опять воцарилась былая скука. А за её завесою расцвели всевозможные злоупотребления. В 1915 или в 1916 (точно уж не припомню) управский бухгалтер Шперлинг умыкнул семь тысяч рублей из пособий солдатским семьям. А в прошлогоднюю смену власти вместе с большевиками исчезли 47 тысяч рублей продовольственного капитала. Виноватых искали, но кончилось тем, что отправили в замок козлов отпущения – управских сторожей. А доказательств никаких, одни только подозрения. А вот ещё один штрих, из свежих: на всех городских служащих была выписана мука-сеянка. Но только храбрейшие и только после крупного разговора получили положенное.

• Хотите читать нас в социальных сетях? Пожалуйста: Одноклассники, ВКонтакте. А еще есть Яндекс-Дзен.

Хоть с понятыми на кражу выходи!

История с сеянкой оказалась совершенной новостью для Василия Лукича, и он чуть было не подорвался от возмущения, но подумал, что с нынешними командировками многое пропускает, а Шулепов не всё докладывает ему. Да и много было чехарды, в самом деле, – у прежней думы. По примеру Иркутска учредили особое присутствие по продовольствию, управу, но дело не пошло: председатель (местный торговец Василий Федотович Фёдоров) оказался непригоден для коллективной работы, город сколько-то дней вообще оставался без хлеба, и кончилось тем, что продовольственное присутствие распустили. А бывший её глава поспешил отправиться в долгую командировку, не отчитавшись за подотчётные деньги.

В общем, Василий Лукич решил представиться случайным попутчикам и объясниться, но едва он приготовился встать, как дорожный разоблачитель заметил вдруг:

– Коротко говоря, единственный толковый работник в управе, говорят, городской голова Гладких.

Сконфуженный Василий Лукич снова зажмурил глаза. А второй собеседник (тот, который с потёртым голосом) неожиданно заключил:

– Да все мы хороши: и пудами крадём, и фунтами – как придётся. В том же Нижнеудинске покусились недавно на лавку продовольственную, и милиция эту кражу быстро раскрыла и всё похищенное вернула. Вот тут-то и обнаружилось, что приказчики заявили куда как большую недостачу товара, чем на самом деле. То есть под шумок попытались умыкнуть часть продуктов. И предводитель воров будто бы сказал: «Какие времена настали: хоть с понятыми выходи на дело!»

«Немного приукрасил, но было, было!» – подумал Василий Лукич, и очень обрадовался, когда оба собрались выходить.

Вырождаетесь!

В Иркутске появился новый сосед – на редкость жизнерадостный, с неспешным, но очень лёгким шагом, довольно неожиданным для его крепко сбитой и весьма объёмной фигуры. С его появлением Василий Лукич ощутил запах мельницы в день помола, хоть ничего такого, всего вероятней, и не было, но одно мог сказать наверное – перед ним увлечённый кооператор (только эти люди излучали сейчас естественную уверенность). И невольно улыбнулся, когда незнакомец сходу представился:

– Мефодий Кондратьевич. Из общества потребителей Забайкальской железной дороги.

И получаса ещё не прошло, как он оседлал уже любимого горбунка:

– В 1915-м в Иркутской губернии насчитывалось всего 29 обществ потребителей с оборотом в полмиллиона рублей и численностью чуть более три тысячи членов. Проросли они снизу инициативой сельской интеллигенции и политссыльных и поначалу выглядели хилыми. Но к концу 1916 ощущалась уже и прибыль, и на чёрный день начали помаленьку откладывать, и культпросветом озадачились; но со стороны-то ничего такого ещё не было видно: на собраниях и в газетах ещё много критиковали друг друга. Ничто не указывало на тот размах, который продемонстрировали они в 1918, когда кооперативы покрыли густой сетью губернию. На 1 января 1919 насчитывалось уже 441 общество общей численностью свыше 120 тысяч членов и оборотом около 60 миллионов рублей.

По сведениям газеты «Иркутская жизнь», на 01.07.1916 в Иркутской губернии действовало 87 кредитных и 11 ссудно-сберегательных товариществ. В кредитных товариществах насчитывалось 48 567 членов, в ссудно-сберегательных – 5 868. За первую половину 1916 кредитными товариществами получено вкладов 1 592 936 руб. 63 коп., выдано ссуд на 1 837 008 руб. 60 коп. За это же время ссудно-сберегательными товариществами получено вкладов на сумму 275 082 руб. 65 коп.

Он ещё долго играл цифрами, а Василий Лукич согласно кивал, но всё же не удержался:

– При том, что ваше движение охватило низы и, действительно, ширится, есть уже и первые признаки вырождения. Вас стремятся использовать недобросовестные политики, и вы не только их к себе допускаете, но уже и идёте на поводу. А непосильное многим увеличение паевого взноса от вас просто отталкивает. Уже ведь и наблюдается, сколько мне известно, отток малоимущих крестьян?

Мефодий Кондратьевич обиженно дёрнулся и с жаром стал рассказывать о множестве благотворительных взносов в самые разные организации, устройстве детских площадок, издании журнала, газет и популярных брошюр. Это всё было правдой, хоть и Василию Лукичу было много чего возразить. Но глядя на этого жизнерадостного человека, плывущего поперёк бурного потока гражданской войны, не хотелось ничего такого произносить. И он ограничился грустной улыбкой.

Сами у себя и воруем

На станции Андриановка Мефодий Кондратьевич, к сожалению, вышел, и Павел Лукич, провожая его до тамбура, обратил внимание на шум на перроне. Оказалось, при отправлении поезда № 55 с грузом американского Красного Креста обнаружили повреждение крыши в одном из вагонов.

– Ну это ж надо додуматься: испортить вагон из-за тюка с одеялами! – сокрушался кондуктор, довольно ещё молодой человек.

– Ты, Свистун, не обвык – недавно работаешь, ну а мы-то нагляделись уж, – безо всякого выражения отвечал ему кто-то, скрытый тележками с грузом. – Мало, думаешь, американских подарков попадёт к спекулянтам? Они, когда привозят, рассказывают, что, мол, наши американские профсоюзы делали дополнительные отчисления из заработка рабочих, а потому и подарки эти должны попасть только к самым нуждающимся.

– Во-о-от, так и я ведь об этом же!

– А попадают-то, как и всегда, начальству. Так что тут, на дороге, и происходит, быть может, справедливое перераспределение.

– Уж не ты ли восстанавливаешь «справедливость»?! – с отчаянием и угрозой одновременно вскрикнул Свистун.

Что ответил ему неизвестный, Василий Лукич уже не услышал: поезд с лязгом тронулся. Но кондуктор, с которым он успел познакомиться, явно уловил его интерес и морщился до самого вечера. Но подавая чай, обронил, может быть, неожиданно для себя:

– Сами у себя воруем, конечно. Большевики, когда летом 1918 отступали из Иркутска, то угнали со станции чуть не все паровозы. Потом их возвращали из Забайкалья, но лучшие притормозили в Слюдянке, а взамен послали старые и попорченные.

• Расскажите об этом своим друзьям!