ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ

Со всех сторон открытый миру. Имена на колыбели

Владимир ХОДИЙ   
02 Декабря 2023 г.
Изменить размер шрифта

Как уже упоминал ранее автор этих строк Владимир Васильевич Ходий в 1970 году, став заведующим отделом информации и спорта редакции газеты «Восточно-Сибирская правда», он открыл в ней тематическую страницу «Иркутск и иркутяне», в которой под рубрикой «Имена на колыбели» опубликовал триптих: «Ермак: «И по смерти нашей слава о нас не оскудеет», «Иван Похабов: «И на Иркуте… поставить острог», «Яков Похабов: «Тут место самое лучшее». Вот об этих исторических и знаковых для Иркутска личностях и пойдет речь.

Портрет казака (Ивана Похабова)

Ранее:

Бесспорно, струги покорителя Сибири казачьего атамана Ермака Тимофеевича, жившего в XVI веке, до ангарских плесов не доплыли. Однако во всех городах от Урала до Камчатки надобно воздвигнуть памятники смелому сыну великого племени россов, первым вступившему как завоеватель на студеную землю за Уралом. Ермак погиб, но в брешь, пробитую им, волной хлынули русские. В самом древнем городе на востоке страны – Тобольске они поставили памятник и написали: «Покорителю Сибири Ермаку».

И в Иркутске его не забыли. На одной из четырех сторон пьедестала памятника императору Александру III, что стоит на набережной Ангары, он изображен взирающим на места, где помнят его и считают своим вечножителем.

Сшибка двух дат

Наверное, нет сегодня в Сибири иного города, кроме нашего, на колыбели которого были бы написаны две цифры. 300 лет его жители поклонялись одной из них – 1652 и вот уже более полувека другой – 1661.

Читаем старинные летописи.

П. И. Пежемский: «1652 год есть год основания Иркутска, которому положил начало сын боярский Иван Похабов, близ устья р. Иркута – на Дьячем острове – в виде зимовья для безопасности от набегов бурят. Развалины этого зимовья видны и по сие время в ямах и окладных бревнах».

В. А. Кротов: «В 1652 году прибыл в Иркутск из Тобольска отправленный в Мугульскую землицу посланником сын боярский Ерофей Заболоцкий…»

П. Т. Баснин: «В 1654 году прибыл из Енисейска в Иркутск сотник Петр Бекетов с казаками и отправился через Байкал-море на реку Шилку…»

К этому надо добавить, что уже ближе к нашему времени – конкретно в 1920 году – археологические раскопки на острове Дьячем в устье Иркута, давшем название нашему городу, проводил еще один летописец и краевед Н. Романов. В центре острова, а он и сегодня хорошо виден с автомобильного и железнодорожного мостов через реку – как раз напротив Затона и магазина строительных материалов «Леруа Мерлен», Нитом Степановичем были обнаружены следы от лежащих когда-то в земле бревен и нескольких канав. К сожалению, размеры острова к настоящему времени значительно сократились и все дальнейшие попытки археологов найти подтверждения тому, что на нем существовали строения, результатов не дали.

Поэтому приходится соглашаться с утверждением того же В. А. Кротова: «1661 года перенесено строение с Дьячего острова, против устья Иркута, на другую сторону реки Ангары, по приказанию воеводы Ивана Ивановича Ржевского и приведено в совершенный острог…»

И хотя, как пишет доктор исторических наук, профессор Иркутского государственного университета В. П. Шахеров, документально подтверждено, что датой построения Иркутского острога следует считать донесение енисейского сына боярского Якова Похабова от 6 июля 1661 года, «однако практически все списки местных летописей и устная историческая традиция упорно относит возникновение первого поселения к более раннему периоду». Так что если, а такие попытки были, 1620-е годы как время основания Иркутска вызывают сомнения, то, как он считает, «появление в этих местах в середине XVII века небольшого русского зимовья представляется более чем вероятным».

«И на Иркуте… поставить острог»

Действительно, к концу 1630-х годов русские «конкистадоры» укрепились по средней Ангаре (Братск, Илимск) и усилено искали пути к озеру Байкал.

Появление же в Прибайкалье сына боярского Ивана Похабова восходит к 1644 году. А за два года до этого прибыл в Енисейский острог в чине боярского сына из Москвы. Здесь он поначалу был приказчиком Братского острога, куда его прислали для ясачного сбора и прииска новых земель.

Уже в первый год своего правления он совершает поход вверх по Ангаре «до Осы и до Белени (река Белая), и до Куданикол (река Куда), и до Иркута, и на Байкал-озеро». Поэтому, вернувшись в Енисейск, Похабов предложил построить ряд острогов для закрепления разведанных земель. Он говорил, что в тех местах живут «братские люди и тунгусы многие неясачные… И потому «на тех реках – на Осе, Белене и на Иркуте… поставить острог…»

На следующий год из Братска его отряд поднялся до балаганских степей. Здесь, на острове в устье реки Осы, сын боярский дал команду заложить острог. Перезимовав в нем, отряд отплыл на Байкал, где основал Култукский острог.

Поход на Ургу

Однако ему по-прежнему не сиделось на месте, и через год oн снова отправился в разведанные земли. Причем к прежней задаче прибавилась еще одна – поиск серебряных руд. С этой целью Похабову даже было наказано «проведывать китайского государства». Этот поход продолжался четырнадцать недель и принес неожиданные результаты. Продвигаясь по южному берегу озера, Похабов встретил небольшую группу монголов и пленил несколько человек. Пленники оказались подданными князя Турукая. Похабов, отпустив их на свободу, сам поехал к Турукаю, чтобы завязать с ним дружбу. До этого он слышал от бурят, что серебро они покупают у монгольского хана Цецена, и потому, когда, свидевшись с князем, узнал, что Цецен его родственник, настойчиво упрашивал дать проводников до столицы ханства Урги. Князь не устоял перед настойчивостью русского гостя. Похабов встретился с правителем Монголии, и тот подтвердил «уверение о сказанном месторождении руд». Больше того, россиянин убедил могущественного хана отправить послов в Москву. Следующим летом по Сибири на запад проследовало первое монгольское посольство.

Смелый, блестящий поход в Ургу вознес Ивана Похабова на такой пьедестал, о котором сын боярский и не мечтал. Ему бы и дальше идти на новые земли, строить хижины, зимовья, остроги. Поначалу так оно и было. В 1652 году Похабов назначается приказчиком Баргузинского острога. Путь его снова лежал по Ангаре.

И вот тут могло произойти событие, о котором говорилось выше. Возможность основания Иркутского зимовья при походе Ивана Похабова в Забайкалье подтверждается еще одной челобитной Якова Похабова, обнаруженной иркутским историком А. 3. Багаутдиновым в Центральном государственном архиве древних актов. «Да в прошлом, государь, во 160 (1652) году, – писал Яков, – послан был я, холоп твой, на тое ж твою государеву службу на Байкал-озеро с енисейским сыном боярским Иваном Похабовым. А з Байкала-озера послал меня, холопа твоего, тот Иван Похабов для твоего государства ясачного сбору на Баунт-озеро…»

Это уже прямое доказательство того, что в 1652 году Иван Похабов, не двойник, не отец, не сын, не брат Якова Похабова, проходил по Ангаре, и косвенное указание на возможность постройки в устье Иркута зимовья.

А что праздновать?

Тогда, спросите вы, почему 300-летие города не отметили в 1952 году? Ответ простой: да потому, что радовать людей было нечем, страна еще не вышла из вызванных Великой Отечественной войной лишений, из состояния, можно сказать, затянутых поясов. За семь послевоенных лет в Иркутске построили всего 250 тысяч квадратных метров нового жилья (по одному квадратному метру на жителя), так что люди по-прежнему жили преимущественно в коммуналках, бараках и даже подвалах. В городе насчитывалось не более 15 улиц с асфальтовым покрытием, в большинстве своем уложенным, как писал ставший впоследствии председателем горисполкома Н. Ф. Салацкий, «без бордюра, узким ковриком». Тогда только намечалась сдача первой очереди городской канализации, а о центральном отоплении, не говоря уже о горячей воде в домах, лишь мечталось. На Байкал (а куда еще везти гостей?) вела грунтовая дорога буквально по берегу еще не зарегулированной плотиной ГЭС реки Ангары…

Конечно, к празднику готовились. Так, в год 300-летия появления зимовья на месте Иркутска художники города намеревались открыть выставку произведений, посвященных его истории, людям, успехам в социалистическом строительстве. Портрет «Землепроходец Иван Похабов» создал Д. Баркалов. Работу над полотном «Казачий бунт в Иркутске завершил В. Мельников. На исторические темы создали картины А. Жибинов, А. Иванов и другие. Отделение Союза художников совместно с товариществом «Художник» объявили конкурс с премированием лучших работ. Но в сложившихся условиях кто из руководителей Иркутска и области осмелился бы просить у правительства страны разрешения провести юбилей города? Правильно, вы скажете: а как же Москва чуть ли не сразу после войны отметила 800-летие? Вопрос риторический: так то же Москва! Для нее нашли средства, заложив семь знаменитых «высоток», в том числе здание МГУ на Воробьевых горах, памятник «первому москвичу» – князю Юрию Долгорукому, выпустив медаль «В память 800-летия Москвы», и сделав еще кое-что «по мелочам». А самое главное – решение о праздновании юбилея столицы принимал лично товарищ Сталин, назвав Москву «образцом для всех столиц мира».

Не буду ссылаться на увидевшие свет в 1940, 1947 и 1958 годах популярные очерки по истории города Ф. А. Кудрявцева с соавторами (первые очерки так и назывались – «От казачьего зимовья до советского Иркутска»). Процитирую изданную массовым тиражом летом 1960 года книгу тогдашнего ответственного секретаря Иркутского отделения Союза писателей СССР Гавриила Кунгурова «Город на Ангаре»: «Шел год 1652. Крутая речная волна вынесла на плоский берег остроносые казачьи лодки. Небольшой островок окрестили Дьячим, а выстроенное на нем укрепленное зимовье – Иркуцким, по названию реки Иркута, левого притока Ангары. «Иркут» – бурятское слово, смысл его – капризный, своенравный, упрямый. Смелые русские землепроходцы под командою пятидесятника Ивана Похабова (заметьте: не Якова Похабова, а Ивана) заложили основу будущего города».

…И нет худа без добра

На этом созидательная деятельность Ивана Похабова завершилась. В последние годы он меньше всего думал о «славе государева имени», а обижал, грабил, как тогда говорили, «воровал». Причем притеснениям подвергались не только буряты, тунгусы, но и русские поселенцы, служилые люди. Последние в 1656 году подали челобитную енисейскому воеводе. Похабова отстранили от дальних отъезжих служб. Однако ненадолго. Уже в следующем году благодаря столичным связям, заступничеству родного брата, московского подьячего Григория, он снова назначается приказчиком Братского и Балаганского острогов…

Однако жить «смирно и крепко» Похабов не стал. На этот раз возмущение пошло от «братских людей». Обиженные притеснениями, лихоимством «Багаб-хана», они не нашли ничего лучшего, как покинуть приангарские степи. О бегстве бурят в Монголию узнала Москва. Виновник бунта определился скоро и безошибочно. Иван Похабов был отправлен под караулом в Енисейск, но на Шаманском пороге он обманул бдительность приставов и сбежал в Илимский острог. Там сидел свой, независимый от Енисейска, воевода. Похабов вошел в его милость, без труда избавился от суда и наказания…

Однако нет худа без добра. Уход бурят и ропот служилых людей ускорили строительство острога в устье Иркута. Случилось то, о чем в лучшие свои годы мечтал да и сделал для этого немало боярский сын Иван Похабов.

(Продолжение следует.)

  • Расскажите об этом своим друзьям!