У тебя лицо всё белое...

Кто из нас не сталкивался с первоапрельскими розыгрышами или сам не был их автором? Далеко не всегда «шутники» придумывают безобидные сценарии, не так ли?

Поскольку нынешний вы­пуск «Перевала» пришёлся аккурат на Первое апреля, хочу рассказать о своём опыте, связанном с одним моим старым товарищем, которому здесь тоже будет предоставлено слово.

С розыгрышами Михаила Брехова я имел несчастье столкнуться ещё (страшно подумать, когда это было!) во время службы в армии.

1 апреля я дежурил на спецтелеграфе узла связи дивизии, Михаил пришёл помочь мне освоить технику быстрой работы на клавиатуре, а потом, пока я бегал со срочной телеграммой к дежурному секретчику, перевёл стрелки на настенном хронометре на час назад, распрощался и ушёл...

По его словам, он собирался позвонить мне за десять минут до смены кода на секретной аппаратуре и таким образом проверить, уложусь ли я в норматив (предстояла сдача экзамена на квалификацию), но его срочно отправили в танковый полк устранять какую­то неисправность, а телефона в машине, конечно же, не было. Так это или нет, не знаю, но задержка со сменой кода доставила мне очень серьёзные неприятности.

Через год наш отдельный батальон подняли по тревоге, мы забрались куда­то в сопки, развернули там свои высоченные антенны, провели проверочные сеансы связи со штабами дивизии, армии, округа, и даже с Москвой. А потом – тишина, тревога­то учебная.

Михаил находился в соседней аппартной (радиорелейка на колёсах) и уже ближе к вечеру пришёл спросить, нет ли у меня лишней горелки. К сухому пайку прилагались такие маленькие алюминиевые баллончики с газом; протыкаешь штык­ножом дырочку, поджигаешь и – пожалуйста – разогревай кашу прямо в банке, если не хочешь холодную есть.

Пока я шарился в своём загашнике, позвонил дежурный и сказал, что меня вызывает к себе начальник связи дивизии. По совместительству я «подрабатывал» у него чем­то вроде чертёжника: рисовал различные схемы, наносил на карты условные обозначения, совершенно секретные, кстати, поэтому мне даже оформили допуск по секретности офицерского уровня, и я потом на многие годы стал «невыездным», то есть за границу, даже в соцстраны, мне ходу не было. Где какие основные объекты расположены – я знал уже практически наизусть, потому и понадобился срочно: заместитель «шефа» умудрился в спешке прихватить из сейфа не ту карту! А из округа уже ехали с проверкой очень большие командиры...

Пока я перевалил небольшую сопочку, добираясь до штаба, пока склеил новую карту, пока намалевал всё, что помнил, совсем стемнело.

Я уже взял свой автомат и собрался уходить, когда «шеф» спохватился: идти неблизко, лесом, граница под боком, бережёного Бог бережёт – и распорядился выдать мне полноценный боекомплект.

Нам, связистам передвижных аппаратных, почему­то при выезде на учебные тревоги (настоящей, к счастью, за время моей службы ни разу не случилось) выдавали для видимости рожки без патронов. Боевые комплекты хранились в машине при штабе, и, конечно, ими снабжался караул.

В общем, отправился я в обратный путь по­настоящему вооружённым. На границе с Китаем обстановка тогда была весьма и весьма тревож­ной, случалось, что офицеры по неделе ночевали в солдатских казармах, ходили слухи о проникновении диверсантов на нашу территорию... Поэтому шёл я настороженно, автомат держал в руках, всматриваясь в каждую тень, и всё­таки момент нападения прозевал. Услышал какой­то выкрик на «китайском» языке, кто­то на меня бросился и сбил с ног.

Мне удалось быстро вывернуться, заехав локтем в лицо «диверсанту». Вскочив на ноги, я навёл автомат на поднимавшуюся в темноте фигуру, снял с предохранителя и передёрнул затвор... «Руки вверх» и тому подобное, конечно, произнёс дёргающимся голосом. В то, что услышал в ответ, поверил не сразу. Да и кто бы в такой обстановке быстро сообразил причём тут первое апреля?!

В аппаратной у Мишки под глазом обнаружился свежий «фонарь» от моего удара локтем, особенно ярко засиявший на его вмиг побелевшем лице, когда он узнал, что у меня в магазине были боевые патроны...

Ещё одна его первоапрельская шутка, уже в Иркутске, была более­менее безобидной.

Меня тогда «сватали» на работу в обком комсомола, и Михаил, представившись по телефону вторым секретарём, пригласил меня на срочное собеседование. На процесс это, правда, не повлияло («Ну, раз пришёл, давай побеседуем»), а от работы в обкоме я отказался сам.

Ну а кроме подобных шуток, Михаил частенько с юмором рассказывал о своих приключениях, которых у него, при его­то характере, хватало. Некоторые я записал на диктофон, и недавно, обработав, отправил их автору.

Честно­то говоря, в письменном виде они представляются мне менее живыми и интересными, не достаёт интонации и мимики рассказчика. Но здесь уж я ничего поделать не могу.

Записи вернулись ко мне с комментарием: «Благославляю. Печатай. Можешь под своей фамилией...»

Что касается розыгрышей, я их ни в каком виде не люблю и никогда не устраивал, разве что сообщал кому­то, что у него «вся спина белая». Причём однажды это оказалось правдой. Забыв про «весёлый день», я взялся отряхивать спину однокласснику, который приложился к побеленой стене, а он только смеялся: «Первое апреля – никому не веря...»

И ещё учительницу по математике довелось «разыграть», сказал правду, что урок не вы­учил, а она мне, отличнику по её предмету, не поверила... И за неуместный юмор выдворила из класса.

Кстати и анекдот вспомнился...

– Как прошло 1 апреля на работе?

– Весело. Директор издал приказ о сокращении всего нашего отдела – мы так смеялись. А сегодня оказалось, что это правда – директор так смеялся...

Вы думаете, я это всё просто так пишу? Отнюдь. Хочу призвать всех пострадавших в рамках развесёлого «террора» подписать мою петицию к правительству: пусть оно объявит 1 апреля нерабочим днём, чтобы каждый мог хотя бы отсидеться где­нибудь в подполье!

• Расскажите об этом своим друзьям!