ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-04-12-01-26-10
Раз в четырехлетие в феврале прибавляется 29-е число, а с високосным годом связано множество примет – как правило, запретных, предостерегающих: нельзя, не рекомендуется, лучше перенести на другой...
2024-04-04-05-50-54
Продолжаем публикации к Международному дню театра, который отмечался 27 марта с 1961 года.
2024-04-11-04-54-52
Юрий Дмитриевич Куклачёв – советский и российский артист цирка, клоун, дрессировщик кошек. Создатель и бессменный художественный руководитель Театра кошек в Москве с 1990 года. Народный артист РСФСР (1986), лауреат премии Ленинского комсомола...
2024-04-04-09-35-17
Пассажирка стрекочет неумолчно, словно кузнечик на лугу:
2024-04-04-09-33-17
Елена Викторовна Жилкина родилась в селе Лиственичное (пос. Листвянка) в 1902 г. Окончила Иркутский государственный университет, работала учителем в с. Хилок Читинской области, затем в...

Кинохроникёр. Продолжение

Изменить размер шрифта

Повесть Евгения Корзуна.

Кинохроникёр. Продолжение

Начало повести читайте здесь:

Артем проснулся часов в пять утра. Ничего не мог понять, почему он в кресле; едва не упал вставая, пошел в туалет.

«Как же так получилось, что я опять назюкался в стельку, – подумал он. – Противно, сдохнуть можно. Состояние было хуже некуда...

Он почистил зубы, умылся, вроде, стало полегче. Хорошо бы немножечко принять, но нету, и неудобно перед Леной.

Утром, когда он проснулся, Лены уже не было. Артем пришел на студию поздно и помятым. В кресле, как всегда, сидел Загорский. Он окинул Артема понимающим взглядом.

– У тебя, я думаю, есть желание «поправиться», но мой совет, – он ткнул себя пальцем в грудь, – знающего пьяное дело не понаслышке, этого никогда не следует делать.

Артем в знак согласия молча кивнул головой.

– А вы «поправляетесь»?

– К сожалению, да. Раньше этого не знал, думал, что лучше будет. Действительно, становится лучше, но и желание продолжить возникает тут же, поэтому люди быстро спиваются. Надеюсь, тебе это не грозит, – он улыбнулся.

Артему разговор о пьянке был ни к чему. Ему представлялось, что он может этим делом вообще не заниматься, что все в его воле.

Вечером Артем пришел домой с видом побитой собаки. Ему было крайне неудобно. Он не знал, видели ли родители Лены его в беспамятном состоянии. Лена зашла в комнату, прикрыла двери и села напротив Артема.

– Я вчера подумала, что, если бы мне довелось впервые увидеть тебя в таком виде, ты мог бы вызвать у меня только одно чувство – отвращение. Ты вчера был для меня чужим. Понимаешь? Мне было страшно, больно и оскорбительно...

– Лена, прости меня. Я сам не знаю, как это получилось. Первая авторская копия...

– Ну и что ж, что авторская копия, – запальчиво перебила она его. – Надо же быть человеком, а не скотом... Я, следуя твоей логике, после дипломного концерта должна была напиться и вот так же, как ты, выспаться в кресле?

Она вдруг отчаянно зарыдала, уронив голову на колени. Артем подхватил ее, обнял и стал целовать мокрые глаза, щеки. Она, рыдая, шепотом повторяла одну и ту же фразу: «не хочу», «не хочу»... Потом тоже обняла его и стала отвечать на его поцелуи.

Вечером пришли Анна Захаровна и Виктор Андреевич, к их удивлению, дверь в комнату молодых так и не открылась.

3

Артем без дела не сидел, часто выезжал на съемки недалеко, на два-три дня. После очередного возвращения его пригласил в кабинет Семен Давидович:

– Артем, ты уж прости, что я тебя, как говорится, с корабля на бал, но послать более некого. Полетишь в Якутию на строительство Вилюйской ГЭС, надо снять перекрытие Вилюя. Это событие в истории любой гидростанции значимое. Кроме самого события обязательно сними еще сюжет на твое усмотрение. Лучше всего портрет гидростроителя. Пусть это будет водитель, крановщик, дельный инженер, который вращается среди рабочих. В общем, посмотри, будут сомнения – звони, посоветуемся, вместе что-нибудь да придумаем. У нас, к сожалению, по Вилюйской ГЭС материалов крайне мало, поэтому я запланировал очерковый расширенный сюжет о перекрытии и портрет; лимит пленки соответствующий. Приказ о командировке на тебя и Сергея уже подписан. Собирайся, получай пленку и деньги, билеты вам купят.

– Семен Давидович, я хочу попросить у директора трансфокатор, пойдемте к нему вместе, поддержите мою просьбу, все-таки командировка серьезная.

– Поддержу с удовольствием, пошли.

На их удачу в кабинете директора никого постороннего не было.

– Алексей Александрович, Артем летит в ответственную командировку на перекрытие, вы знаете. Думаю, было бы правильно снабдить его дополнительной оптикой – трансфокатором.

Директор отодвинул лежащие перед ним бумаги и сказал:

– Та-ак... С трансфокатором решено следующим образом. Пока он будет передаваться по мере надобности из рук в руки. Артем летит на перекрытие – пусть берет. Прилетит – трансфокатор к Исаию Соломоновичу. Иначе обид не оберешься, оптики крайне мало, у некоторых к объективам самодельные оправы, – директор машинально постучал торцом карандаша по столу. – Может, настанут времена, когда каждый оператор будет иметь трансфокатор. Бери, Артем, и работай.

Через несколько дней Артем с Сергеем уже были в Чернышевске – небольшом поселке гидростроителей с новыми двухэтажными деревянными домами и покатыми улицами, уходящими вниз к Вилюю. Днем поселок замирал, а после рабочего времени улицы заполнялись трудовым людом. Шли домой, в детсад за ребенком, в магазины. Ребятишки возвращались из школы с занятий и тут же выбегали на улицу со своими ребячьими делами.

Артем это понял и стал с камерой на штативе наблюдать поселковую жизнь в предвечернее время: вот молодой папаша несет свое чадо из детяслей, а тут две молодухи с сумками, полными продуктов, судачат, не в силах расстаться. А вот мужчина несет на горбу целлофановый мешок с какой-то темной жидкостью. Она колышется в мешке то в одну, то в другую сторону. Потом Артем выяснил, что сюда вино в бутылках не возят – невыгодно везти тяжелое стекло. Вино завозят в двухсотлитровых бочках и продают на розлив. Мужик прикупил литров пять-шесть, напиток погрузил в целлофановый мешок и транспортирует в родные пенаты.

Там несколько приезжих фоторепортеров снимают катание ребятишек с горки в этих самых целлофановых мешках из-под вина, которое родители выпили, а мешки, видно, отдали ребятишкам. Пацанята залазили в мешки, садились на задницу и летели с горки вниз, ничуть не касаясь одеждой снега. Мешок скользкий и легкий, в нем очень удобно, лучше, чем на санках. Придут домой сухие и чистые.

Вечером в гостинице собралась вся корреспондентская братия, прилетевшая освещать событие, велись бесконечные разговоры о том, что видели и что предстоит увидеть и снять. Журналистская братия насыщена событиями, встречами с разными людьми, в том числе и со знаменитостями. Когда происходят такие встречи, каждый имеет что рассказать, ну, и немного приукрасить, прибавить от себя для красного словца. Заботились, чтобы не пропустить какой-нибудь важный миг перекрытия. Потом нашли целлофановый мешок и сходили за вином.

– А как оно называется? – спросил кто-то.

– Продавщица сказала, что «Солнцедар», но тут все дешевые вина, подобные этому именуют одним названием – «бормотухой». Так что сегодня пьем «бормотуху». Целлофановый мешок на столе не стоял, обещая разлить драгоценную хмельную жидкость. Кто-то принес ведро. Мешок с ценным содержимым втиснули в ведро, поставили на стол. Теперь было удобно черпать из него пол-литровой банкой и разливать в стаканы на всю компанию. Допоздна неслись тосты за Якутию, профессию, батюшку-Вилюй, первый съемочный день, пережитых и будущих женщин, которых, к сожалению, за столом не было…

Артем проснулся с головной болью:

– Перебрал вчера, что ли? – определил он свое состояние, сидя на кровати. Сергей разряжал из кассет снятый вчера материал, подписывал завернутые рулоны и укладывал в яуф. Артем отметил для себя, что Серегу понукать не надо. Молодец. А вслух спросил:

– Где народ?

– Ушли в управление строительства, говорят, там будет пресс-конференция.

– А что же ты меня не разбудил?

– Будил раза три, ты ни в какую, подумал, надо тебе проспаться.

Голова у Артема трещала по швам, в висках пульсировала боль, а с внутренней стороны в глаз время от времени неприятно давило. Состояние было мерзопакостное. Как-то незаметно меж разговоров и тостов Артем опять хватил лишнего. Сколько раз он перехватывал лишнего. Никак не мог вовремя остановиться. Он сидел на кровати, корил себя и каялся. Надо было подниматься, идти в управление строительства, а тело почти не слушалось, хотелось свалиться на бок и полежать еще хотя бы часок.

В комнату, постучавшись, зашла худая женщина в рабочем темно-синем халате, резиновых перчатках, со шваброй. Она хлопнула себя руками по бокам.

– А я обыскалась своего ведра, пол надо мыть, и не в чем. Уж, грешным делом, подумала, что кто-то украл. А оно, оказывается, у вас, да еще на столе стоит вместе с закуской. Говорили, корреспонденты из Москвы приехали, а из помойного ведра пьют; вот так славно... ну и народ…

Она радостно в охапку схватила потерю и удалилась.

Была ранняя осень. Снег выпал, но река была полая, в малой воде. Это самое подходящее время для перекрытия. Весной, когда начнется таянье снегов, вода поднимется, стремительно понесется, выйдет из берегов – тогда укротить ее будет затратнее и сложнее, хотя событие было бы зрелищнее.

Перекрытие началось утром. День был пасмурным и теплым, капало с крыш. Снег был как мыло – скользкий и влажный. Отсутствие солнечного света для операторов, вернее, для изображения сказывалось плохо. Все серо, плоско, без теней, но событие никто не отменит, есть что есть.

Артем понял, что такого зрелища, которое он видел в работе Загорского о перекрытии Ангары в Братске, здесь и близко не будет, поэтому надо что-то придумывать – искусственно нагнетать динамичность, искать интересные ракурсы, самому двигаться с камерой меж самосвалов, подсматривать выразительные портреты людей, снять кипение стройки, которого, в сущности, не наблюдалось, это кипение надо создавать…

«Вот-вот, – подумал он про себя, – кипение, пожалуй, то самое слово, которое надо снимать».

К Артему это понимание пришло сразу, как он окинул взглядом место будущего действа. Стал ходить, присматривая возможность снять выразительные кадры. Первый, второй, третий... Артем, казалось, поймал кураж, цеплялось одно за другое. Важно не повторяться, как можно разнообразнее преподносить событие. Оно на экране должно быть интереснее, чем на самом деле. Если его подать созерцательно, стоя в стороне с камерой на штативе, это будет творческий брак. Они с Сергеем несколько раз забегали на скалу и с высоты птичьего полета сняли уменьшающийся проран реки. Верхняя точка давала возможность будущему зрителю увидеть результаты усилий, которые прилагали гидростроители и разнообразили весь материал.

Съемочный день пролетел незаметно. Уже ничего не вернешь и не переснимешь.

Артему казалось, что суть дела он все-таки ухватил. Он присел на кофр и смотрел, как быстро устанавливается импровизированная трибуна для митинга в честь окончания перекрытия Вилюя.

«Надо бы снять несколько планов митинга, – подумал он, – повторить портреты тех, кого снимал во время события: шофера самосвала, регулировщика... еще кого-нибудь... да, экскаваторщика, хорошо бы парня, который работал на погрузке негабаритов, ну, и начальство. Завтра в парткоме строительства надо обговорить тему второго сюжета».

На следующий день секретарь парткома принял Артема радушно. В его словах было столько заинтересованности и желания показать свою вотчину с хорошей стороны, что он описал все нюансы стройки. И как она начиналась, и что будет в недалеком будущем, показал недавно исполненный макет гидростанции. Артему эта лекция была интересна, и он подумал, что если рассказ секретаря интересен ему, то и зрителю тоже будет интересно узнать эту историю. Решили снимать инженерную тему. Был задействован макет гидроэлектростанции, геодезисты, небольшое совещание у начальника стройки и натурный фрагмент. В общем, сюжет повествовал о том, что будет через пять лет на этом месте.

По приезде Артем пришел на студию пораньше, зная, что с утра отдел технического контроля будет смотреть его материал. В ОТК работала обаятельная, всегда приветливая Мария Савельевна. Даже плохие новости ей удавалось сообщить так, что не чувствовалось большой трагедии. Никогда «из вредности» не выбрасывала ни единого плана. Операторам была товарищ и друг, видно, потому, что операторы в основе своей составляли мужчины, которых она обожала и привечала с нежностью и лаской. Вслед понравившемуся мужчине говорила: «Этот – самый узюм!»

(Продолжение следует.)