ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-03-29-03-08-37
16 марта исполнилось 140 лет со дня рождения русского писателя-фантаста Александра Беляева (1884–1942).
2024-03-29-04-19-10
В ушедшем году все мы отметили юбилейную дату: 30-ю годовщину образования государства Российская Федерация. Было создано государство с новым общественно-политическим строем, название которому «капитализм». Что это за...
2024-04-12-01-26-10
Раз в четырехлетие в феврале прибавляется 29-е число, а с високосным годом связано множество примет – как правило, запретных, предостерегающих: нельзя, не рекомендуется, лучше перенести на другой...
2024-04-04-05-50-54
Продолжаем публикации к Международному дню театра, который отмечался 27 марта с 1961 года.
2024-04-11-04-54-52
Юрий Дмитриевич Куклачёв – советский и российский артист цирка, клоун, дрессировщик кошек. Создатель и бессменный художественный руководитель Театра кошек в Москве с 1990 года. Народный артист РСФСР (1986), лауреат премии Ленинского комсомола...

Камень небес (отрывок из повести)

Изменить размер шрифта

0210 9 1a

Люблю – хрусталь бесценный и старинный,
Обычаи невозвратимых дней,
Благоприятны старые картины
И старое вино душе моей.

Зинаида Гиппиус

Камень небес (отрывок из повести)

  • Валерий Викторович Дмитриевский окончил геологоразведочный факультет Иркутского политехнического института, занимался поисками и разведкой полезных ископаемых в Иркутской области, Забайкалье, Бурятии. Член Союза писателей России. Выпустил три книги стихотворений, а потом порадовал читателей первой книгой прозы «Где ты забудешь о плохом» (её мы представляли три года назад), в которую вошли повести, рассказы и пьеса. В этом году отдельной книгой вышла повесть «Камень небес». Её герои – геологи, отправившиеся в заведомо бесперспективную экспедицию на поиски горного хрусталя – заниматься, по словам автора, «тупым маршрутным исхаживанием местности»; по времени сюжет разворачивается на закате плановой экономики, когда принцип: «Не освоишь деньги – в следующий раз совсем ничего не дадут, в том числе и на действительно нужное дело» – был хорошо известен не только в геологии. Действие разворачивается в суровых условиях горной тайги, и драматическое напряжение, присутствующее в том числе в отношениях между членами группы и в размышлениях главного персонажа, закономерно завершается трагическим происшествием, изменившим судьбы основных действующих лиц. Предчувствие этой трагедии – неявный, но один из основных элементов композиционного построения повести. Более явный – насыщение текста «перебивками»-цитатами из разных эпох, с упоминанием хрусталя, – служит усилению драматического мотива.

Пока не прилетел Гладышев, мы решили сходить в трёхдневный маршрут – «на выброс» – к Можекану, оставив лагерь без присмотра. Людей, кроме нас, поблизости нет, да если бы и были, какая разница. В этой глухомани могут оказаться только такие же странники, как и мы: лесники, охотники, наши собратья-геологи, и они не станут пакостить. А росомахе или медведю здесь должно быть неинтересно – всё продовольствие так и лежит в лабазе на озере, мы берём оттуда, сколько нужно, раз в неделю. Понятно, что звери могут просто из шалости порвать палатки, разломать столик и скамейки, распот­рошить рюкзаки с личными вещами. Но сторожить лагерь у нас возможности нет. Тоню здесь одну не оставишь, это ясно, а мужчины должны не сидеть без дела вахтёрами, а накручивать запланированные километры маршрутов.

Сборы были проблемными. Парни, чтобы нести на себе меньше груза, не хотели брать ни запаса продуктов, ни спальников. Их доли консервов, круп и сухарей я почти насильно затолкал им в рюкзаки, а вот спальники они брать отказались наотрез.

– На кой он мне нужен, – отмахивался Коля, – я и у костра прекрасно высплюсь.

– Там высокогорье, ночи будут холодные, погибнете и у костра, – убеждал я. Бесполезно. Разве что Лёня галантно согласился взять Тонин спальник, отгрузив часть продуктов Коле.

Безусловно, я их понимал. Наши ватные спальники весили пять-шесть кило, занимали много места в рюкзаке, и таскать их на себе по горам было не очень-то сподручно. А небольшие, лёгкие и тёплые из гагачьего пуха обычно доставались начальству, хотя и согревали отвыкшие от полевой жизни руководящие телеса не больше недели за год… Ну, как хотят. Я же для таких случаев купил себе весной синтепоновый туристский спальник, именно потому, что он был лёгким, и хотел в этой ночёвке испытать его. Это, наверное, лучше, чем телогреечкой укрываться.

В первый день мы поднялись вверх по Жерго, перевалили в верховья Моховки, перебрели её и через следующий перевал вышли в бассейн Можекана, где и затаборились. Двенадцать километров – вроде немного, тем не менее вымотались порядком. Тропы вдоль берега Жерго не было, а идти с грузом по высокой траве через кусты и стланик тяжело. Да ещё всё время в подъём. В одном месте долина реки сузилась до каменных щёк, образовавших каньон с отвесными бортами, и пришлось обходить его поверху.

Здесь остановились отдохнуть. Я скинул рюкзак, повалился на спину, расслабляя уставшие мышцы, и вдруг услышал сухой звук выстрела, словно переломили чёрствую хлебную корку, и тут же – жужжание срикошетившей пули чуть в стороне от себя. Это Лёня разглядел в скальной стене каньона, находившейся метрах в тридцати напротив, фигуру лося, созданную причудливым сочетанием трещин, уступов и теней, и вздумал пострелять в него. Он сам не понял сразу, что нам грозило, а когда понял, с побелевшим лицом засунул наган в кобуру.

Ну вот что мне с ними делать! Считал в прошлом году за толковых, а они как сговорились и нынче делают всё, чтобы это опровергнуть. Детский сад, пацаны, инфанты мадридского двора. Я выразил начальнику отряда своё категорическое несогласие с подобным поведением, но другого начальника мне взять было негде.

Ночёвку мы устроили в верховьях безымянного ручья примерно в середине участка, который собирались завтра закрыть маршрутами. Развели огонь, сварили ужин. Когда стемнело, из трёх лиственничных валежин сложили нодью – таёжный костёр, который горит очень долго, и расположились вокруг него. Небо было звёздное, ночь выдалась довольно прохладной, изо рта вылетал парок. Я в своём портативном кульке на рыбьем меху несколько раз просыпался, чтобы подставить к костру остывающий бок. Чёрт бы побрал этот хвалёный синтепон, толку от него совсем мало. Коля и Лёня, свернувшись клубочками, дремали возле самого пламени, приходилось расталкивать их и отодвигать от костра, чтобы искры не прожигали им ватники, но парни, как мотыльки, спросонья снова лезли к огню. Забрезжило утро, оба вскочили и принесли ещё дров, однако спать уже никто не мог. Тоня тоже зашевелилась в спальнике и высунула голову.

– Ну что, мальчики, все живы? Мне и то ночью не тепло было. А вам – представляю.

– Да уж, – подтвердил Коля, крутясь возле костра. – Вторую такую ночь я не переживу.

– В следующий раз слушай старших, – посоветовал я ему. – Высота тут тысяча девятьсот, это у нас в долине тепло и уютно. А сегодня, наверное, вообще заморозок был. Я же вас уговаривал спальники взять.

– Ну нет, весь день тащить непосильную тяжесть – это… как его? не комильфо.

– Мы с Витей как-то на трёх с половиной на Памире ночевали, – сказала Тоня, – на снегу. Только там у нас спальник пуховый был, импортный, напрокат брали. И вдвоём теплее.

– Вдвоём в одном? Неудобно же.

– Зато не замёрзнешь. – Она покинула своё уютное гнездо и подошла к нам, обступившим костёр со всех сторон. – Груза и так выходит много: палатки, продукты, снаряжение. И все туристы берут в горы один спальник на двоих. А чтобы не было слишком тесно, ночуют мальчик с девочкой. Но без всякой пошлости, как брат и сестра.

– Да неужели? – ехидно удивился Коля. – Тогда в следующий раз я к тебе на ночёвку подкачусь, ладно?

Тоня не ответила и пошла к ручью умываться. Тонкая её фигурка в оранжевом анораке, как бабочка, легко порхала с камня на камень.

Лёня заглянул в котелок, в который мы с вечера набрали воды.

– Вода-то замёрзла! – Он проломил ножом ледяную корку. – Давайте быстренько перекусим и пойдём по своим ходам. Закончим пораньше и попробуем успеть в Жерго спуститься, там потеплее будет ночевать.

Мысль была дельная. Никто не спорил, даже Коля. Мы вскипятили чай, разогрели вскрытые банки и сели завтракать.

У каждого есть свои способы выражать нежные чувства: миссис Седли казалось, что горячая сдобная булочка и апельсиновое варенье на хрустальном блюдечке будут сейчас особо приятны Эмилии.

Уильям Теккерей, «Ярмарка тщеславия»

Колечкин облизал ложку, бросил пустую банку в костёр и протянул руки к огню:

– Да-а, теперича не то что давеча… Лето называется – такой мороз по ночам. Я чуть не превратился в молодой красивый труп. До сих пор не согрелся.

– Это разве мороз, – возразила Тоня, размешивая в кружке сахар. – Вот на Эвересте бывает до минус пятидесяти, с сильным ветром. Там бы ты точно превратился. И остался бы навсегда.

– Как это?

– Почти все, кто замёрз, или сорвался, или ещё что… Они так и лежат там. Некоторые прямо на маршрутах восхождения.

– А почему их вниз не спускают? – спросил Бессонов.

– А как это сделать? Вертолёты там не сядут – воздух слишком разрежённый и склоны крутые. А людям, измотанным восхождением, тащить на себе лишний груз на спуске невозможно. Спуск сам по себе сложен, а так он будет труднее подъёма. И рисковать никому из покорителей вершины не хочется. А часто и сил уже нет.

– У них же остаются родственники. И что, они с этим смиряются? Ну, заплатили бы хорошо этим… шерпам.

– Это очень дорого. Мало у кого столько найдётся. А если тело лежит в труднодоступном месте, шерпы ни за какие деньги не пойдут.

– Это что – подготовка общественного мнения? – поинтересовался Коля, наливая себе чай. – На тот случай, если нам и сегодня придётся здесь ночевать? Лично я не согласен, если вдруг коньки откину, а вы меня здесь бросите.

Лёня произнёс:

– Ну и порядки. Не могу представить, что можно вот так равнодушно проходить мимо мёртвых тел. Как-то не по-людски это.

– Морально это выглядит не очень, – согласилась Тоня. – Но практически вытащить их оттуда нельзя.

– Ну тогда похоронить их там же, на месте. Хотя бы снегом забросать.

– Снегом бесполезно, ветром сдует. А если рядом есть куда хоронить, так и делают. В ледниковую трещину или...

– Ладно, кончайте погребальные разговоры, – оборвал я, переобуваясь в сапоги. – Нашли о чём говорить. У нас здесь по высоте меньше четверти Эвереста. Всех вытащат.

– Спасибо, утешил, – усмехнулся Колечкин и повернулся к Тоне:

– А за каким чёртом они вообще лазят на эти горы? Да и ты тоже. Кому от этого польза?

– Не всем дано это понять, – сказала Тоня, обхватив кружку с горячим чаем обеими ладонями и глядя на колышущееся пламя.

Коля завёлся.

– Нет, ты объясни! – щурясь от дыма, почти прокричал он. – Обычный спорт – это понятно. Мышцы подкачать, глазомер заострить – пригодится в жизни. А ваш альпинизм – это не спорт, это занятие для самоубийц. Платить бешеные деньги и тащиться куда­то за тридевять земель, чтобы взять и гробануться просто так, ни за что, – какой смысл? А потом годами лежать у всех на виду и пугать людей своим голым черепом.

– Скучно с тобой. – Тоня выплеснула остатки чая и поднялась. – Я не считаю, что это спорт, это что-то другое. Не хобби, не мания… Это не ради смысла, это… образ жизни. Ну вот не представляют себя люди без этого. А ещё это для того, чтобы доказать самому себе, что ты – можешь. Если не смог или не повезло – жаль, конечно, но ты стремился, ты боролся…

– Боролся за что? За своё тщеславие? Взлетел, как петух, на крышу курятника, и кукарекаешь оттуда: «Я выше всех!».

– Дурачок, – сказала Тоня, собирая рюкзак. – Если бы все рассуждали, как ты, мы до сих пор бы думали, что земля плоская.

– Это ты на Магеллана с Колумбом намекаешь? Так они не из простого интереса в плавание отправлялись. Они короткий путь в Индию искали, а зачем, знаешь? Чтобы возить оттуда пряности и разные другие товары, чтобы обогащаться, в конце концов. То есть в этом была какая-то польза для них и для тех, кто их туда снаряжал... И не польза даже, а корысть. Никакой романтики. А то, что земля круглая, – они это так, попутно, установили.

– Может, и попутно. А зачем Беллинсгаузен Антарктиду искал? Тоже для торговли? Пингвинов, по-твоему, стал бы на мясо продавать, да?

– Не знаю. Наверняка там что-нибудь такое же, – Коля повертел в воздухе растопыренными пальцами, – было… А мы для чего тут второй месяц уже ползаем – для пользы или для интереса?

– Это начальник отряда пусть нам скажет, – ответила Тоня. – Он нас должен на подвиги вдохновлять.

– Да ну вас, – поморщился Бессонов. – Нам за это деньги платят, вот и ползаем. Больше ничего не умеем.

– Значит, только для своей пользы, без всякого интереса? – спросила Тоня.

Лёня подумал.

– Лично мне интересно. Пока, – уточнил он. – Хотелось бы ещё и с пользой. Не только для себя – для всех. Для страны, в конце концов. Но это от нас, кажется, не зависит. Мы же делаем всё, что можем…

И он посмотрел на меня, ища поддержки. Но я сделал вид, что сосредоточенно разглядываю планшет, уточняя свой маршрут. Чем я мог его поддержать, если давно понял, что нечего было сюда соваться с нашими поисками? А строить из себя этакого бодрячка не хотелось.

– Всё, выходим, – сказал я, застегнув полевую сумку. – Встречаемся здесь же. Контрольный срок назначаем с запасом – восемь вечера. Если все закончат раньше, к ночи успеем спуститься в Жерго...

  • Расскажите об этом своим друзьям!