...И умолкли колокола

Это произошло в Оптиной пустыни на Пасху 1993 года.

Бывают на свете встречи поистине удивительные. Однажды в Москве, сидя на вокзале в ожидании поезда, наша землячка из города Братска – звали её Муза Юрьевна – услышала невольно разговор двух женщин. Одна из них рассказывала, как ездила в Оптину пустынь, и там, помолившись на могилке новомученика Трофима, чудесным образом исцелилась от опасной болезни.

– Так он же наш, Трофим-то, из Братска, – взволнованно проговорила Муза Юрьевна, обращаясь к соседкам.

Нетрудно представать, какие затем последовали возгласы, общее изумление и даже растерянность: вот так встреча!

Да, любой человек с религиозным опытом подивится здесь Божьему промыслу и тому, как Господь прославляет в народе своих святых избранников. Из уст в уста передаётся благая весть об их небесной помощи, и кому надлежит об этом узнать, тот непременно узнает. Вот и в книге Нины Павловой «Пасха красная» эту историю вспоминает уже сама матушка инока Трофима – Нина Андреевна Татарникова.

Видимо, не ошибусь, если скажу, что в новейшей православной литературе нет книги более трагической и горькой, чем «Пасха красная». Это летописное повествование о жизни троих молодых монахов, зверски убитых на Пасху в Оптиной пустыни ровно четверть века тому назад – 18 апреля 1993 года. Знаменательно, что двое из них оказались посланцами Сибири – Леонид Татарников, в постриге инок Трофим, и Владимир Пушкарёв из Красноярского края, в монашестве инок Ферапонт. Третьим был москвич Игорь Росляков, он же иеромонах Василий.

Книгу эту я прочитала несколько лет назад и давно хотела написать о ней, но робела даже подступиться к такой непростой задаче. Мыслимое ли дело – нам, людям совершенно мирским, рассуждать о монашестве, хотя бы и опираясь на сведения из авторитетной книги? Где мы и где монахи... Конечно, сомнений хватает и теперь, но в преддверии печальной даты, думается, самое время вспомнить о святых братьях во Христе и особенно об иноке Трофиме. Ведь у нас, в Иркутской области, многие, наверное, и не слышали о своём российском новомученике...

Известно, что все трое пришли к вере ещё в советские восьмидесятые, то есть в результате своих собственных духовных исканий, далёких от существующей официальной идеологии. А выйти из общего строя, пойти другим, узким путём, зная, что этот путь может привести и на Голгофу, – на это всегда отваживались немногие. Зато и вера, обретённая в атеистической стране, под угрозой гонений, была выстраданной, непоколебимой и бесстрашной.

Ho если для Леонида Татарникова и Владимира Пушкарёва вера в Бога оставалась их частным делом, поскольку никакой светской карьеры в их жизни не предполагалось, то Игорь Росляков сразу столкнулся с серьёзными проблемами. Он был студентом факультета журналистики МГУ и известным спортсменом, мастером спорта по ватерполо, часто выезжал на соревнования за границу. А в зарубежных поездках команду всегда сопровождали люди из органов госбезопасности. Вот они-то, прознав, что Игорь Росляков – человек верующий, и завели на него досье.

Для Игоря наступил час выбора: либо крест, либо карьера. Причём карьера не только в спорте, но и в журналистике, ведь его, талантливого журналиста с поэтическим даром, приглашали на работу в центральные газеты. Он же отказался, признавшись одному из друзей: «Я знаю, как там пишут, и не хочу лгать». О монашестве Игорь тогда вроде бы ещё не задумывался, но уже было написано им стихотворение, в котором так явно слышится предчувствие судьбы: «И всё тянет за русские дебри умереть в предназначенный срок». Шёл 1986 год, а через два года он уехал в Оптину пустынь, чтобы стать монахом, отцом Василием.

«Душа не может примириться с миром и утешается лишь молитвою», – говорил преподобный старец Нектарай Оптинский. Сказано это о монахах разных времён, а кажется – будто об иноке Трофиме, настолько точно эти слова передают его духовное состояние, особенно когда он жил в миру.

Ничто земное его не прельщало – ни семейная жизнь (он никогда не был женат), ни разнообразные профессии, которыми он владел, а был он мастером на все руки – железнодорожником, электриком, пять лет проплавал на рыболовном траулере, занимался художественной фотографией, шил красивую обувь, увлекался бальными и народными танцами, яхтами, каратэ... Человек незаурядных способностей, он, кажется, перепробовал всё, что мог, чтобы в итоге во всём разочароваться.

Надо сказать, что всю молодость Леониду пришлось материально поддерживать семью, где было ещё четверо младших братьев и сестёр, и эти бесконечные житейские заботы о материальном, о «жратве и шмотках», как он выражался, только обостряли затаённую сердечную тоску по настоящей духовной жизни. И однажды он сказал матери: «Вот живём мы, мама, а как не живём. Неживые мы будто и давно умерли». Нина Андреевна таких странных слов сына просто не поняла. А его душа искала иной жизни, иного – жертвенного служения. Но служения кому, чему?.. Позже, в Оптиной пустыни, инок Трофим признается: «Жизнь у меня была тяжёлая... Да как же я раньше не знал о Господе? Я бы сразу ушёл в монастырь».

Вот она, невольно высказанная правда о нашем поколении безбожников, не знавших ни церкви, ни православного воспитания. Но тем удивительнее, что даже в советское время, случалось, являлся Господь человеку – и уводил его за Собой. Это всегда – избранники Божии. Вот как говорится об этом в Евангелии от Иоанна: «Никто не может придти ко Мне, если не привлечёт его Отец, пославший Меня» /гл.6, 44/. Так произошло и с будущими Оптинскими новомучешками.

Леонид Татарников в 33 года уехал из Братска в Бийск, преодолевая тяжкий духовный кризис. Именно там, на Алтае, он пришёл к вере, воцерковился, прислуживал в церкви в алтаре, пел на клиросе. А перед уходом в монастырь удостоился чудесного явления: на праздник Святой Троицы 1990 года он нашёл на земле, в траве, икону необыкновенной красоты, где были изображены трое юношей в белых одеждах, пришедшие к Аврааму. И как будто дыхание вечности коснулось в тот момент его чуткой души.

Таким же непростым путь к Богу, а потом и в монастырь оказался у другого сибиряка, Владимира Пушкарёва. В таёжном посёлке в Новосибирской области, где он жил, церкви не было, о вере никто и не думал. После окончания лесотехникума Владимир работал в лесхозе на Байкале, в Бурятии. Православных храмов и там было мало, зато разных сектантов и чернокнижников предостаточно. И Владимир каким-то образом попал под их влияние и чуть не погиб. После обращения в православие, во всём разобравшись, он молил Бога только об одном – чтобы ему было прощено его языческое прошлое. В Оптиной он появился почти одновременно с иноком Трофимом.

А монастырь тогда ещё только восстанавливался после того как в ноябре 1987 года государство наконец-то возвратило его Русской православной Церкви. Но что к этому времени осталось от былого величия и красоты знаменитой в XIX веке Оптиной пустыни? Разрушенные и осквернённые храмы да захиревшая без монашеской молитвы и благословения плодородная когда-то земля. На яблонях не было яблок, в лесу – грибов и ягоды, из реки ушла рыба и даже птицы перестали петь. Словом, во всей округе безраздельно властвовали и торжествовали победу необоримые, казалось, силы зла.

Но вот свершилась первая Божественная литургия – «и такая волна благодати ударила вдруг в сердце, что незнакомые люди, как родные, бросились обнимать друг друга», – пишет Нина Павлова.

Так начиналась новейшая история прославленного монастыря. История, в которую теперь навечно вписаны имена иеромонаха Василия, инока Трофима, инока Ферапонта.

Вообще слово «инок» означает «иной». Но монашеская жизнь не просто иная по сравнению с нашей, мирской, а по сути совершенно ей противоположна. То, что так ценно здесь, ни в грош не ставится там. Вместо сегодняшнего культа богатства и всяческого потребления – обет нищеты и постничества, вместо стремления к успеху, славе, общественному признанию – идеал уединённой молитвенной жизни. Там, где у мирянина непомерная гордыня, у монаха – смирение и простота сердца. «Укоряют вас – благословляйте, хулят – утешайтесь, злословят – радуйтесь». Такова монашеская мудрость, призывающая к духовному совершенству.

«Один Бог да душа – вот монах», – говорил святитель Феофан Затворник. Потому и уходят они из греховного, жестокого мира, где всё – нескончаемая суета сует, и нет места для Бога, и всё меньше ценится человеческая душа. А монах думает иначе. «Что же реально существует? Душа. Очищенная от греха или замаранная им». Это – запись из дневника иеромонаха Василия.

В монастыре у всех троих были разные послушания. Отец Василий слыл учёным монахом – вёл летопись монастыря и свой личный дневник, а как священник стал любимым проповедником для насельников и прихожан. Инок Трофим был пономарём в храме и старшим звонарём. А звонить они обычно выходили вместе с иноком Ферапонтом. Занималась монахи и хозяйственными работами. Отец Ферапонт столярничал, а инок Трофим пахал землю на тракторе и на коне, пёк хлеб, работал в переплётной мастерской...

Всегда радостный, с открытой душой, всем друг и брат, он производил впечатление весёлого монаха, а на самом деле был тайным аскетом и большим молитвенником. «Я весь в Боге и живу только Им», – признавался он. Лучшей жизни, чем в монастыре, он для себя уже и не хотел. «Я нашёл духовную жизнь. Это моя жизнь. Это очень непросто», – писал он в своём последнем письме родным.

Конечно, жизнь любого монаха простой и лёгкой не назовёшь, но у инока Трофима был ещё и свой, уникальный духовный опыт, доступный немногим. И благодаря его рассказам мы можем представить, какая невидимая духовная битва велась за монастырь между силами тьмы и Света. Да иначе и быть не могло. Ведь многие десятки лет здесь господствовали силы зла, разрушив храмы и умертвив землю. И разве мог враг рода человеческого, дьявол, смириться с возрождением святой обители? Нет, он втайне негодовал и готовился напасть на братию со всей своей злобой и ненавистью.

Но прежде, однако, взялся гнать и запугивать одного из монахов – инока Трофима. Поразительно, но бесы являлись к нему наяву. Однажды они задумали столкнуть инока вместе с трактором в овраг, и он видел их воочию, мерзких и необычайно сильных. «Лишь Иисусовой молитвой отбился», – рассказывал он потом одному монаху. А по ночам они нахально лезли к нему в келью, и он опять спасался только молитвами.

Другого оружия, кроме молитвы, у монахов нет. И зная, что судьбы мира и участь каждого человека находятся в руках Божиих, они днём и ночью молятся о спасении своих душ, о спасении нашего многострадального Отечества и всего мира. Вообще, прочитав книгу «Пасха красная», я поняла, что монахи – самые близкие к Богу люди, потому так люто и ненавидят их духи злобы поднебесной.

Об этом же, как бы предчувствуя неминуемое, перед Пасхой 1993 года говорил отец Василий: «Каждый, любящий Бога, должен лично встретиться с духами зла. И чем сильнее любовь, тем яростней брань, пока на высшей точке этой нарастающей брани на бой с человеком, любящим Бога, не выйдет главный дух ада – сатана».

И он действительно вышел – слуга дьявола, профессиональный убийца. Когда ранним пасхальным утром над Оптиной плыл праздничный благовест и двое лучших звонарей радостно славили Воскресение Христово, палач подкрался к ним сзади и ударил мечом в спину сначала инока Ферапонта, потом инока Трофима. Но уже смертельно раненый, инок Трофим из последних сил успел ударить в набат. «Он любил людей и уже в смерти восстал на защиту обители, поднимая по тревоге монастырь», – пишет Нина Павлова.

«У колоколов свой язык. Иеромонах Василий шёл в это время исповедовать в скит, но, услышав зов набата, повернул к колоколам – навстречу убийце»...

Так оборвалась земная жизнь троих братьев во Христе и началась жизнь вечная. Молитвенники и заступники перед престолом Божиим, они с готовностью откликаются на горячие молитвы к ним, и тогда приходит к людям нежданная помощь, совершаются чудеса и исцеления.

А в Братске при храме преподобного Андрея Рублёва уже много лет существует музей Оптинского новомученика Трофима...

• Расскажите об этом своим друзьям!