ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ

Исповедь онкопациента: «Боженька милый, помогай!»

По инф. sobesednik.ru   
21 Декабря 2020 г.
Изменить размер шрифта

Пока внимание общества отвлечено на коронавирус, из поля зрения как бы выпали другие смертельные болезни. Но они никуда не делись, проблем со спасением, например, онкобольных пруд пруди. Об этом – в заметках журналиста Сергея Благодарова, испытавшего лечение на себе.

Пока внимание общества отвлечено на коронавирус, из поля зрения как бы выпали другие смертельные болезни.

Госпитализация

Спустя месяц – звонок из больницы:

– Приезжайте на госпитализацию. Успеете до обеда?

Успел – ровно к середине четверга.

Широкорад в отпуске, – огорошили в больнице.

Отказался от госпитализации.

Но – совершенно верно – вернулся, когда Доктор наук вышел из отпуска. У меня, сильно пьющего в прошлом человека, в голове крутится дурная мысль: не будут ли у врача после отпуска дрожать руки?

Положили в радиологию – с переводом. В урологии не было места. В 5-местной палате один сосед. Разговаривает шепотом.

– Вчера все выписались, – шепчет Валера.

– В морг?

– Не знаю, – грустно шелестит Валера перевязанным горлом.

– Молись за меня, – нередко слышу я чей-нибудь разговор по телефону.

Перед больницей я ездил к Матроне Московской. Тихая обитель, пахнущая укропом, поражает контрастом с бурлящей за стеной Москвой.

В 6 утра очередь к чудотворной иконе уже человек в полтораста. Некоторые пытаются пролезть в рай без билета. Жить надо так, как будто Бог есть. Даже если Его нет. Я покорно отстоял все часы. Отдав себя «в руце Божьи», уповаю и на Бога живого – заведующего отделением урологии Валерия Ивановича Широкорада. Через день меня перевели к нему, в урологию.

Палата №220

Сестры урологического отделения отводят в палату №220. В ней сильно несет мочой. Захотелось закурить сигарету для чистоты воздуха.

Больные в это время обедали. Оказывается, все нужно было привозить с собой из дома (кроме продуктов). На время дали железную кружку в ободках губной помады, алюминиевую ложку и бумажное полотенце.

– У кого обычная? – нянечка тащит многоярусную телегу, заставленную подносами. – У кого щадящая?

Ходячие тащат подносы с разными диетами одной рукой. Другая держит мочеприемник. Лежачим еду разносит нянечка.

– В тюрьме лучше кормят, – ворчит, как голодный пес, сосед по койке. У него злые глаза, едва видные из-под густых нависших бровей. – Где триллионы на онкологию, о которых болтают по телевизору?

Но оснастка больницы великолепная! Столешницы тумбочек поднимаются-опускаются, вертятся во все стороны. Широкая электрическая кровать. Печальная юдоль, на которой мы проводим основное время, комфортна. Все на кнопках. Над кроватью – панели с подключением вентиляции легких, кардиостимуляторов, верхним и нижним светом, тревожными кнопками.

Но ложек все равно нет.

...Четыре утра. Я не сплю. Понимаю: моя последняя ночь перед операцией. Когда я нормальный, как все. С простатой, семенниками. Сухой, не протекающий.

– Сегодня такие операции – как аппендицит вырезать. В 62-й руку на них набили, – успокаивал районный онколог Амосов, отводя глаза.

Я всю ночь думаю, думаю... Раскаяние мучит мою душу. За что всю жизнь терзал близких людей? Зачем издевался?

images/stories/1200/med/onko-21.jpg

  • Сергей Благодаров

Операция

Первым на операцию увезли 74-летнего Гришу – рак мочевого пузыря. Если стадия не запущена, внутри пузыря ведут раскаленной нитью, убирая злокачественные образования. Операция считается несложной – наркоз местный.

Наконец приехали за мной.

Удивило, что не увидел в операционной ни хирурга, ни ассистента, ни анестезиолога.

– Они позже будут, – сказала красивая, как они все здесь, медсестра.

– Заведующий станет оперировать?

– Да, Валерий Иванович.

Я лежал, распятый на операционном столе, словно Христос. Легкое, как крыло бабочки, прикосновение пальцев сестры успокаивало. Она нашла вену в раскинутых руках, вколола укол, низко склонившись надо мной красивым молодым лицом. Я провалился в глубокий наркоз. Пожелайте мне удачи!

Реанимация и палата

Проснулся в реанимации. Сводит рот. Три с половиной часа, пока бригада «стояла раком», как выразился Доктор наук, в рот была засунута специальная трубка – чтобы не проваливался язык. Я мог им подавиться.

Через дырку в животе закачивали воздух в брюшную полость, чтобы свободнее оперировать. Через другую дырку ввели видеокамеру. Через третью – свет. Насосом подкачивали в легкие кислород.

Всего в животе – мама моя! – четыре дырки. И разрез у пупа, через который ввели нож-манипулятор. Пять ножевых ран хирурга спасли жизнь потерпевшего. Из меня теперь торчат три трубки – одна из члена, две из живота. Мочевыделение и дренаж.

И вот я уже, слава Богу, снова в палате. Обход.

Благодаров Сергей Владимирович. Поступил пять дней назад. Вчера сделана лапароскопическая операция простаты. Моча и дренаж отходят. Состояние удовлетворительное, – докладывает врач.

Заведующий склоняется над моим животом. Что-то записывает в блокнот. Испытываю к Валерию Ивановичу почти религиозное чувство.

– Воду пьешь? – спрашивает живой Бог.

– Три литра в день.

– Хорошо, пей больше.

Пить надо много – промывать после операции. Неработающий пузырь обвисает. На подоконнике бутыль, мало не с голову слона. Прикладываюсь к ней каждые пять минут.

В «Дневник мочевыделения» теперь нужно записывать, сколько мочи выделяется за сутки. На обходе заведующий смотрит дневник, как отец смотрит дневник сына.

– Два литра в сутки, – хвалит Валерий Иванович, словно за пятерку. – Так пойдет – через недельку выпишем.

Пока я мечу по всей палате. Ладно бы – лужа на полу. Но и кровать вся мокрая.

Сплю я теперь все время на обоссанных простынях. Зажимаю головку пальцами, чтобы донести до унитаза. Занятным казалось разве то, что я всерьез опасался, что меня погонят из больницы ссаными тряпками.

В голове роятся мысли. А именно: как отблагодарить врача за операцию? Много дать – жалко, мало – обидишь. Строгой таксы нет, все гадают.

Больных «с переполненным ртом» мало. Чаще лежат по полису, старики. Я узнавал в коммерческом отделе: платная операция – 180.000 рублей. А сколько же за бесплатную?

Помогай Бог!

...Утром пришел лечащий врач.

– Благодаров, сегодня выписка. – Станислав Викторович обнял меня, как товарища. Я чуть не расплакался. Медики с нами не церемонятся. Мы для них – гудение насекомых. В ординаторской отрываем врачей от компьютеров. Говорят с нами отрывисто, раздраженно.

Но с выпиской ничего не закончилось, хождения по мукам продолжились. Спустя какое-то время нужно было снова показаться в больнице.

В кабинет, поддерживаемый под локоть, вползает очередной пациент. Он без яиц, отрезали месяц назад.

Четвертая стадия рака простаты, – рассказывал Андрей, когда сидел в очереди. – Поздно спохватился. Пошли метастазы. Сдал кровь, ПСА – 120.

Наконец я в кабинете заведующего.

– Валерий Иванович, у меня ПСА растет и после операции. Может, не все вырезали?

– Куда больше?! Вам вырезали простату, семенники, тридцать один лимфоузел! – Доктор наук возмущен. – Нужно делать ПЭТ-КТ. Я дам направление.

Направил в Главный военный госпиталь им. Бурденко. А после Бурденко была клиника «Медицина», атомная бомбежка всего организма. Была бронхоскопия. Новые облучения.

Результаты ПЭТ-КТ опрокинули повседневность. В ложе простаты и лимфоузлах после операции остались раковые клетки.

– У вас нет рака, все вырезали, – с ненавистью вспомнил я онколога Амосова.

– Нужна лучевая терапия. – Доктор медицинских наук Широкорад откачнулся в кресле. – Дам направление в клинику «Медицина». Там лучшие американские аппараты.

Слава богам, у меня полис. Если лечиться платно, курс моего облучения от 500 тысяч до 1,5 миллионов. ПЭТ-КТ – 80 тысяч. Сутки в стационаре – 50 тысяч. Понятно, что клиника может позволить и бесплатный кофе, и живые цветы в туалете, и арфистку (могла бы выступать и голой, учитывая здешние расценки).

Прекрасно понимаю, что мы лишь животные в дырявых мешках из кожи и мяса. Но жить все равно хочется. Я даже играю в опасную игру. Загадал, что не должен умереть раньше 85-летних стариков – Джигарханяна, Жванецкого, Познера, Ширвиндта. Было бы несправедливо умереть раньше них. В 63 года.

В клинике в последний раз иду мимо благодарственных писем в дорогих рамах – Кобзона, Табакова, Калягина... Все они здесь лечились. Это те, кто успел расписаться в списке живущих на земле. Поспеть за ними, конечно, трудно, но мы будем стараться.

Пролетел год после операции. Я перестал течь. Сплю в сухой постели. Не оставляю луж на полу. Живу почти так же комфортно, как до операции: ум ясен, сердце мирно, жизнь прекрасна.

Но, выходя на улицу, все равно засовываю в трусы прокладки. При малейшем напряжении выделяется моча. Когда еду в метро, знаю, что в вагоне – два-три мужика в памперсах или урологических прокладках: рак простаты и прямой кишки в мире на первом месте.

Боженька милый, помогай!

Такие подробности болезни, нюансов, связанных с лечением, очень страшны, неприятны, но, думается, нужны. Возможно, зная больше о том, что может происходить, люди станут более бережно относиться к своему здоровью. Особенно в нынешней ситуации, когда основные силы здравоохранения направлены на борьбу с коронавирусом. А до остальных....

На нашем сайте читайте также:

Исповедь онкопациента: «Боженька милый, помогай!»

Sobesednik.ru

  • Расскажите об этом своим друзьям!