Земное притяжение - штука коварная

О забастовке «космических» журналистов, случившейся 45 лет назад, вспоминает репортер «Труда».

Вызвавшая жесткую реакцию в верхах, немыслимая во времена Советского Союза забастовка проверенных «космических» журналистов произошла 45 лет назад, вечером 19 июня 1970-го. Это был день завершения самого продолжительного тогда — 18-суточного — полета Андрияна Николаева и Виталия Севастьянова на корабле «Союз-9».

Они покинули Землю 1 июня и, конечно же, не могли знать, какие тяжкие испытания предстоят им после возвращения. На космодроме перед стартом Николаев и Севастьянов выглядели спокойными и уверенными, охотно отвечали на вопросы немногочисленных представителей СМИ. Из пишущей братии были допущены на полигон, как называли ракетчики космическую гавань, всего семь человек: Юрий Апенченко («Правда»), Борис Коновалов («Известия»), Ярослав Голованов («Комсомольская правда»), Лев Нечаюк («Красная звезда»), Виктор Степанов (ТАСС), Федор Бреус (АПН) и я от «Труда».

Только названным редакциям было разрешено направлять своих спецкоров на Байконур. Каждый из нас имел специальное разрешение на работу с секретными материалами, прошел через многоуровневое сито тщательного отбора. Согласие на аккредитацию должны были дать КГБ, а также три отдела ЦК КПСС: пропаганды, оборонный и административных органов...

Старт ракеты с кораблем «Союз-9» был поздним вечером. Она поднялась в ночное небо, оставляя за собой яркий огненный шлейф. Все шло штатно, настроение у экипажа было отличное. При выходе на околоземную орбиту пульс у Николаева составлял 94 удара, у Севастьянова — 92. Медики были очень довольны.

А на следующий день мы с коллегами начали передавать репортажи уже из евпаторийского Центра дальней космической связи, где до 1975 года находился ЦУП. Космонавты выполняли программу, отдыхали, сыграли даже партию в шахматы с находящимися на Земле генералом Николаем Каманиным и космонавтом Виктором Горбатко. Ни врачи, ни руководители полета даже отдаленно не представляли, как пагубно отразится на здоровье Николаева и Севастьянова 18-суточное пребывание в невесомости.
Легкой разминки оказалось явно недостаточно

Собственно, важнейшая задача этого полета как раз и состояла в том, чтобы понять, сколько времени могут работать вне Земли космонавты без ущерба для здоровья. В то время уже завершалась работа по созданию первой долговременной орбитальной станции «Салют». Конструкторам необходимо было знать, как часто должна происходить смена экипажей, сколько кораблей потребуется в течение года. До этого у нас были максимум 5-суточные полеты. Решили рискнуть: попробовать, не имея достаточной научной и экспериментальной базы, сразу 18 суток.

Врачи, конечно, понимали, что в невесомости мышцы атрофируются. Заложили в программу комплекс физических упражнений, который членам экипажа надо было выполнять дважды в день. Небольшая откидная площадка в бытовом отсеке имела резиновые амортизаторы. Прикрепив их к костюму, космонавт испытывал нагрузку в несколько десятков килограммов. Он шагал на месте, имитировал бег, прыгал, приседал. А еще по 30 раз в минуту растягивал эспандер с усилием 10 кг. Но на самом деле всего этого было совершенно недостаточно. Сегодня на орбитальной станции экипажи активно используют беговую дорожку, велоэргометр, комплексный силовой тренажер, нагрузочные костюмы «Пингвин»: У Николаева и Севастьянова такого оснащения не было.

И встреча с Землей оказалась для них непомерно тяжелой. 19 июня 1970-го «Союз-9» приземлился в казахстанской степи в 75 километрах западнее Караганды. Виталий снял с головы шлемофон, но он показался таким тяжелым, что выпал из рук. Андриян лежал рядом в кресле бледный, пот струился по лицу. Спасатели и коллеги-космонавты открыли люк, подхватили Николаева и Севастьянова, уложили на носилки. Обоих совершенно не держали ноги. «Они казались раздавленными земной тяжестью», — рассказывал мне позже один из медиков. Андрияна положили в вертолете на койку. Виталию досталось место на полу. Даже при небольших движениях пульс у командира и бортинженера подскакивал до 120 ударов. Голова кружилась, дышать было тяжело.

Вертолет прилетел в Караганду. Космонавтов привезли на бывшую начальственную дачу, которую с начала 1960-х стали использовать в качестве первого земного дома для вернувшихся с орбиты экипажей. Назвали двухэтажный кирпичный домик в отдаленной части городской парковой зоны с озером «Чайкой» (здесь ночевала в июне 1963-го Валентина Терешкова). Сегодня космонавтов отправляют после приземления сразу же самолетом в подмосковный Звездный городок. Ибо они чувствуют себя вполне прилично и нет необходимости приходить в себя, отлеживаться в «Чайке». А вот Николаеву и Севастьянову даже сидеть было трудно.

Много позже Виталий рассказывал мне в своей квартире, из окон которой был виден памятник Юрию Долгорукому: «Представь, сердце у меня после того полета уменьшилось по объему на 20%, то есть на пятую часть. И прокачивало оно вдвое меньше крови, чем необходимо. Это ведь, по сути, острая сердечная недостаточность. Вообще была потеряна немалая часть мышечной массы: периметр бедра, например, сократился на 7,5 см, голени — на 3,5». Но Севастьянов со временем полностью восстановился, а вот Николаев, отличавшийся до полета отменным здоровьем, перенес один за другим два инфаркта...

Великое стояние у «Чайки»

Мы, журналисты, жили в городской гостинице Караганды и были готовы ехать в «Чайку». Лев Нечаюк из «Красной звезды», знакомый с офицерами Службы поиска, принес тревожную новость: «Ребята после приземления чувствуют себя просто совсем никуда, их несли на носилках, как тяжелобольных...» В более обтекаемой форме то же самое нам сообщили перед отъездом из гостиницы в «Чайку»: привыкание к земным условиям идет у Виталия и Андрияна не очень легко, поэтому утомлять их, задавать им вопросы нельзя. Это еще больше встревожило всех.

На автобусе привезли к входу на территорию «Чайки», но в дом не пустили — попросили подождать у ворот. Стоим, ждем. Подъезжает черная «волга». Какие-то местные пузатые начальники идут в особняк — поприветствовать покорителей космоса. Только пузаны уехали, появилась машина с военными номерами: приехали посмотреть на космонавтов генералы. «Дальше пойдут полковники», — меланхолично заметил Слава Голованов. Действительно, одни автомобили отъезжали, появлялись новые...

Наступил вечер. В Москве редакции находились в состоянии тихой паники. Ни материалов от нас, ни сообщений — полная неизвестность. «Если так и будем стоять, газеты просто выйдут без наших текстов, — сказал кто-то. — Может, вернемся в гостиницу? Чтобы наконец поняли эти дуболомы: завтра в газетах не будет ни одного репортажа с места приземления...» Я горячо поддержал идею, за высказался и Бреус. Конечно, мы не собирались в знак протеста бастовать, наоборот, хотели успеть до подписания номера продиктовать по телефону хоть небольшую заметку...

Мы развернулись и побрели по парку. Коллеги неохотно последовали за нами. Я мысленно прикидывал последствия. Лишат аккредитации? Очень возможно. Уволят? Главный редактор «Труда» Александр Михайлович Субботин будет бороться за меня до последнего, я был уверен в этом, но его возможности не беспредельны... Но ведь мы не для себя стараемся, а для газеты, для миллионов читателей!

Нас сопровождали поодаль два незаметных человека в штатском и с фотоаппаратами. Ушли мы не очень далеко — расположились под деревьями на расстоянии 400 м от входа на территорию «Чайки». Но и такой демарш произвел сильное впечатление на обкомовских бонз и генералов. Они поняли, что, если материалы с места посадки завтра не появятся в газетах, неприятности им гарантированы. Примчался какой-то человек и сказал, что в «Чайке» журналистов давно ждут: «А вы вот ушли. Давайте скорее обратно, и космонавты про вас спрашивали...» Через 6 минут мы уже поднимались на второй этаж особняка.

«Лишить «Труд» космической аккредитации»

Николаев лежал бледный, худой (он потерял во время полета более 2,5 кг), неуверенно улыбался. А Виталий Севастьянов пытался достать что-то на тумбочке. Оба выглядели уставшими, измотанными: Но главное — живы, а рядом врачи.

Вернувшись в гостиницу, я с ходу продиктовал текст. Рядом передавали свои материалы коллеги. На следующий день газеты вышли с нашими репортажами. Когда мы улетали из Караганды, тот человек в штатском вручил нам фотографии, на которых семь журналистов идут от «Чайки» в сторону парка. «На память», — коротко сказал он.

На запуск корабля «Союз-11» с экипажем в составе Георгия Добровольского, Владислава Волкова и Виктора Пацаева меня уже не пустили. Шифровки о «немотивированной забастовке журналистов» были отправлены из Караганды в КГБ СССР и в ЦК КПСС. Этот в общем-то пустяковый инцидент вызвал жесткую реакцию наверху, особенно в оборонном отделе. «Труд» вообще лишили аккредитации.

Главный редактор отреагировал на это так: «Не переживай. Жили раньше без аккредитации, проживем и дальше». Эти слова дорогого стоили. А тот полет «Союза-11» закончился трагедией: весь экипаж погиб при приземлении...

P.S. Через пару лет аккредитацию «Труду» вернули. Всезнающий Слава Голованов рассказал, что редактор «Правды» Михаил Зимянин, узнав подробности нашей «забастовки», сумел убедить собеседников в ЦК КПСС, что журналисты не виноваты. Они стремились выполнить свой профессиональный долг, никакие они не диссиденты, а, наоборот, идеологически надежные, проверенные кадры. А в 1976-м за освещение космической тематики в «Труде» я получил орден «Знак Почета», а позже и второй орден — Дружбы народов. Но в 1970-м могли запросто и уволить — и тогда едва ли бы вы сейчас читали эти заметки...

По инф. trud.ru

• Расскажите об этом своим друзьям!

• Черемховские наступают: о чем говорят перестановки в правительстве
  
  Правительство в очередной раз пополнила обойма губернаторов, которых в Кремле посчитали годными к работе на федеральном уровне.
• Размышления в Год семьи
  
  Мое послевоенное детство прошло в маленьком заполярном поселке. Домишки были неказистые, с удобствами во дворе, воду привозили на телеге, наливая пожарным шлангом через прорубленное в стене оконце двухсотлитровые бочки, много чего еще не хватало и в скромных магазинчиках того времени. А вот разновозрастной ребятни было много. И мы, мальчишки 10-12 лет, как-то мало обращали внимание на эти неудобства.
• Полководцы Великой войны: рейтинг от Сталина
  
  А действительно – кто был лучшим с точки зрения Верховного главнокомандующего? Расхожая точка зрения – Жуков. Вот и Парад Победы 24 июня 1945 года принимал именно он. А командовал парадом Рокоссовский, что тоже символично – его нередко называют «вторым после Жукова». Однако львиная доля возвышения обоих полководцев (особенно Жукова) приходится на 1970-е годы и позже. А как ситуация выглядела в годы войны и первое время после Победы, пока страну возглавлял Сталин?
• Правда о Победе
  
  История – служанка политики, взгляд на прошлое, исходящий из сиюминутной конъюнктуры? Или все-таки наука, одна из сфер наших знаний, требующая точности и беспристрастности?
• «А иначе зачем на земле этой вечной живу?»
  
  К 100-летию со дня рождения Булата Окуджавы и Юлии Друниной.
• Люди доброй воли Иммануила Канта
  
  Философ Иммануил Кант не бывал в Иркутской области. Он практически никогда не покидал родного Калининграда, триста лет назад и до 1946 года называвшегося Кенигсбергом. Но его философские труды, его идеи шагают и по Сибири. Особенно актуально их вспомнить в апреле.
• Золотой век Зои Богуславской
  
  Зоя Богуславская – знаменитая российская писательница, эссеист, искусствовед и литературный критик, автор многочисленных российских и зарубежных культурных проектов, заслуженный работник культуры РФ.
• БАМ – ССО – ВЛКСМ
  
  На прошлой неделе побывал сразу на нескольких мероприятиях, связанных с аббревиатурами, вынесенными в заголовок, и нахлынули воспоминания. Правда, они (воспоминания) выстроились в голове в обратном порядке, нежели в заголовке. Впрочем, так и было в истории. И в жизни…
• Чутье. Рассказ Владислава Огаркова
  
  Эту историю поведал Эдуард Копица, мой знакомый, живший в северном Усть-Илимске. Водитель грузовиков и автобусов, простой и светлый человек, он очень любил природу и многое знал о ней. Увы, ушедший туда, откуда не возвращаются.
• День Победы: страницы жизни Виктора Секерина
  
  Виктор Павлович Секерин в 70-е годы заведовал кафедрой и аспирантурой на факультете иностранных языков КГПИ. Он поражал эрудицией, смелостью, раскованностью, ораторским мастерством. Сердце его не выдержало перегрузок в 58 лет. О его жизни и пойдет речь.
• Защитники, или Воспоминания новоявленного бравого солдата Швейка о превратностях воинской службы
  
  Почти вся история человечества прошла в войнах и вооруженных конфликтах. Причин тому множество, всех их и не перечислить, да и такой задачи автор не ставит. Куда интереснее вопрос о роли подготовки военных кадров для успешной защиты Отечества. Автору на примерах своей биографии представилась возможность рассказать, как его в очень давнюю эпоху готовили защищать свою страну. И первым моим рассказом будет повествование о начале моей воинской «карьеры» в послевоенной Одессе. Александр Табачник
• Не судьба?
  
  Судьба некоторых книг складывается словно по драматическому сюжету. Недавно мне довелось ознакомиться с повестью Г.П. Баранова «Злой Хатиман. Записки военного разведчика», которая могла прийти к читателям ещё в конце 80-­х. Но не пришла. И вот тут интересно разобраться – почему...
• Фронтовик, писатель, гражданин: сто лет Виктору Астафьеву
  
  1 мая исполнится 100 лет со дня рождения Виктора Астафьева
• Какой была в СССР бытовая техника
  
  Президент Владимир Путин сказал, что «в СССР выпускали одни галоши». Такое высказывание задело многих: не одними галошами был богат Советский союз, чего стоила бытовая техника!
• 90-е: лихие или бурные?
  
  «Эта песня хороша – начинай сначала!» – пожалуй, это и о теме 1990-х годов: набившей оскомину, однако так и не раскрытой до конца.
• «…Я знаю о своем невероятном совершенстве»: памяти Владимира Набокова
  
  Владимир Набоков родился в Петербурге 22 апреля (10 апреля по старому стилю) 1899 года, однако отмечал свой день рождения 23-го числа. Такая путаница произошла из-за расхождения между датами старого и нового стиля – в начале XX века разница была не 12, а 13 дней.
• «Помогите!». Рассказ Андрея Хромовских
  
  Пассажирка стрекочет неумолчно, словно кузнечик на лугу:
• «Он, наверное, и сам кот»: Юрий Куклачев
  
  Юрий Дмитриевич Куклачёв – советский и российский артист цирка, клоун, дрессировщик кошек. Создатель и бессменный художественный руководитель Театра кошек в Москве с 1990 года. Народный артист РСФСР (1986), лауреат премии Ленинского комсомола (1980).
• Эпоха Жилкиной
  
  Елена Викторовна Жилкина родилась в селе Лиственичное (пос. Листвянка) в 1902 г. Окончила Иркутский государственный университет, работала учителем в с. Хилок Читинской области, затем в Иркутске.
• «Открывала, окрыляла, поддерживала»: памяти Натальи Крымовой
  
  Продолжаем публикации к Международному дню театра, который отмечался 27 марта с 1961 года.