"Они сражались за Родину". Публикации 2010 года. Часть 1

 

«И в труде, и в бою...»

Николай Алфёров

Григорий Александрович Мордохович

Григорий Александрович Мордохович родился 8 декабря 1921 года в городе Нерчинске Читинской области. У родителей было пятеро сыновей. Статные, высокие, крепкие. В годы Великой Отечественной войны все они защищали Родину. Один из них, Владимир Александрович, в 1944 году погиб под Ленинградом. Остальные четверо, хотя и имели ранения и контузии, вернулись домой живыми. Правда, кроме Григория Александровича, самого младшего из братьев, после войны они один за другим ушли из жизни. В живых нет и родителей. Их отец, Александр Моисеевич, работал рядовым служащим на фабрике «Пахарь», в 1937 году был осуждён по страшной 58-й статье и скончался в тюрьме. В 1957 году его посмертно реабилитировали. А жена Александра Моисеевича, Вера Иудовна, несмотря на неимоверные трудности прожила долгую жизнь и умерла в возрасте 96-ти лет.

Гриша Мордохович учился в иркутской средней школе № 15, той самой что и сейчас стоит на улице Ленина. Учёба давалась ему легко. Он увлекался лыжами, волейболом, футболом, стрельбой. Не без гордости носил на груди значки: «Ворошиловский стрелок, «ГТО второй ступени» (готов к труду и обороне), «ПВХО» (противоздушная химическая оборона).

В те далёкие предвоенные годы иметь на груди набор спортивных значков было заветной  мечтой каждого мальчишки. Младшеклассники с завистью и почтением смотрели на старшеклассников со спортивными значками,  равнялись на них. Это был один из стимулов для хорошей учёбы и примерного поведения. Как его не хватает в наше беспокойное время!

После успешного окончания средней школы в 1940 году Гриша продолжил учебу в Уральском индустриальном институте в городе Свердловске.

Со второго курса института Григория призвали в армию и определили в 21-й кавалерийский полк, который дислоцировался в районе Нижнеудинска.

Служба была напряжённой. Кроме боевой подготовки, изучения стрелкового оружия, политзанятий, в обязанности кавалеристов входила кормёжка лошадей и уход за ними. Вечером перед отходом ко сну бойцов заставляли громко петь «Интернационал» – тогда он был государственным гимном СССР.

В июле 1942 года кавалеристов без лошадей в товарных вагонах отправили на западный фронт. Остановились в Вологде, где формировалась 256-я стрелковая дивизия, основательно потрёпанная в боях под Москвой. Конников из Нижнеудинска определили в артиллерийские батареи 930-го стрелкового полка. Пушки на деревянных колесах перемещались с помощью лошадей.

Когда сибиряков на  станции Волховстрой стали высаживать из вагонов, неожиданно появились самолеты с чёрными крестами на крыльях. Сбросив на состав около десятка бомб они продолжили путь на Ленинград. И хотя обошлось без потерь перепуганные  лошади долго не хотели спускаться из вагонов на землю, упирались и неистово ржали.

Вскоре 256-я стрелковая дивизия, в составе которой находились артиллерийские батареи, прибыла на Волховский фронт и заняла оборону. Солдаты приступили к сооружению блиндажей, землянок, огневых точек, на плечах носили стволы деревьев из рощи расположенной на побережье Ладожского озера.

Батареи то и дело меняли позиции, так как немецкие самолеты-разведчики часто засекали их позиции, по которым фашистская артиллерия немедленно открывала ураганный огонь. Немцы снарядов не жалели. Их было у них с избытком. У советских же батарей со снарядами было туго, поэтому артиллеристы вынуждены были расходовать боеприпасы очень экономно.

В августе-октябре 1942 года была проведена Синявинская операция войск Ленинградского и Волховского фронтов, целью которой была деблокада Ленинграда с суши и срыв готовившегося противником нового штурма города. Надо было встречными ударами войск двух фронтов разгромить мгинско-синявинскую группировку противника и тем самым восстановить сухопутную связь Ленинграда со страной. Начались упорные бои, но прорвать оборону противника советские войска не смогли и отошли на исходные позиции.

В январе 1943 года операция под кодовым названием «Искра» была проведена вновь.

Перед наступлением солдаты впервые, прямо на свежем воздухе, помылись. Для этого каждому выдали по тазу тёплой воды. Грязную, завшивленную одежду сожгли, а взамен выдали новенькое обмундирование и погоны, которые тогда впервые были введены в Советской Армии.

На этот раз операция по прорыву блокады Ленинграда прошла более успешно: был освобожден Шлиссельбург и очищено от противника все южное побережье Ладожского озера.

Пробитый вдоль берега коридор шириной от 8 до 11 километров восстановил сухопутную связь Ленинграда со страной. По берегу были проложены железная и автомобильная дороги, по которым в город стали доставляться продукты.

Во время этой операции Григорий Александрович был ранен в левую руку. Первую помощь ему оказал солдат Александр Мартынов из Иркутска. Он остановил кровь, наложив на руку жгут выше локтя.  С этого дня начались скитания Мордоховича по госпиталям. Едва подлечив в одном городе, его уже переводили в другой, чтобы и оттуда перевести дальше. Долечивался он в иркутском госпитале № 325, находившемся в здании на углу улиц Карла Маркса и Красной Звезды (ныне Сухэ Батора).

В то время в Иркутске в подвальном помещении жила мать Мордоховича. Вера Иудовна   и еще три семьи ютились в двух небольших комнатах и кухне.

Когда Григорий с забинтованной рукой спустился в подвал, мать ахнула, на секунду замерла, потом прильнула к его груди и прошептала: «Какой же ты, Гришенька, худой! Но слава богу, что живой! А что изверги с ручкой-то сделали?». Она долго не отрывалась от сына и слёзы радости катились из её глаз...

Лечился Григорий в Иркутске два месяца. Определили ему третью группу инвалидности, со свищами на руке выписали из госпиталя и отправили в Заларинский район, на Троицкий спиртной  завод работать и долечиваться. Григорий забрал с собой мать. Она была настолько худа, что старое платье на ней висело, как на вешалке. Глядя на не неё Григорий не выдержал:

-Ну разве, мама, надо было себя доводить до того, чтобы тебя ветром качало? Ведь можно же было мою и братьев одежонку довоенную выменивать на хлеб и картофель, не морить себя голодом?!

-Конечно, могла, сыночек, но я боялась! Есть такая примета: продашь сыновнюю одежду – сына потеряешь, погибнет на фронте. А я за вас, бедненьких, день и ночь молилась, чтобы вы живыми домой вернулись!

В Троицке Григорий проработал пять месяцев, поправился, окреп, свищи затянулись. В марте 1944 года его снова призвали в армию и направили в Забайкалье, на железнодорожную станцию Оловянная готовить диких монгольских лошадок для фронта. Табун этих лошадок был пригнан из Монголии. Это был подарок премьер-министра МНР Чойбалсана Советскому Союзу.

Приучив диких лошадей к езде, их повезли железной дорогой на фронт. В числе сопровождающих был и Мордохович. Но в Омске было приказано низкорослых монгольских лошадей сдать на мясокомбинат. В это время по ленд-лизу из США стали поступать студебеккеры – мощные грузовые автомобили, которые и стали таскать пушки по фронтовым дорогам. Потребность в малосильных монгольских лошадках отпала.

В городе Горьком Мордохович был определён на курсы радистов, стал учиться работать на ключе. После трехмесячной учёбы в звании сержанта он был зачислен в 509-й истребительный противотанковый полк, который в составе 1-го Белорусского фронта участвовал в изгнании фашистов из Белоруссии, а затем и Польши, добивал их на немецкой земле. Полк, не дойдя сорок километров до Берлина, был остановлен и зачислен в резерв фронта.

В Германии полк находился до июля 1945 года, а затем отправлен в польский город Белосток.

Демобилизовался Григорий Мордохович в октябре 1945 года. Приехав в Иркутск, он поступил на второй курс горно-металлургического института. Жил в общежитии по улице 3-го Июля. Вместе с ним учились многие бывшие фронтовики: политрук Владимир Долгих (позднее работал секретарем ЦК КПСС), майор Сергей Дашков, комвзвода Михаил Потапов, Николай Пеленчук, Всеволод Крылов и Михаил Люньков. После окончания института все они, как правило, занимали руководящие посты в народном хозяйстве.

После окончания института в 1949 году Мордохович был направлен на Колыму, где занял должность главного инженера обогатительной фабрики. На Колыме он пробыл шесть лет.

Во время отпуска в 1952 году Григорий в Иркутске познакомился с выпускницей медицинского института Марией Давыдовной Флеккель. Вскоре молодые поженились.

Мария Давыдовна тоже окончила иркутскую среднюю школу № 15, а после неё – медицинский институт с красным дипломом и ординатуру.

Через три года Григорий Александрович получил назначение в Приморский край, в поселок Ковалерово, на Хрустальненский горно-обогатительный комбинат, который давал 25% олова всей страны. На этом комбинате он проработал 25 лет, большую часть из них главным инженером.

В 1980 году Мордохович с семьей  вернулся в Иркутск, и поступил на работу в политехнический институт, на кафедру общей химической технологии, где проработал без малого 20 лет.

И какие бы должности ни занимал Григорий Александрович, он творчески подходил к работе, досконально изучал производство. Он не только вносил рационализаторские предложения, но и отстаивал их. Григорий Александрович относится к числу людей, которые бездумно не склоняются ни перед какими авторитетами. Талантливый, умный, деятельный, он старался окружать себя подобными же работниками. Сам горел на работе и этого же добивался от подчинённых. Все первые лица предприятий, с которыми ему довелось работать, ценили его, уважали. А подчинённые гордились, что работают под его началом.

Григорий Александрович не обойдён наградами. У него два ордена: Отечественной войны 1 степени и Октябрьской революции, медали: «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина», три медали ВДНХ, знак «Изобретатель СССР», пять авторских свидетельств на изобретения.

Мария Давыдовна по отношению к труду, по творческому отношению к работе, под стать своему мужу – Григорию Александровичу. По специальности она врач-гинеколог. Любит свою работу, дисциплинированна и обязательна. За самоотверженный труд  награждена орденом Трудового Красного Знамени, медалями «За доблестный труд. В ознаменование 100-летня со дня рождения Владимира Ильича Ленина», «Ветеран труда» и значком «Отличник здравоохранения СССР». Но самой ценной наградой для Марии Давыдовны являются многочисленные благодарственные письма от женщин, которым она спасла жизнь.

Мария Давыдовна и Григорий Александрович вырастили и воспитали двоих детей – сына Александра и дочь Елену. Дети имеют высшее образование.

Хочется пожелать Марии Давыдовне и Григорию Александровичу отличного здоровья и ещё долгих лет жизни!

Белый пароход

Рассказ-быль

Юрий Дилис

Весной 1942 года, шли упорные бои на Брянском фронте, в районе городов Елец и Ливны.  Командование штаба 307 стрелковой диви­зии Красной Армии подготовило и направило в тыл германских войск, действующих армий группы "Центр", две разведгруппы.

Борис лежал на охапке пахучего сена, истекая кровью.  Жизнь покидала его тихо и медленно, как слабый огонек угасает в кострище.  Он чувствовал тёплый ручеёк вытекающей из тела крови, который стекал под поясницу.

Воспоминания уносили его в далёкое детство, когда они с ма­мой плыли по Волге на белом пароходе. Мама сидела в белом летнем платье в кресле-качалке, а он стоял на палубе и смотрел на реку. Вдали, из-за горы, выплыва­ло солнце. Его острые лучи скользили по поверхности воды и, отражаясь, слепили глаза.

-Мама!  - Борис не мог скрыть восторга,- Ты посмотри... это так краси­во! Какое чудо вокруг!!!

Боль вернула его к действительности. Борис не боялся смерти, он боялся, что у него не хватит силы выдер­нуть чеку из противотанковой гранаты, когда фашисты ворвутся в сарай.

Он понимал, что окружён и гитлеровцы вот-вот будут здесь и, скорее всего, они получили приказ взять радиста живым.

«Иначе подожгли бы сарай и дело с концом!...»,  -  думал Борис.

Он сонно и равнодушно подумал о смерти. Задание коман­дования выполнено, ценные сведения о противнике переданы в штаб диви­зии и теперь можно отдать свою жизнь как можно дороже, отомстить за погибших товарищей.

Воображение переносило Бориса в приволжские степи... Память возвращала в недавнее прошлое...

В сентябре 1941 года Борису Монюшко исполнилось девятнадцать и его призвали в Красную Армию. Он был сыном офицера РККА, капитана артиллерии, который воевал еще в Гражданскую против Колчака. Мальчик с детства ста­рался быть похожим на отца.

Юношу направили в Ульяновское училище связи. Детское увлечение радио­техникой определило и фронтовую судьбу Бориса.  Довоенные мальчишки повально увлекались радиоделом.

В учебном классе его учили работать на ключе, прини­мать на слух азбуку Морзе. Особый упор делался на практическую работу с радиостанцией, приём и передачу сообщений.

Кроме этого, курсантов учили стрелять из винтовок довоенного образца, бросать гранаты, ползать под колю­чей проволокой в полном походном снаряжении: с винтовкой, противога­зом, рацией на спине, двумя гранатами.

Непрерывные занятия изматывали. Но Монюшко терпеливо переносил все тяготы, да и пример отца, который сражался под Москвой в артиллерийском дивизионе подбадривал.

Весной, в конце апреля сорок второго года, Монюшко направили на Брянский фронт в 48-ю армию, 307-ю стрелковую дивизию.

С целью получения информации о тылах противника были сформированы и подготовлены две специальные, независимые друг от друга, разведгруппы из опытных разведчиков. Перед ними была поставлена задача, пройти по специальному мар­шруту в районе расположения немецких армий, разведать наличие штабов воинских частей, складов оружия, горючего, боеприпасов, наблюдать за передвижением живой силы и техники немцев, идущей к линии фронта и немедленно сообщать по рации в штаб дивизии.

В одну из этих групп и был включен радист Монюшко. Группа, в которую входил Борис, имела в своем составе еще трех человек: командира группы - старшего сержанта Василия Белого и двух автоматчиков для прикрытия.

Один из бойцов, рядовой Павел Замаренов, был родом из Сибири. Его определили в разведку, видимо полагая, что парень из таежного сибирского го­родка сможет хорошо ориентироваться на местности, ведь разведка — та же охота.

Другой – ефрейтор, Иван Шевченко, с Украины. Парень крепкого телосложе­ния с белозубой, доброй улыбкой. Воевал с первых месяцев войны. Участвовал в боях под Витебском, выходил из окружения, был ранен.

Для связи со штабом у Монюшко была  радиостанция и кодированная карта, которая облегчала передачу срочных сведений по радио.

Разведчикам предстояло углубиться на 10-15 километров на запад. Вернуться они должны были через шесть суток.

Ночью группа Белого благополучно пересекла линию фронта и углубилась в расположение гитлеровцев.

Оказавшись в тылу немецкой обороны, разведчики прошли вдоль нее более 15 километров. Всюду наблюдалось усиленное движение транспорта и броне­техники. По всему было видно – готовится крупное наступление.

В течении трех дней группа совершила несколько переходов по тылам противника. Собранные сведения о расположении немецких войск и их пе­редвижениях Монюшко сразу же передавал по радио в штаб дивизии. Василий Белый объекты немцев наносил на карту. Разведчикам удалось об­наружить аэродром, хорошо замаскированный, и шестнадцать самолетов, ба­зирующихся на нем. В перехваченных немецких радиограммах Борису часто приходилось слышать одни и те же слова: Воронеж, Сталинград, о чём он тут же сообщал в штаб.

Истекал срок возврата группы Белого. При возвращении, на обратном пути группа  попала в засаду.

Группа возвращалась с последней стоянки, откуда были переданы в штаб дивизии свежие сведения о расположении и движении войск противника в сторону фронта. Ребята устали, но были счастливы: шутили, сыпали анек­дотами, смеялись.

А по рации их уже торопили: "Внимание! Немедленно назад! Немцы нащупали вас, идут по пятам!» Разведчики хотели пройти под прикрытием тумана, но ветер - предатель изменил направление. Низовой ветер угнал туман в сторону от фронта.

А на границе туманного облака их уже ждали.

Халът! Хенде хох!  - прозвучала команда.

И в ту же секунду справа из мелкого кустарника застрочили немецкие автоматы. Пули засвистели над головой.

-Назад! - скомандовал Белый и упав на колено, дал длинную очередь по кустам, откуда стреляли немцы.

Стало ясно, что вести бой с превосходящими силами гитлеровцев - означало обречь группу на бесполезную смерть. Нужно было отходить.

Ведя отвлекающий огонь огонь Белый и Шевченко дали возможность Замаренову и Монюшко проскочить мелколесье. Под градом пуль, пригнувшись к земле, разведчики побежали к близкому лесу.

Борис уже было пробежал мелколесье, ему оставалось всего несколько шагов до спасительных сосен… И в это время пули зацокали по рации, висящей на спине, и что-то сильно обожгло бок и плечо. Ощущение было такое, будто он с ходу зацепился за острый  крюк.

Земля качнулась и он кажется сосколь­знул с нее…  через мгновение он открыл глаза, в которых плавали кровавые круги, в ушах звонело...

До него донесся чей-то знакомый голос, над собой Борис увидел озабоченное лицо Замаренова: - Моня, ты ранен?!

Когда Павел увидел, что Борис упал, он бросился к товарищу и помог встать и, взвалив    на плечи, потащил в гущу леса.

До солдат  доносились звуки автоматных очередей и взрывы гранат. Там, где остались их товарищи,  шел жестокий бой. Отчетливо можно было различить пулемет Шевченко и автомат Белого. Вскоре стрельба прекратилась и наступила тишина. Нетрудно было догадаться, что у Василия и Ивана кончились патроны и они погибли.

Наконец показалась опушка леса и старый, покосившийся сарай. Это заброшенное   строение  разведчики обнаружили в самом начале поиска, когда делали первый привал. До линии фронта оставался всего день пути.

Замаренов достал санпакет и перебинтовал раны другу.

От потери крови у Бориса кружилась голова, клонило ко сну. Он судорожно полез в подсумок и достал карту.

Паша! Мне уже не уйти, бери карту и беги к нашим! Фрицы скоро будут здесь!

Моня! Я не оставлю тебя!

-Надо, Паша! Нельзя чтобы карта попала к врагу... доставишь в штаб... Понял? Вдвоем мы погибнем!

Монюшко больше не смотрел на товарища. Деловито положил перед собой гранату, придвинул к ней рацию.

-Прощай, Моня! – дрогнувшим голосом произнес Павел и обнял друга.

- Прощай, Паша!..


Борис уходил из жизни вместе с весенним майским днём. Жгучая  боль разрывала живот, леденящий холод проникал в каждую кле­точку его тела. Тускнеющий взор словно застилал туман. На короткое время он рассеялся, и тогда Борис в последний раз увидел белый пароход... белый пароход плыл по Волге….от воды, будто седой дым, поднимался туман...

Борис увидел, освещенную ярким солнцем палубу. На палубе покачи­валась кресло-качалка, но мамы почему-то не было - кресло было пустым.

Воспоминания прервали громкие крики...

-  Рус, капут!!!  - слышались за дверью сарая голоса гитлеровцев.  Заскрипела отворяемая створка и в просвете появилась голова в каске. Борис закрыл глаза и собрав оставшиеся силы, потянул кольцо гранаты. В последнее мгновение увидел разлетевшийся в щепки сарай, а вокруг дымящейся воронки трупов фашистов....

Боевые сябры...

Олег Суханов, член Союза журналистов России.

Так зовут белорусы боевых друзей-партизан.

Жила в Иркутске семья Никитиных: Тимофей Петрович и его жена Клавдия Фоминична. Они сражались в партизанском отряде Героя Советского Союза Асмана Касаева. Их дочери Неле в то время было пять лет.

В Иркутске Тимофей Петрович работал на ремонтном оружейном предприятии УВД, а во время войны мастерил автоматы для партизан. Такой автомат я и увидел в музее Минска.

Позже Никитины на квартире в Юбилейном, где они жили, рассказали о партизанской земле, где в годы оккупации была создана партизанская зона и сохранилась Советская власть.

Связная подполья

Клавдия стояла у окна. На улице по мостовой стучали подковами сапоги чужих солдат, гремела техника с чёрными крестами. Эвакуироваться не успела — её маленькая Нелечка была у тёти в деревне. Муж, с которым прожила чуть более двух лет, пропал без вести в первые дни войны. Она рано потеряла родителей и ей было страшно от неизвестности и горького одиночества. Родной Могилёв оказался в руках страшного врага, казалось, всё рухнуло и оборвалось. Мысль о дочери возвращала в действительность, звала к действию.

Вечером забежала школьная подруга с сообщением, что завтра нужно идти на биржу труда: установлен «новый порядок» и будут регистрировать рабочую силу. За неповиновение — расстрел. Клавдию направили уборщицей в комендатуру, которая разместилась в здании школы. С тоской молодая женщина смотрела на свою классную комнату, где теперь на стене красовался портрет фюрера. Она ждала первого выходного, чтобы отправиться в деревню за дочерью.

Однажды Клавдия мыла пол в комнате, уставленной аппаратурой. Оператор вышел покурить, оставив включённым приёмник. Раздавалась немецкая речь. И вдруг: «Говорит Москва!» Клавдия растерялась, но продолжала орудовать тряпкой, жадно ловя каждое слово. Передавали сводку о положении на фронте. Зашёл оператор, сразу выключил приёмник и погрозил Клавдии пальцем, а затем приложил его к губам: «За услышанное — смерть».

Она едва дождалась конца рабочего дня. Москва жива, а это давало силы.  Клавдия побежала к соседу...

Василий Константинович, железнодорожный рабочий, внимательно выслушал Клавдию, поблагодарил за информацию и спросил:

— Что дальше будешь делать, дочка?

— Убегу в деревню, у них работать не буду.

— Работай, Клава. Старайся, всё слушай о чём говорят. Ты в школе немецкий изучала, припоминай язык. Сейчас нужно знать, какие части приходят в Могилёв, какие готовятся к отправке на фронт. Поняла?

Клавдия в ответ кивнула.

После получила и другое задание — познакомиться с военнопленными, которые работали на хоздворе и установить через них связь с лагерем.
Одной было не под силу, но рядом находились школьные подружки, оставшиеся в Могилёве.  Девушки установили контакты с лагерем. В первые месяцы войны гитлеровцы были настолько уверены в своей победе, что почти не охраняли поле за городом, окружённое колючей проволокой, где под открытым небом держали военнопленных, многие из которых были ранены и обречены. Девушки ходили к лагерю, кидали через проволоку морковь, капусту, брюкву, хлеб, знакомились с бойцами, заигрывали с охраной и готовили узников к побегу. Клава должна была переправлять этих людей в партизанский отряд. Такое задание ей дал Василий Константинович.

В день побега несколько девушек пошли к охране лагеря, а другие во главе с Клавдией, к проволоке неподалеку от Днепровской кручи. Кусачками проделали лаз и отвели бежавших к Днепру.

После побега большой группы военнопленных немцы спохватились. Девушкам запретили подходить к лагерю, заменили охрану, но побеги были: их устраивали с места работ.

Неля была уже при матери. С ней было удобно ходить через контрольно-пропускные пункты: на женщину с ребёнком почти не обращали внимания.

Однажды Клавдия возвращалась от партизан. Присела на опушке леса передохнуть, поправила дочке косыночку и вдруг из кустов просят подойти. «Немцы так делать не будут, а предатели ходят открыто», - думалось Клавдии, идущей на голос...

Оружейник партизанских лесов

В кустах Клавдия увидела двух мужчин с обросшими, уставшими лицами.

- Что за город впереди? - спросил один из них

- Могилёв, - ответила женщина.

- Вот мы куда, Вася, пришли, - сказал спрашивающий.

- А вы не бойтесь, - сказал тот, кого звали Васей.

- В лесу сейчас только хорошие люди прячутся, - улыбнулась Клавдия.

- Меня зовут Тимофей, это я вас позвал. Топаем из фашистского плена к Смоленску, а вышли к Могилёву.

- Возьму с собой,-- сказала Клавдия, - костром не пахнете, сойдёте за деревенских мужиков, сегодня в городе базарный день.

Тимофей подхватил на руки девочку, так и прошли в Могилёв без осложнений.

Тимофей оказался мастером по холодной обработке металлов. В декабре 1941 года в составе 39-й Уральской армии прибыл на передовую. В июне 1942 года попал в окружение и в плен. Затем бежал. Сейчас бежать некуда, воевать дальше надо.

Клавдия рассказала о Тимофее Василию Константиновичу.
- А веришь ему? - спросил он, раздумывая.

- Я в лесу ещё поверила, - горячо сказала Клава.

- Тебе самой уходить надо. Полицаи заинтересовались: в деревню часто ходишь. Закончилась твоя подпольная жизнь. Будешь бойцом отряда. В последний раз уведёшь с собой военнопленных — это побег из госпиталя — и в бой...

Асман Касаев принял пополнение, а на другой день командир получил свой отремонтированный автомат. За месяц Никитин восстановил всё нуждающееся в ремонте оружие, собрал для себя из разных частей автомат, показал его Касаеву. Командир долго рассматривал самоделку, потом поставил свой диск и разрядил его в пенёк. Посмотрел пробоины и покачал головой: «Хороша машина». Никитин предложил:  «Давай делать своё». «Это дело», - согласился Касаев. Мастерскую открыли в деревне Хрыляповке, в старой кузне. Мужики собрали инструмент, нашёлся столяр вытачивать ложе. Тимофей приступил к производству первых автоматов. Делал он их из винтовочного ствола, один ствол — на два автомата. Попросил, чтобы  достали струны от пианино — на возвратную пружину, кожухи делал из старых железных бочек. Опробовать первый автомат, сработанный в партизанской мастерской, приехал Касаев.

Он прихватил с собой парашютиста из Москвы, на боку у которого висел новенький заводской скорострельный укороченный автомат. Высадили из никитинского по диску. Десантник видел, как после последней длинной очереди весь пенёк разлетелся и сказал: «Меняю сразу свою машинку на вашу».

Тут Касаев принял решение: «Будем производство ставить на широкую ногу. Посмотрел я дом в селе Сермяженка, там сподручнее будет и ближе к базе».

В новой мастерской Никитину помогали четыре слесаря из Ленинграда, попавшие к Касаеву, как и Тимофей. Партизаны готовились к большим делам.

Дела фронтовые

За годы оккупации фашисты уничтожили на территории Белоруссии 9200 сёл, замучили и сожгли заживо 2 миллиона 200 тысяч жителей республики. Была возле Могилёва деревня Дубинки. Однажды сюда нагрянули эсэсовцы, согнали всех жителей в сарай и сожгли живьём. Сгорело в этом пламени 186 человек. Бойцы Асмана Касаева поклялись на пепелище жестоко отомстить врагу.

Из воспоминаний Тимофея Никитина: «В селе Добрусевичи каратели собрались на митинге «Два года войны с СССР», а после видимо решили повторить то, что сделали с Дубинками и Хатынью. Они вызвали самолёты и блокировали село, оставили один выход и устроили засаду на дороге. Крепко обложили, как охотники медведя в берлоге. Когда начало темнеть, стала подходить наша авиация. Мы ракетами осветили место, где находился враг. Здорово отработали наши лётчики, точно по цели бомбы легли. Фашисты в оставленный проход ринулись, там их тоже встретили. Ни один не ушёл после празднования двухлетней войны с нами. Целую неделю они трупы из Добрусевичей возили, а мы — на новый объект. В селе Голумец, всего в девяти километрах от Могилёва остановилась на отдых воинская часть. Мы блокировали её, а на дорогу в город, на всякий случай, выкатили пушку, которую я тоже смастерил, ствол только был с «сорокопятки». Удачный был налёт, почти без потерь. В плен взяли генерала, двух полковников, сожгли склад с обмундированием: западло, считали, немецкие носить. Из пушки подбили бронетранспортёр. Хочу заметить, что не только оружие помогало в боях. Не видать бы нам таких побед, кабы не наши дорогие партизанки, разведчицы».

Из воспоминаний Клавдии Никитиной: Я ходила по деревням, собирала сведения у наших людей, иногда брала с собой Нелечку, чтобы меньше было подозрений. Нашу партизанскую зону уже начинали блокировать, опоясывали колючей проволокой, минировали выходы, бомбили с воздуха. Ходить на явки становилось всё труднее. Однажды хозяев на явочной квартире не оказалось, сведения и самогонку для операций раненых я нашла в условном месте. Собрались уходить, я выглянула в окно — возле калитки стоит подвода с немцами, к дому идёт офицер, а с ним полицай. Я схватила корыто, из шайки плеснула туда воды, бросила с кровати тряпьё и начала стирать. В голове одна мысль: «Выследили».

- Партизан? - уставился на меня офицер. Сердце обмерло.

- Да какой партизан, - сказал полиций, - тутошняя, вон с дитём.

- Матка, - удовлетворительно кивнул офицер, - аусвайс.

Наши умельцы хорошо делали документы. Офицер пнул дверь ногой и вышел на улицу, полицай за ним. Я стою и плачу, руки трясутся, а Неля на меня смотрит и лепечет: «Не плачь, мамочка, не плачь...».

Блокада

Сжималось кольцо над партизанской зоной. На её уничтожение немцы с фронта сняли дивизию, не прекращались артобстрелы и воздушные налёты. Приходилось постоянно менять место стоянок, и стало необходимостью вырваться из окружения.

Из рассказа Нелли Тимофеевны Никитиной — Губановой: «Я хорошо запомнила воздушные налёты. Навсегда осталось в памяти, как мы пересекали поле, чтобы укрыться в лесу. В это время над нами появилась «рама». Дядя Асман бегал и кричал «Быстрее, быстрее!» Но появились «мессеры», они прошли низко над нами. Мама схватила меня и бросила в сторону от телег. Дядя Асман схватил пулемёт и начал стрелять по самолётам, но засвистели пули, с телег в разные стороны полетели солома и щепки. Дядю Асмана опрокинуло на спину. Когда улетели самолёты, мы снова ехали. Наш командир лежал на телеге недалеко от меня».

Так Нелли Тимофеевна стала свидетельницей гибели отважного командира. Памятник ему установлен в Могилёвской области, жаль, что  не в Грозном на родине Касаева. Трудно стало отряду без командира: партизаны двигались почти наугад, пока не остановились на берегу Друти. Переправиться на другой берег не было возможности, и тогда они стали углубляться в заболоченный лес, чтобы найти место для стоянки. Погони не было уже несколько дней, не появлялись и самолёты, только постоянно грохотал на востоке дальний гром.

Встреча

Гром приближался. Боеспособная часть партизан решила выходить к дорогам и бить отставших гитлеровцев. Клавдии поручили с детьми и остальными женщинами понадёжнее спрятаться в лесу и ждать.

Никитин с двумя товарищами выскочил на опушку. Невдалеке была дорога, по которой беспорядочно двигались техника и толпы людей. Заметив разрыв среди отступающих, Тимофей предложил: «Накроем их!» Товарищи согласились. Коней привязали в лесу, выбрали удобное место, подождали, когда отставшие подойдут к ним, и Никитин дал длинную очередь из пулемёта. Немцы заметались по дороге, партизаны поддержали Тимофея огнём из автоматов. Паника началась неописуемая...

В это время Клавдия с детьми и женщинами сидела в чащобе, слушала, как шелестят в воздухе снаряды в обе стороны. Под утро всё стихло. Тишина наступила неимоверная.

- Пойдём, поглядим, что делается, - предложила Клавдия одной женщине.

Пошли на стук топора, который стал раздаваться где-то неподалеку и вскоре увидели военных людей, валящих деревья в болото.

- Наши, - прошептала Клавдия, хотя и форма у военных была другая.

Затем она услышала родную речь и закричала: - Наши! Наши!

Солдат с удивлением поднял голову и заулыбался: - Откуда вы, девы лесные?

Так закончилась их партизанская жизнь в лесах Белоруссии.


P.S. Уважаемая Нелли Никитина, если Вы в Иркутске, откликнитесь...

 

 

Братья Астраханцевы

Николай Алфёров

Иннокентий Александрович Астраханцев родился в 1892 году в селе Александровский Завод Читинской области. В 1915 году он был призван в армию и зачислен в 14-й Сибирский полк. Через год  был откомандирован в г.Петроград во 2-й пулемётный полк. В столице России принимал активное участие в революционных событиях.

В 1918 году И.А. Астраханцев возвратился в родное Забайкалье и вступил в партизанский отряд под командованием Сергея Лазо. Весной 1919 года Иннокентий Александрович был тяжело ранен. После выздоровления вернулся в партизанский отряд и стал писарем эскадрона.

С 1921 года в течение трёх лет он был председателем сельревкома. Затем трудился в течение 26 лет на разных должностях в потребкооперации.

У Иннокентия Александровича и его жены Лидии Федоровны было шестеро детей —  дочь Елена и пятеро сыновей: Георгий, Федор, Михаил, Александр и Иван.

Елена Иннокентьевна окончила медицинский институт, стала врачом высшей категории, трудилась до 65 лет.

Все пятеро сыновей — участники Великой Отечественной войны. Георгий Иннокентьевич на девятый день войны был призван в армию, направлен на краткосрочные курсы водителей танков (до войны был трактористом и водителем всех существующих тогда в СССР марок автомобилей).

После курсов он был отправлен на Сталинградский фронт, стал водить танк Т-34. Жаркие, изнурительные бои были на этом фронте. Хроническое недосыпание, питание зачастую всухомятку, а порой один раз в сутки, подорвали здоровье Георгия Астраханцева. У него появилась язва желудка в тяжёлой форме. Лечился в госпитале, однако язва не исчезла. Врачебной комиссией был признан непригодным к дальнейшей военной службе...

На железнодорожной станции Борзя Читинской области Георгий Иннокентьевич стал шоферить в пожарной части и лечиться. По словам родственников, Георгий Иннокентьевич до конца жизни лучшими праздниками признавал только два — День Победы 9 мая и День танкиста.

Федор Астраханцев был в действующей армии с 1943 года. В сентябре того же года в составе одного из подразделений 1-го Украинского фронта механик-водитель артиллерийской самоходной установки САУ-152 Астраханцев форсировал Днепр, а потом дрался за плацдарм на правом берегу. Со своей самоходной установкой САУ-152 он преодолел водную преграду на плоту, который тянул буксиром маломощный катер. Плот продвигался очень медленно. Вода на Днепре кипела от разрыва снарядов, пузырилась от пуль и осколков. Беспрерывно слышались зловещий вой мин и трескотня пулеметов. Поднимались чёрные клубы дыма от пожаров.  В огневом смерче гибли люди, лошади, взлетали вверх обломки лодок, плотов, тонули катера.

Люди на плоту Федора Астраханцева, как и на других плотах, лодках и катерах, чувствовали себя между жизнью и смертью. С замиранием сердца провожали пролетавшие над головами снаряды. «Пронесло», — с облегчением думал в этот момент каждый. Плот продвигался очень медленно и всем казалось, что он стоит на одном месте. Солдаты впились глазами в правый берег. Им хотелось как можно скорее почувствовать под ногами твердую землю, пусть даже занятую фашистами. Там, к рваной земле, можно прижаться, даже погибнуть на ней лучше, чем в бурлящей от взрывов днепровской воде...

Когда плот наконец-то подплыл к долгожданному берегу и когда глубина воды была ещё около метра, солдаты, обезумевшие от пережитого страха, напирая друг на друга, спрыгивали в воду и во весь дух мчались на берег, к немецким окопам. Они понимали, что единственным спасением является скорейший их захват. И в ожесточенной схватке выбили фашистов из окопов и траншей.

А Федор Астраханцев со своими друзьями-артиллеристами, посылая из самоходки снаряд за снарядом на вражеские укрепления, поддерживал наступающих пехотинцев...

В октябре 1943 года Федор Астраханцев был тяжело ранен. Начались скитания по госпиталям. Едва полечившись в одном городе, уже переводился в другой, чтобы также скоро покинуть его. Долечивался в Чите. Был признан негодным к военной службе, стал работать инженером Читинского лесхоза.

Михаил Астраханцев был участником Сталинградской битвы. Был награждён орденом Отечественной войны 2-ой степени и медалями «За боевые заслуги» и «За оборону Сталинграда». После Сталинграда освобождал Украину от фашистских захватчиков. На украинской земле сложил свою голову 12 сентября 1943 года.

В домашнем архиве Астраханцевых сохранилось несколько писем Михаила, написанных им на передовой в минуты затишья. Его солдатские треугольники написаны химическим карандашом.

Из последнего письма, написанного за шесть дней до смерти:

«Сегодня я нашел свободную минуту для того, чтобы написать вам это письмо. Не писал потому, что мешали бои. Получил от вас два письма. Узнал, что Шуру наградили медалью «За оборону Ленинграда». Я тоже вчера получил медаль «За оборону Сталинграда». Вам желаю всего хорошего в вашей жизни. Особенно писать нечего, все бьем немецкую нечисть и радуемся своим победам над немецко-фашистскими ордами.
С приветом ваш сын Михаил. 6 сентября 1943 года».

В конце 50-х годов прошлого века Иннокентий Александрович и Лидия Федоровна Астраханцевы получили письмо от учащихся восьмилетней школы № 3 города Борвен-ково Харьковской области. Учащиеся выслали фотографию братской могилы, в которой был похоронен их сын Михаил Астраханцев. Учащиеся просили родителей Михаила подробнее рассказать им о своём сыне.

В ответном письме Иннокентий Александрович и Лидия Федоровна сообщили ученикам, что их сын Миша учился в школе на отлично, много читал и хорошо рисовал, мечтал быть художником. Но не осуществилась его мечта... Миша был заботливым сыном. С фронта часто отправлял письма  родителям, а также своим братьям и сестричке Леночке.

Иван, самый младший из братьев, был призван в армию в семнадцать лет. Воевал на Ленинградском фронте, был ранен навылет в лёгкое. После госпиталя, получив инвалидность, был снят с воинского учёта и стал трудиться на Читинской железнодорожной станции. За ратные подвиги на фронте был награждён орденом Отечественной войны 2-ой степени, медалями «За отвагу», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

Александр Астраханцев

Александр Астраханцев, как и его брат Михаил, воевал на Ленинградском фронте. На этом фронте бои носили исключительно ожесточённый характер. Это вполне объяснимо: Гитлер торопил командующего группой армии «Север» генерал-фельдмаршала фон Лееба быстрее овладеть Ленинградом и как можно скорее высвободить дивизии для переброски их на Московское направление.

После войны Александр Иннокентьевич Астраханцев с болью в сердце говорил: «Если спросят, что у меня было в жизни самое страшное, не раздумывая, отвечу: блокада».

Александр воевал с сорок первого по сорок пятый. Из них девятьсот дней и ночей выпали на ленинградскую блокаду. Шофёр Астраханцев сделал десятки смертельно опасных рейсов по легендарной «дороге жизни» — по льду Ладоги. Дорога связывала героический город, его защитников с Большой землёй, которая посылала пухнувшим от голода ленинградцам хлеб, мясо, сахар. Этот бесценный груз и возил Александр.

Немцы «дорогу жизни» постоянно обстреливали из дальнобойных орудий, сбрасывали с самолётов бомбы. Да и без этого водителей автомашин подстерегали серьёзные опасности. Трещины льда — одна из каверзных особенностей зимней Ладоги. Серьёзной опасностью были и промоины. Запорошенные снегом, они могли оказаться ловушками для шоферов.

До войны люди ездили по льду после крещенских морозов на лошадях, и то с опаской.

В 1941 году ноябрьские холода наступили раньше срока. Нет худа без добра. Эти холода ускорили проезд по льду автомашин.

Сначала снаряжали конные обозы с хлебом для ленинградцев. Отправляли их круглосуточно, один за другим. С декабря были отправлены и автомашины с продуктами. ...Астраханцев был свидетелем, когда на середине ледового участка головная автомашина провалилась под лёд и утонула раньше, чем успел выскочить из кабины её водитель. Ехавшие следом шоферы, в том числе Астраханцев, оставили свои машины и бросились на выручку товарища. Но пока они добежали, помогать было уже поздно...

Сняв шапки, в тягостном молчании остановились водители возле свежей полыньи, поглотившей их товарища. И вдруг один из водителей, ближе других подошедший к её краю, испуганно вскрикнул, указывая на темную воду:

— Что это, братцы? Глядите, свет горит!

Шофера подошли и увидели тусклый электрический свет, слабо пробивавшийся сквозь толщу воды с озёрного дна. В последнюю свою секунду жизни, проваливаясь в ледяную пучину, водитель, наверное, успел включить фары, как бы посылая прощальный привет оставшимся на боевом посту друзьям...

Однажды во время обстрела немецкими летчиками колонны автомашин Александр получил пулевое ранение в ногу. На автомашине ЗИС-5 был привезён в госпиталь на Фонтанке города Ленинграда. Пробыл там месяц. Из-за плохого питания поправлялся медленно. Раненых кормили точно так же, как и жителей блокадного города: давали болтушку из кипячёной воды и серой муки, 125 граммов хлеба тёмного цвета. Рацион питания был такой, чтобы как-то поддерживать жизнедеятельность организма больных.

Как-то Астраханцев попросил у медицинской сестры зеркальце, взглянул и отпрянул от него — не узнал себя. На сибиряка смотрел совершенно чужой человек с впалыми щеками, ввалившимися глазами, с рельефно торчавшим носом.

У обитателей госпиталя нервы были настолько притуплены, что они относились к смерти соседей по палате так же безучастно, как и к бомбежкам. А фашистские стервятники почти ежедневно бомбили Ленинград, сбрасывали на него чаще всего фугасные бомбы, вызывавшие страшные пожары. Во время пожаров бурый дым был таким густым и тяжелым, что расплывались очертания даже самых ближних зданий. Больные при взрыве бомб не вздрагивали, отказывались уходить в бомбоубежище. Измождённые, они страх не испытывали. У них ко всему было безразличие, даже к возможной гибели...

После выздоровления Александр Астраханцев в составе 2-ой Ударной армии в январе 1943 года участвовал в прорыве блокады Ленинграда. Между Ладожским озером и линией фронта был образован коридор шириной 8-11 километров, через который в течение 17-ти суток были проложены железнодорожная и автомобильная дороги. Однако это не решало полностью задачи по восстановлению связи города со страной. Полное снятие блокады Ленинграда произошло только в начале 1944 года в результате успешного наступления советских войск на северо-западном направлении. Была полностью освобождена Ленинградская область, а затем и вся Прибалтика. И в этих операциях принимал активное участие Александр Астраханцев.

Войну он закончил в Берлине в мае 1945 года. Не было, наверное, в тот день совершенно трезвого военного. Да и как было не выпить: 1418 дней и ночей ждали этот День Победы!

За ратные подвиги в годы Великой Отечественной войны Александр Иннокентьевич награжден орденом Отечественной войны 2-ой степени, медалями «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда», «В память 300-летия Санкт-Петербурга», Жукова и юбилейными, а также знаками «Фронтовик», «Ветеран Волховского фронта — участник битвы за Ленинград 1941-1944 гг.»

Демобилизовался Александр Астраханцев в 1946 году. Работал на железнодорожном узле Борзя Читинской области заместителем директора по хозяйственной части противочумной станции. Там познакомился с сотрудницей Александрой Матвеевной Собакиной, окончившей биологический факультет Саратовского университета. Они полюбили друг друга.

Астраханцевы в 1960 году переехали в Иркутск, где Александр Иннокентьевич стал работать слесарем на макаронной фабрике, а Александра Матвеевна — на ВСЖД, в санитарно-эпидемиологической службе. Через десять лет Астраханцев перевёлся на Иркутский жиркомбинат в той же должности.

Ветеран войны и труда Александр Иннокентьевич в феврале 2005 года ушел из жизни. Сын Владимир пережил отца на четыре года.

 

Братья Белобородовы

Николай Алфёров

В Нижнеилимском районе Иркутской области некогда была небольшая деревня Белобородово, жители которой занимались преимущественно сельским хозяйством. На месте этой деревни сейчас гуляют волны Усть-Илимского водохранилища. В этом поселении преобладала фамилия Белобородовых. В начале прошлого века там жил из казачьего племени Павел Иванович Белобородов — участник Первой мировой и Гражданской войн, воевал он с колчаковскими частями. Был у них в плену, где подорвал свое здоровье и ушел из жизни в 1933 году. У Павла Ивановича было три сына — Иван, Николай, Иннокентий и четыре дочери — Наталья, Надежда, Антонина и Катерина.  После смерти Павла Ивановича детей поднимали на ноги его жена — Варвара Ивановна и Иван Васильевич Белобородов  — дед.

В Великую Отечественную войну все сыновья воевали с немецкими захватчиками. Старший сын — Иван Павлович политруком сражался на Ленинградском фронте. Был смертельно ранен. Перед кончиной, собрав последние силы, сочинил письмо домой, в котором, кроме адреса на конверте-треугольнике, написал одно слово — до свидания. Повторил это слово несколько раз. Написать что-то еще у него не хватило сил.

Средний сын — Николай Павлович, родившийся в 1921 году, столкнулся с фашистскими частями почти у самой границы — под городом Житомиром, на направлении одного из главных ударов немцев. Николай Павлович в первый период войны с лихвой испытал горесть отступления, поражения, окружения частей Красной армии, голод и холод. Немцы явно имели боевой опыт. Однажды позади Николая Павловича разорвался снаряд. Его окатило осколками, и он упал. Когда очнулся, увидел: кто ранен, кто убит. Кругом рвались снаряды, свистели пули. Из-за шокового состояния он не чувствовал боли в груди. Где ползком, где перебежками, он добрался до оврага, в котором укрылся от фашистов. Добрался до ближайшего санитарного батальона через пять суток. Начались его скитания по госпиталям, бесчисленные операции. Его уволили из рядов Красной армии по инвалидности. Он вернулся в родную деревню весной 1942 года, в которой к тому времени остались только женщины, подростки и старики. Мужчины воевали с фашистскими захватчиками.

Николаю Павловичу, наверное, досталось в тылу не меньше, чем на фронте. Он стал бригадиром. Работал в напряженном ритме от темна до темна. А питание — почти одна картошка да капуста. Одежда — одно название. Донашивал шинель, гимнастерку и брюки, выданные ему еще в госпитале. Тяжелый труд, фронтовые ранения, переживания за работу подорвали его здоровье. Он заболел туберкулезом и умер на пятьдесят шестом году своей жизни. Похоронен в городе Железногорске.

Младшему брату Иннокентию Павловичу (родился в 1923 году) в годы войны и в послевоенный период определено было судьбою выпить до дна горькую чашу испытаний. Перед войной и до марта 1942 года он работал в колхозе. Призвали его в ряды Красной армии почти сразу, как ему исполнилось 19 лет. Службу он начал в запасном полку на железнодорожной станции Борзя. Красноармейцы полка не только учились метко стрелять, но и копали противотанковый ров на случай войны с Японией.

В начале лета 1942 года фашистские дивизии, имея численное превосходство в танках, самолетах, в автоматическом оружии, рвались к Сталинграду и Северному Кавказу. На помощь обескровленным воинским подразделениям Красной Армии на юге страны с Дальнего Востока перебрасывались сибирские дивизии. Иннокентий Белобородов в составе 399 стрелковой дивизии в первых числах июля был уже в районе железнодорожной станции Качалинская (к северо-западу от Сталинграда). Полки дивизии выгрузили из эшелонов и пешим порядком направили к поселку Калач-на-Дону, а затем — к станице Суровикино.

За пять километров до станицы Суровикино Белобородов вместе с другими красноармейцами услыхал впереди глухую пальбу.

Ого! Прут фашисты к Дону! — сказал ротный, вслушиваясь в автоматно-ружейную стрельбу.

Там, в районе реки Чир, передовые части 399 дивизии, не успев вгрызться в землю, уже вступили в бой с немцами. В небе появился вражеский самолет-разведчик — «рама».

В небе «рама» — жди артобстрела! — крикнул кто-то в колонне. И точно: земля и воздух стали содрогаться от немецких снарядов... Бои на рубеже рек Чир и Цимла носили ожесточенный характер, не стихали ни на минуту. Фашистские бомбардировщики сбрасывали на обороняющие подразделения 62-й и 64-й армий сотни бомб. Вражеские пикировщики зависали над частями дивизии обычно каруселью: «юнкерс», сбросив на обороняющихся смертоносный груз, отворачивал в сторону, тут же на его месте возникал другой, резко, с ревом заваливался на крыло и пикировал на обезумевших красноармейцев. Все вокруг горело, трещало, рвалось, свистели осколки, кричали люди, стонали раненые.

В воздухе господствовала немецкая авиация. Пo воспоминаниям Иннокентия Павловича, только один раз в донских степях он видел несколько наших бомбардировщиков. Они летели бомбить фашистские позиции. Радость и гордость переполнили душу красноармейцев, но одновременно у всех была тревога: бомбардировщики летели почему-то без сопровождения истребителей... В западной части неба появились черные точки, которые стремительно росли, приближаясь к самолетам. Вскоре они превратились в «мессершмидты». Эти стервятники стали заходить с тыла в хвост нашим бомбардировщикам и расстреливать их. Земля содрогалась от взрывов падающих вместе с советскими самолетами бомб. Всем красноармейцам хотелось закрыть глаза и не видеть этой трагедии...

...Трудности на передовой усугублялись жарой. Правда, от жары изнывали не только красноармейцы, но и вражеские солдаты. От разлагающихся трупов людей и лошадей несло зловонием, тошнило.

Иннокентий Павлович вспоминал, как однажды, спасаясь от осколков, он вскочил в воронку. На него свалился боец. Каково же было удивление у обоих, когда они, протерев глаза от пыли, узнали друг друга. Бойцом оказался Зарубин Иннокентий Макарович — муж сестры Иннокентия Белобородова. Зарубин при очередном налете немецкой авиации перескочил в другую воронку и там погиб.

Под натиском превосходящих сил врага на суше и в воздухе части Красной Армии начали откатываться к Дону и форсировать его. Далеко не всем красноармейцам удалось переправиться на левый берег этой реки. Не удалось и Иннокентию Белобородову. Он вместе со многими бойцами своей основательно потрепанной 399 стрелковой дивизии попал в плен, направлен в лагерь, находящийся в районе железнодорожного узла Миллерово Ростовской области.

В плену Белобородов с лихвой познал муки ада. «Пленники, — вспоминал Иннокентий Павлович, — в сущности, живые убитые. Фашисты их могли сутками не кормить, пристрелить без какой-либо причины. Спали пленные прямо на голой земле. Одуряющая вонь от гниющих ран, грязных бинтов перехватывала у всех дыхание. Одежда узников кишела вшами. Пленным один раз в день давали баланду. Это было какое-то отвратительное пойло. Даже невозможно передать, из чего оно состояло. Его давали по небольшому черпаку. Наливали кому в каску, кому в гильзу от снаряда. От такой кормежки пленные с трудом волочили ноги. Многие отдавали Богу душу. В свой голодный рот узники лагеря готовы были пихать все, что можно было пожевать, чем можно было утолить сосущую тоску желудка. Они были похожи на ходячие скелеты. У обитателей лагеря нервы настолько были притуплены, что они относились к смерти соседей по плену совершенно безучастно...

Иннокентий Белобородов оказался на свободе после разгрома немцев под Сталинградом. Он был желтый, исхудавший до неузнаваемости. Ветхая одежонка на нем висела, как на вешалке. После плена Белобородов как-то попросил у санитарного инструктора зеркальце, взглянул и отпрянул от него — не узнал себя. На Иннокентия смотрел совершенно чужой человек, с впалыми щеками, ввалившимися глазами, с рельефно торчащим носом...

 

На фото Иннокентий Павлович Белобородов

Вспоминает Владимир Иннокентьевич, сын ветерана: «Про войну, а тем более про плен отец мало рассказывал. Только когда выпивал с друзьями, плакал. Мы, его дети, не могли понять тогда, почему у нашего отца, мужественного и сильного человека, тоже могут быть слезы».

...После освобождения из плена Иннокентий Белобородов продолжил сражаться с оккупантами в составе 3-го Украинского фронта. Под Яссами, находясь со своим батальоном на направлении прорыва немецких частей, он огнем из пулемета отсекал фашистских автоматчиков от танков. Был убит первый номер. Белобородов стрелял до тех пор, пока не был ранен. В городе Днепропетровске, в госпитале, ноги ему вылечили, а раненую правую руку ампутировали. Война для него закончилась. Ему определили вторую группу инвалидности и отправили на родину летом 1945 года. За мужество, проявленное в бою под Яссами, он был награжден орденом Славы 3-й степени.

...От поселка Илимска Нижнеилимского района до родной деревни Белобородово Иннокентий Павлович добрался на лодке со своим земляком Пушминым Степаном Гавриловичем. Они дорогой обменивались новостями: один рассказывал про фронтовые пути-дороги, другой — о деревенской жизни.

.. Возле родительского дома Иннокентия обступили односельчане. Они поочередно жали единственную руку фронтовика, жалели его. Тревожно оглядывая сына с ног до головы, подбежала к Иннокентию Варвара Ивановна. Уткнувшись лицом в грудь сына, она воскликнула: «Кеша, Кешенька, что с тобой проклятая война-то наделала. Как же жить-то будешь с одной рученькой!».

Проживу, мама! — успокаивал ее сын.

Заключив в объятия брата, успокаивал мать и Николай Павлович: «Иннокентий — мужик белобородовской породы, не пропадет.

...Прав был Николай Павлович: человек сильной воли Иннокентий Павлович не спился, не сник, приспособился к жизни. Он научился одной рукой пилить и колоть дрова, косить сено, охотиться, рыбачить, выполнять и другую крестьянскую работу. Продолжительное время работал колхозным бригадиром. Женился на девушке Екатерине Пушминой, в любви и согласии прожил с нею полвека — до своего ухода из жизни в 1996 году. Иннокентий Павлович и Екатерина Алексеевна вырастили и воспитали двоих детей — Владимира и Светлану. Светлана окончила сельхозинститут. Владимир Иннокентьевич, подполковник в отставке, за 27 лет военной службы окончил три разных высших военных учебных заведения. В данный момент работает в Иркутском областном совете ветеранов войны, Вооруженных Сил и правоохранительных органов.

 

Вадим Мильер - воздушный стрелок

Николай Алфёров

Вадим Иннокентьевич Мильер

Четвертое лето Отечественной войны. Советские войска очистили от захватчиков большую территорию страны, но оккупирована ещё была, почти вся Белоруссия, древний   Минск. Остававшиеся там советские люди с нетерпением ждали освобождения. И этот час настал. Началась знаменитая операция четырёх советских фронтов под кодовым названием «Багратион»....

Ранним утром 24 июня 1944 года небо над белорусской землей потряс громовой удар. Шестьдесят минут снаряды и бомбы взрывали вражеские доты и окопы, громили переправы, мосты, железнодорожные станции...

В то незабываемое утро, как только начал брезжить рассвет, вспоминает бывший воздушный стрелок 79-го гвардейского штурмового авиационного полка 16 воздушной армии Вадим Иннокентьевич Мильер, перед строем личного состава командир полка майор В.Е. Неделько зачитал обращение военного совета 1-го Белорусского фронта, которым командовал генерал армии К.К. Рокоссовский, и командования воздушной армии. Затем состоялся митинг, на котором бойцы полка дали клятву с честью выполнить свой воинский долг.

Боевые действия полка начались в торжественной обстановке: на старте под развернутым гвардейским знаменем группа за группой поднимались штурмовики в небо, хотя с утра туман и низкая облачность над аэродромом и полем боя затрудняли действия авиации. Бомбардировщики, штурмовики сбрасывали свой смертоносный груз на вражеские орудия, танки, самоходки, доты и другие огневые точки противника. Помогли 65-ой армии южнее Бобруйска уже в первой половине дня наступления прорвать немецкую оборону и ввести в прорыв первый танковый корпус, действия которого с воздуха поддерживали штурмовики. Танкисты через три дня оседлали дороги, ведущие из Бобруйска на запад и юго-запад, тем самым отрезали пути отхода противника из этого города. Большая группа немецких войск оказалась в окружении.

Окруженные гитлеровцы пытались вырваться из котла. 526 бомбардировщиков и штурмовиков 16-ой воздушной армии по этим колоннам нанесли мощный бомбовый удар. Горели подбитые танки, грузовики, легковые автомобили, штурмовые орудия, бронетранспортеры, трактора и огромное количество вспомогательного оборудования. Клубы дыма поднимались в небо на 300-400 метров. Гитлеровские солдаты и офицеры в ужасе метались в поисках спасения, но тысячи из них погибали в этом кромешном аду. На дороге образовались горы трупов, которые то засыпало землей, то вновь выбрасывало на поверхность. На месте вражеских колонн раскинулось кладбище исковерканной и сожженной немецкой техники.

В операции «Багратион» все лётчики и воздушные стрелки проявили стойкость, бесстрашие, с честью выполнили свой воинский долг, многие были отмечены правительственными наградами.  Старшина Вадим Мильер был награжден орденом Красной Звезды.

Вадим Иннокентьевич Мильер родился в 1923 году в Чите. В июле 1941 года он получил  одновременно два аттестата: один – об окончании средней школы, другой – Читинского аэроклуба и ему присвоено звание пилота запаса. А трудиться пошёл рабочим на кожевенном заводе. В марте 1942 года он становится курсантом школы авиамехаников в городе Иркутске. Но школу окончить не удалось: в сентябре этого же года он в должности командира отделения автоматчиков в составе 43 механизированной бригады уже сражался с фашистами на Калининском фронте, в районе Великих Лук, затем в этой же воинской части – на Воронежском и Центральном фронтах.

Зима в тот год выпала лютой. Земля промёрзла и стала твёрдой как камень. Окопы  с большим трудом долбили саперными лопатками под свист пуль и осколков. Зарываться приходилось часто, поскольку огневые позиции приходилось менять.

В отличие от немцев наши солдаты были экипированы несравненно лучше: они получали стёганые брюки и фуфайки, валенки, шапки-ушанки, рукавицы из кроличьего меха. Но даже в этой одежде мороз пробирал до костей, особенно ночью, зубы ныли от холода.

Тяжко зимой было нашим солдатикам, а немецким, в их осенней одежде – вообще невыносимо! Ноги и руки они обматывали разными тряпками, но это мало спасало. Замерзшими пальцами, едва чувствуя спусковой крючок автомата, они стреляли из своих окопчиков и траншей. У всех пленных, как правило, были обморожены руки и ноги.

От холода доставалось и нашим солдатам. Вспоминая погибших товарищей, все тяготы и лишения, Мильер удивляется, как ему самому удалось выжить.

Летом 1943 года механизированная бригада участвовала в боях на Орловско-Курской дуге. Вместе с другими воинскими частями выбила противника из важнейшей железнодорожной станции Змиевка и прилегающих к ней деревень.

В одном из боев на Орловщине Мильер был ранен в шею. Месяц лечился в городе Ельце. После выздоровления добился назначения в 79 гвардейский штурмовой авиационный полк воздушным стрелком на Ил-2. Мечта сбылась – наконец-то он в авиации!

Штурмовой авиаполк в составе 16-ой воздушной армии бомбил железнодорожные станции, занятые врагом, речные переправы, вражеские узлы сопротивления. Отправлялись штурмовики и в разведку. Так, например, в декабре 1943 года два Ил-2, на одном из которых был Мильер, должны были подтвердить наличие на железнодорожной станции немецких эшелонов. Штурмовиков прикрывали три наших истребителя. Как вспоминает Вадим Иннокентьевич, оба Ил-2 благополучно долетели до цели. Сфотографировали станцию, установили, что она забита воинскими составами с военным оборудованием и живой силой. Охранялась зенитными установками и истребителями...

Зенитки по штурмовикам открыли лихорадочную стрельбу. Был подбит ведущий Ил-2. Он штопором полетел на землю и разбился. Погиб весь экипаж. В воздухе появились два немецких истребителя. С двух сторон они зажали в тиски второй штурмовик. На нём Мильер. Началась схватка: кто кого – два гитлеровских истребителя Фокке-Вульф-190 против одного Ил-2. Штурмовик яростно отстреливался и подбил один вражеский самолёт, приближавшийся с правой стороны. Тот, оставляя за собой черный шлейф, камнем полетел вниз. Досталось и советской машине: у Мильера снарядом разбило турель пулемета. Сам стрелок получил сквозное пулевое ранение в левое плечо. У командира самолёта Немтинова  была вдребезги разбита приборная доска. Неизвестно чем бы окончился этот поединок, если бы командир Ил-2 не бросил резко самолет вниз и на бреющем полете не вывел его из-под огня...  

Вынужденную посадку произвели на окраине деревни Губичи Черниговской области. Деревенские жители толпились у крайней хаты, гадали, чей самолет – немецкий или свой. А увидев на крыльях звезды, с сияющими лицами побежали к самолёту. Помогли Вадиму выбраться из кабины, и на просторных санках привезли к крайней хате. Одна из  сельчанок нашла у себя в доме флакончик с остатками йода, другая – принесла чистые белые тряпки, общими усилиями обработали и перевязали рану стрелку. Уложили его на широкую, удобную лежанку у печи. А командир самолета Немтинов, не теряя времени, на попутной полуторке добрался до полка, передал сведения о разведанной железнодорожной станции и на санитарной машине с хирургом полка приехал за Вадимом...

79-ый штурмовой полк в конце лета 1944 года стал базироваться недалеко от Варшавского предместья – Прага. Летал теперь  старшина Мильер с капитаном С.Ф. Дроздовым.

Эскадрилья помогала частям 8-ой армии генерала В.И.Чуйкова закрепиться на этом пятачке земли. 30-го сентября был очередной вылет. Вражеский зенитный снаряд пробил бензобак. Капитану Дроздову удалось загоревшуюся машину дотянуть до восточного берега реки и посадить возле местечка Зациже, в расположении польского войска. Подбежавшие к горящему штурмовику поляки едва успели вытащить из машины раненых летчика и стрелка, как она взорвалась и сгорела...

От многочисленных ожогов Дроздов скончался на операционном столе в польском лазарете. Над Вадимом нависла угроза лишения обеих ног. Польский хирург был вынужден разбитую левую ногу у старшины ампутировать, а правую сумел сохранить... Долечивался Мильер в Москве. Ходить смог только через восемь месяцев...

В штурмовом авиаполку Вадим Мильер участвовал в 55-ти боевых вылетах. А каждый боевой вылет – это и возможная встреча с истребителями противника, с огнем зениток, вероятность вынужденной посадки самолета на вражеской территории, это нервы на пределе, постоянная собранность, выдержка и стремление выйти победителем в схватке с врагом.

Всё это осталось теперь позади. Вадиму Иннокентьевичу предстояло победить свои болячки, научиться ходить на единственной израненной ноге и не только приспособиться к жизни, но и стать полезным людям. И все это одолел и осуществил бывший воздушный стрелок.

В эскадрилье, и в госпитале, воздушного стрелка называли «коммунаром» потому, что его прадед, француз Жюль (Юлий) Георг Мильер со своим братом Жан Батистом Мильером принимал участие в сопротивлении бонапартистскому перевороту в декабре 1851 года. Жюль Мильер эмигрировал в Россию, добрался до Иркутска. Познакомился с декабристом Сергеем Григорьевичем Волконским и его женой Марией Николаевной. Женился на русской девушке Татьяне Ивановне. Крестной матерью их сына Виктора Юльевича стала Мария Николаевна Волконская.

Судьба Мильера Жан Батиста была трагической. Он был избран депутатом Национального собрания в 1871 году. В период Парижской Коммуны сотрудничал в газете «Коммюн». Был схвачен версальцами и без суда расстрелян...

В годы Великой Отечественной войны потомок французских революционеров Вадим Мильер храбро сражался с фашистами. На его груди четыре боевых ордена – два Отечественной войны и два Красной Звезды, медаль «За отвагу». Позднее к ним присоединились медаль «Ветеран труда» и многочисленные юбилейные.

Вадиму Мильеру была назначена мизерная пенсия. Надо было работать. Но работать он еще не мог: с большим трудом ходил на протезе. Под Читой, где-то в пяти-шести километрах, был небольшой курорт Угдан с прекрасными грязями и подземными рассолами. По путевке соцобеспечения старшина 24 дня провёл на курорте, не только подлечился, но и физически окреп. Теперь можно было и работать...

Вскоре он был принят начальником сбыта в трест «Маслопром». Работал Мильер старательно, активно контактировал с работниками треста, как губка впитывал знания и опыт сослуживцев. Уверенно шагал по служебной лестнице. Через четыре года его назначили заместителем управляющего треста по сбыту, в 1963  - перевели в Иркутск, в Восточно-Сибирский Совнархоз начальником отдела снабжения управления мясной промышленности. А с 1976 года до ухода на заслуженный отдых в 1980 году, Вадим Иннокентьевич  работал заместителем генерального директора объединения мясной промышленности.

В 1949 году Вадим Иннокентьевич женился. Жена Татьяна Федоровна медик. И вот уже свыше полувека живут они в любви и согласии. Вырастили двух дочерей. У них четыре внучки и две правнучки.

 

Война и мир Дмитрия Лебедева

Николай Алфёров

Дмитрий Дмитриевич Лебедев

24 октября этого года исполнится 92 года фронтовику, почётному железнодорожнику Дмитрию Дмитриевичу Лебедеву. А 24 апреля этого года  ему за активную работу в ветеранском движении, воспитание молодёжи в духе патриотизма и преданности Родине указом губернатора Иркутской области Д. Ф. Мезенцева присвоено звание «Почётный гражданин Иркутской области».

Несмотря на почтенный возраст, Дмитрий Дмитриевич по-прежнему в строю: он бессменный председатель совета Иркутских ветеранов железнодорожных войск, заместитель председателя Иркутской секции СКВВ (Советский комитет ветеранов войны), заместитель председателя Иркутского городского комитета ветеранов войны и военной службы... Подобных общественных обязанностей у него восемь, и со всеми он успевает справляться.

Дмитрий Дмитриевич сохранил на удивление ясный ум, хорошую память, речь его логична и  убедительна. А ещё он коммуникабельный, не злопамятный, дисциплинированный человек.  Если обещает, что будет тогда-то или во столько-то, то обязательно сдержит обещание и прибудет точно в назначенное время — хоть часы сверяй! Он доступен и прост в общении с окружающими.

Родился Дмитрий Дмитриевич в селе Износково Курской области. Его отец, Дмитрий Иудович Лебедев, работал слесарем по ремонту вагонов. Мать, Татьяна Сергеевна, была домохозяйкой. У родителей было семь детей: пять мальчиков и две девочки. Дмитрий был первым ребёнком. Пятеро детей, достигшие зрелости, как и их отец, трудились на железнодорожном транспорте.

В 1942 году Дмитрий Дмитриевич женился на железнодорожнице Марии Михайловне Желобяковой. Позже она выучилась на военного фельдшера и служила вместе с Дмитрием Дмитриевичем в одном железнодорожном батальоне.

У них родились два сына – Владимир и Виктор. Оба получили хорошее высшее образование. Старший сын,  Владимир, стал инженером автомобильного транспорта. Много лет проработал в этой отрасли, в возрасте 55 лет ушёл из жизни.

Младший,  Виктор, пошёл по стопам отца – работал на железной дороге, удостоен звания  почётный железнодорожник, награждён медалью ордена «За заслуги перед Отечеством». Сейчас находится на заслуженном отдыхе.

Сам же Дмитрий Дмитриевич перед войной окончил Брянский техникум путей сообщения и Орловское военно-политическое училище, после окончания которого в июне 1940 года в звании младшего политрука был направлен в Мичуринск, где служил сначала в железнодорожном полку заместителем командира учебной роты, а затем – заместителем начальника полковой школы по политической части.

...В субботу 21 июня 1941 года Дмитрий Лебедев со своим однокашником Николаем Маньковским, который служил в железнодорожном батальоне заместителем комроты по политической части, погуляв по городу, заглянули в буфет и слегка захмелевшие вечером отправились домой отдыхать. Стояла тихая безветренная погода,  безоблачное небо светилось    звёздами, от которых струилось мягкое сияние. Под окнами ворковали голуби, в траве жужжали пчёлы. Одно окно было открыто настежь. Издалека доносилась песня «Конармейская» на слова А. А. Суркова:

Если в край наш спокойный
Хлынут новые войны
Проливным пулемётным дождём,
По дорогам знакомым
За любимым наркомом
Мы коней боевых поведём…

У младшего политрука стали смыкаться веки. Он закрыл окно и заснул… Разбудили Лебедева ворвавшиеся в комнату солнечные лучи, которые вольготно гуляли по стенам, потолку, играли на лице молодого офицера. Дмитрий, не торопясь, позавтракал и отправился в штаб 8-го железнодорожного полка. По дороге под чёрной тарелкой репродуктора на телеграфном столбе увидел небольшую группу горожан, которые что-то внимательно слушали. Дмитрий прислушался — выступал нарком иностранных дел В. В. Молотов, который извещал советский народ о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз. Но вот репродуктор замолк, какое-то время люди стояли молча, осмысливая услышанное, потом заговорили:

Я согласен, что фашисты напали на нашу страну вероломно, но что  неожиданно – нет! – сказал седовласый мужчина. – Ведь слухи о провокациях немцев на границе доходили даже до нашего города!

Да разве можно было верить проклятым фашистам их заверениям о дружбе! – запальчиво выкрикнула девушка со вздёрнутым носиком.

Лебедев не стал слушать дальнейшие рассуждения встревоженных горожан и поспешил в штаб полка, где командиры-железнодорожники возбужденно обсуждали известие о нападении  немецко-фашистских войск на нашу страну…

17 июля 1941 года 38-й отдельный восстановительный железнодорожный батальон, в котором заместителем комбата по политической части служил младший политрук Лебедев, был направлен на Северо-Западный фронт. На пути к железнодорожной станции Осташково состав подвергся нападению немецкой авиации.

Самолёты кружили над эшелоном каруселью: юнкерс, сбросив бомбы на вагоны,  отворачивал в сторону, тут же на его месте возникал другой самолёт, резко, с оглушительным рёвом заваливался на крыло и пикировал на состав. Взрывы бомб сотрясали землю, разрушая всё на своем пути. Вокруг горело, трещало, рвалось. От жара, казалось, полыхали не только деревянные выгоны, но и шпалы. Свистели осколки, кричали люди.

Когда вражеские самолёты улетели, всё вокруг оказалось заваленным покорёженными вагонами, рельсами, шпалами, досками, обезображенными телами погибших железнодорожников. Кровь перемешалась с угольной пылью и грязью. Однако раненых и убитых было бы значительно больше, если бы на тендере (это вагон особой конструкции, прицепляемый непосредственно к паровозу и служащий для хранения воды и топлива) не было поста противовоздушной обороны, вовремя предупредившего о налёте. Проявил находчивость и машинист: он то увеличивал скорость состава, то уменьшал, в результате чего не все бомбы попадали в вагоны.

Так в районе станции Осташково младший политрук Лебедев со своими молодыми железнодорожниками получил первое боевое крещение.

30-я отдельная железнодорожная бригада, сформированная в г. Мичуринске на базе 8-го железнодорожного полка, приступила к техническому прикрытию и заграждению участков станции Старая Русса – Бологое и станции Соблаго-Бологое. А 38-й железнодорожный батальон из района города Осташково стал вывозить на Восток подвижной состав, путевое хозяйство и некоторые предприятия, отступая, разрушил железнодорожные пути, чтобы не дать немцам продвинуться к Москве, железнодорожный мост через Волгу у станции Пено. Все эти работы железнодорожникам приходилось вести под огнём вражеской авиации.

К концу 1941 года Северо-Западный и Калининский фронты с перебоями снабжались всем необходимым по единственной ветке железной дороги Ярославль – Рыбинск – Бологое. Чтобы помочь войскам, правительство приняло решение в короткие сроки соединить Северную дорогу с Октябрьской. Предстояло проложить 50 километров пути. Поручили это сделать железнодорожным частям, в том числе 38-му батальону, в котором по-прежнему замполитом служил Дмитрий Лебедев.

Как вспоминает Дмитрий Дмитриевич, железнодорожники работали в суровых условиях – в лютые морозы трудились по 12 и более часов. Орудиями труда были только кувалды, ломики, лопаты, тачки. Бульдозеров было немного. Но, несмотря на нехватку инструментов и механизмов, частые губительные  налёты немецкой авиации,  железнодорожная линия Кабожа –  Чагода была построена за три недели. Снабжение фронтов значительно улучшилось. Кроме того, поезда пошли и на Ленинград.

По словам Лебедева, воины-железнодорожники часто несли потери. Он рассказал, как они восстанавливали мост через реку Пола. Он был разрушен немцами, и его необходимо было восстановить для переброски к передовой артиллерии, танков, горючего, продовольствия и свежих частей. Важность этого моста для подразделений Красной Армии понимали и фашисты, поэтому их самолёты всё чаще кружили над ним. В один из дней на строителей совершили налёт 15 «юнкерсов». Кто успел спрятаться, кто остался на деревянных ряжах. Лебедев упал возле колеи, вжался в землю. Ему казалось, что все бомбы летят на него! Одна из них взорвалась метрах в десяти. Осколки посекли шинель, но Дмитрий остался жив. Батальон за этот налёт потерял не менее 15 человек убитыми, не считая раненых. Но всё же, несмотря на налёты воздушных стервятников, мост был восстановлен, и по нему стали поступать грузы на передовую.

За четыре года войны офицер Лебедев всякого навидался и многое испытал. Не раз приходилось голодать, не раз хоронить своих боевых товарищей, но он остался жив, не получил ни серьёзных ранений, ни контузии.

Войну Дмитрий Дмитриевич закончил в Германии помощником начальника политотдела по комсомольской работе железнодорожных войск 2-го Белорусского фронта. Здесь и после войны бригады железнодорожников ремонтировали пути. За отличную работу командование вручило комсомольскому вожаку Лебедеву на память трофейный набор серебряных ложек и вилок.

За проявленный в годы Великой Отечественной войны героизм Д. Д. Лебедев награждён орденами Отечественной войны, дважды – Красной Звездой, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «За освобождение Варшавы», «За безупречную службу в Вооруженных Силах СССР». Он отмечен нагрудными  знаками «Отличник РККА», «Почётный железнодорожник», «Ветеран железнодорожных войск», «Ветеран Северо-Западного фронта», «Почётный знак РКВВС», лауреат форума «Общественное признание» и другими. Награждён медалью ордена «За заслуги перед Отечеством».

После Великой Отечественной войны майор Лебедев в составе 4-го железнодорожного корпуса прокладывал железнодорожные ветки к рудникам, затем в составе 19-й железнодорожной бригады строил вторые пути на участке Махачкала – Баку, а с февраля 1954 года в Иркутске возводил железнодорожный обход до Слюдянки и Байкальска, участвовал в электрификации ВСЖД. В 1960 году он участвовал в строительстве дороги Абакан – Тайшет. В 1962 году в звании полковника Дмитрий Дмитриевич уволился в запас.

После увольнения в запас полковник Лебедев в гражданской жизни не потерялся. Поступил  работать в центр научно-технической информации, затем перешёл в областной Дом науки и техники активно заниматься общественной деятельностью.

В канун дня рождения хочется пожелать Почётному гражданину Иркутской области, ветерану войны Дмитрию Дмитриевичу Лебедеву крепкого здоровья и ещё долго оставаться в строю руководителей ветеранских организаций.

 

Вспоминая годы фронтовые

Г. Е. Рудых,

Председатель первичной ветеранской организации

Ивано-Матрёнинской  детской клинической больницы

Заканчивается  очередной  юбилейный  год, когда вся страна праздновала  65-ю годовщину со  дня Победы над фашистской Германией. Среди  ветеранов  Ивано-Матрёнинской детской городской клинической больницы есть  Зинаида Васильевна Пухальская, которая прошла всю войну. В 1941 г. она  училась на последнем курсе фармацевтического училища. Ускоренное  окончание учёбы, и 23  сентября 1941 года в числе других студентов она призвана в армию. Калининское направление, оборона Москвы — её место  службы, где она была помощником начальника медицинского снабжения дивизии и одновременно — начальником аптеки. Приходилось быть и  медицинской сестрой, стоять у операционного стола. Вспоминает сама Зинаида  Васильевна: « Поступил приказ — выдвинуть на передний край  группу в составе врача, медицинской сестры и санитара. Выносили раненых с поля боя, организовали так называемую  операционную, положили раненого  на стол. Идёт обстрел, и от страха прячемся под  стол, а потом опять  продолжаем операцию. Через какое-то время прямое попадание во  врача…  Только палец смогли найти».

Зинаида Васильевна тягостно вздыхает, умолкает на некоторое время, а  потом продолжает свой рассказ. «Был момент, когда мы оказались в кольце, и  немцы отрезали по частям наши подразделения от основной группы и  расстреливали прямой наводкой. Началась такая бомбёжка, что не знали, куда бы спрятаться. Спасаясь, побежала в перелесок, спрятала голову под  кустик. Недалеко разорвалась бомба, и я  чувствую, что  меня  разорвало  пополам. Понимаю, что  умираю, тела не чувствую, рук и ног — тоже. Ну, думаю, вот и конец, прощаюсь с жизнью. Проходит пять, десять минут, я  всё  ещё соображаю, и  появилось ощущение, что рука устала. Пытаюсь разогнуть  пальцы, пошевелить рукой — получилось. Затем второй рукой, а там и ногами  попробовала подвигать — получается! Я жива! Соскакиваю и  бегу, куда сама  не знаю, но от радости бегу… А  вокруг трупы, трупы, раненые солдаты… К  счастью, не удалось умереть, продолжала служить  дальше.

Вспоминается поход в разведку. Шоссе контролировал враг, меня послали  выяснить, будут ли немцы на дороге. Чтобы не заметны были светлые     волосы, на голову надела кочку с травой. На рассвете легла в канаву и жду.   Услышала песню и игру на губной гармошке: идут немцы. В красивых  шинелях, с выправкой, по 16 человек в квадрате, залюбоваться можно! Всех  тщательно посчитала, и счастливая, что хорошо справилась с заданием, вернулась в часть. Каково же было моё удивление, когда меня распекли по  первое число, потому что я в любой момент могла себя обнаружить, а значит   — подвести своих  товарищей...».

Закончила войну Зинаида Васильевна в 1946 году на Втором Прибалтийском  фронте с родным медико-санитарным батальоном.

Там нашла и свою судьбу. Аркадий Емельянович Пухальский был направлен к  ним командиром части, и 55 лет совместной жизни (его не стало в 2001 г.)  пролетели, как один день.

После войны стала учиться  дальше: окончила Иркутский медицинский  институт, стоматологический  факультет. С 1957 г. и до выхода на  заслуженный отдых в 1991 г. Пухальская З. В. проработала в Ивано-Матрёнинской детской городской клинической больнице. Много сил  приложила для становления детской стоматологической службы. Активно   занималась работой в профкоме больницы, не один год была секретарём  первичной партийной организации, всегда заботилась о людях, помогала в  трудную минуту. До сих пор она интересуется состоянием дел в родном  коллективе, при каждой встрече или  разговоре по телефону даёт дельные  советы по улучшению работы ветеранской организации.  Её отличительные  черты — это большая скромность, спокойный  характер и уважение к людям,  тем более к больным детям.

18 марта на отчётном собрании ветеранской организации в торжественной  обстановке Зинаиде Васильевне в числе других ветеранов Великой  Отечественной войны была вручена медаль в честь 65-ой годовщины Победы  в ВОВ.  К её боевым наградам — ордену «Красной  звезды», двум орденам  «Великой  Отечественной  войны», медали «За боевые  заслуги»,  юбилейным  медалям прибавилась ещё одна заслуженная награда.
25  декабря  З. В. Пухальской исполняется 87 лет. Мы сердечно поздравляем  Зинаиду Васильевну с днём рождения, благодарим её, а в её лице всех  фронтовиков, кто выстоял в трудные военные годы, пережил лишения  послевоенного периода и сохранил теплоту души и сердечность.
По заведённой главным врачом Ивано-Матрёнинской детской городской  клинической больницы Новожиловым  В. А. традиции мы  пригласим Зинаиду  Васильевну в последнюю пятницу месяца к нему в кабинет и с  удовольствием  поздравим с днём  рождения и пожелаем всего самого доброго. В  присутствии молодых юбиляров Зинаиде  Васильевне найдётся, о чём  рассказать, чем поделиться с молодёжью. Это всегда трогательно и  запоминается надолго.

« У меня сын, две дочери, трое внуков, четверо правнуков», — с гордостью  говорит Зинаида Васильевна.
Счастья Вам, здоровья и многие лета!

 

 

Вспомним о тех, кто командовал ротами...

Леонид Константинович Шарый

Об авторе:
Леонид Константинович Шарый родился 26 октября 1923 года в Иркутске.
В начале войны был призван в Красную Армию. В 1942 г. окончил 2-е Омское военно-пехотное училище и находился в действующей армии.
Воевал на Брянском, первом и втором Прибалтийском, третьем Белорусском фронтах. С 1942 г. командир стрелковой роты и роты автоматчиков. В боях был трижды ранен.
Награждён орденами Отечественной войны первой и второй степени и 18 медалями.
Демобилизовался в 1947 г. в звании «гвардии капитан». Окончил институт советской торговли, 22 года работал в системе общественного питания, в том числе 17 лет начальником управления общественного питания Иркутского облисполкома.
За добросовестный труд награжден орденом Трудового Красного Знамени, знаком «Отличник Советской торговли».


По традиции друзья-ветераны войны всегда собирались у меня, чтобы отметить  праздник Победы. К сожалению, многие фронтовики ушли из жизни.

Время идёт стремительно и неумолимо. Нас, ветеранов войны, остаётся все меньше и меньше, особенно тех, кому довелось быть участниками боевых сражений.

В памяти стираются многие факты фронтовых событий, ведь нам уже далеко за восемьдесят. Но то, что мы вспоминаем, о чём пишем, рассказываем — складывается история о самой страшной войне, которую будут вспоминать наши потомки.

В суровом 1941 году, 26 октября, мне исполнилось 18 лет. Вечером собирались родственники проводить меня в армию, а точнее на войну. Было много пожеланий быстрее разгромить врага, вернуться живым, пили вино со слезами на глазах.

Рано утром проводили до ворот областного военкомата. Предварительно до этого мы проходили медицинскую комиссию, насколько помню, больных среди призывников не было. Через три дня нас, иркутян, в товарных вагонах доставили во 2-е Омское военно-пехотное училище. Судьба определила меня на всю войну воевать в пехоте. Пехота — это тяжёлый и изнурительный труд: окопы, землянки, многокилометровые марш-броски в любую погоду, водные переправы были постоянными её спутниками. В бою никто не думал, что ты уцелеешь, что пуля-дура тебя не возьмёт.. Мы, пехотинцы, помним: артиллерийский обстрел — это половина дела, венец всему — успешная атака. Пехотинцы венчали бой и закрепляли успех. Именно пехота в этой войне понесла самые большие потери среди убитых и раненых.

В памяти сохранились некоторые факты. В нескольких километрах от Омска у училища был полигон для учебных стрельб. Отстрелявшись, мы возвращались в расположение части, а стреляные гильзы по счёту сдавали старшине роты. При сдаче гильз у курсанта Тюменцева не хватило одной гильзы. Доложили командиру роты, тот приказать вернуть роту на стрельбище и найти гильзу. Гильзу нашли, а Тюменцева отчислили из училища.

В определенные дни рота несла охрану одного секретного объекта. Весеннее солнышко пригрело курсанта Волкова и он задремал на посту. Военный трибунал осудил его на 10 лет с отправкой на фронт в штрафную роту...

Такая была дисциплина. В июле 1942 года по окончании училища, в звании младшего лейтенанта я прибыл на Брянский фронт в 307 стрелковую дивизию 1019 стрелкового полка. Здесь только что прошли ожесточённые бои за города Елец и Ливны, которые были полностью разрушены. Обе стороны остановились для пополнения своих войск. Меня назначили заместителем командира стрелковой роты по строевой подготовке. В тот период у ротного было два заместителя по строевой и по политчасти (политрук).

Первое боевое крещение принял, участвуя в так называемой «разведке боем». Рота, развернутая в цепь, идёт в наступление на указанную высоту без артиллерийской подготовки. Цель операции - «мы вызываем огонь на себя». Артиллеристы засекают огневые точки врага для предстоящего наступления. В этой операции рота понесла большие потери, был убит командир роты, я получил лёгкое осколочное ранение и ограничился медсанбатом. Эту безрадостную операцию проводило командование, не имевшее никаких разведывательных данных о противнике, без которых, как показала война, нельзя практически проводить любую наступательную операцию. Разведка, данные о противнике, имели решающее значение. В 1942 году после этой операции, будучи уже лейтенантом, меня в 19 лет назначили командиром стрелковой роты, в которой было более 150 бойцов и командиров. Стрелковая рота — это первое тактическое подразделение, которое решает боевые задачи самостоятельно, она первая в наступлении и последняя в обороне. Командир стрелковой роты несет полную ответственность за выполнение боевых приказов, за все стороны жизни своего подразделения — содержание в боевой готовности роты, организация питания, санитарное состояние и другие вопросы, вплоть до обеспечения солдат махоркой.

В начальный период войны в Красной армии действовал устаревший боевой устав пехоты 1937 года, по которому командиры взводов и рот во время наступления должны были быть впереди своих подразделений, т. е. «по-чапаевски», как в гражданскую войну. Зная это, немцы старались в первую очередь сразить командиров. Не зря говорилось, что командиров взводов и рот хватало на 2-3 атаки. Данный устав был изменён и определялось место командира в бою: командира взвода, роты, батальона — за боевыми порядками своего подразделения. Отмечу, что на практике это не всегда соблюдалось, в разгар боя, в наступательном порыве командиры вели солдат за собой.

В декабре 1942 г. я принимал участие в составе 13 армии  Воронежского фронта  в наступательной операции на ст. Косторная. После небольшой артподготовки, развернув роту в цепь, прошли под огнём противника 200-300 метров. С правого фланга по наступающей роте «сыграл» немецкий шестиствольный миномёт «Ванюша», так называли его  солдаты за некоторую схожесть с нашей «Катюшей». Снаряды также вылетали с визгом и скрежетом. Рота залегла, артиллеристы подавили эту огневую точку. Поднимаю роту в атаку, зная, что малейшее промедление-- и от минометного обстрела рота понесёт ещё большие потери. Нам удалось прорвать оборону и развить дальнейшее наступление. В этом бою я получил пулевое ранение и до марта 1943 года находился на лечении в эвакогоспитале г. Тула.

Л.К. Шарый. Госпиталь

После госпиталя меня направили на курсы усовершенствования командного состава Брянского фронта, где я проходил подготовку в группе командиров стрелковых рот. В начале августа прибыл в район Курской битвы в 83 гвардейскую  стрелковую дивизию 250 гвардейского стрелкового полка и был назначен командиром роты автоматчиков (резерв командира полка).

Заканчивалась великая Курская битва, одна из крупнейших военных операций второй мировой войны. Наша дивизия находилась на пополнении, но продолжала создавать оборонительные рубежи и часто подвергалась налётам и бомбёжке немецких самолётов. В данной дивизии мне присвоили звание старшего лейтенанта.

Осенью 1943 года 83 гвардейская стрелковая дивизия была переброшена в Белоруссию по подготовке и ликвидации Городокской группировки врага и овладением г. Витебска. Данную операцию проводили войска первого Прибалтийского фронта (командующий фронтом генерал армии Баграмян И. Х.). Здесь проходили многодневные бои по  заболоченной местности: сверху снег, снизу вода, для короткого сна рубили ветки деревьев, стелили на снег, портянки сушили на груди под гимнастёркой.

В декабре командование полка создаёт сборную роту за счёт других поредевших рот. С должности командира роты автоматчиков меня назначили командиром данной роты. Я получил приказ прорвать оборону немцев, зайти в тыл на 10 км и перекрыть дорогу, по которой немцы получали подкрепление. Прорвав оборону, мы захватили обоз с боеприпасами. Немцы, разгадав нашу операцию, окружили  роту с обеих сторон и решили её уничтожить. Трое суток мы вели бой в окружении, вышла из строя рация, кончались боеприпасы, сухари. Обещанная помощь к нам не подходила. Появились раненые, просящие о помощи, убитые. 31 декабря 1943 года вместо новогоднего подарка рядом со мной разорвалась мина и я получил тяжёлое ранение в грудную клетку. Я дал команду ночью выводить солдат из окружения. Меня вынесли солдаты на плащпалатке. Перед отправкой в госпиталь мне сообщили о присвоении военного звания гвардии капитана. Моё лечение проходило в одном из госпиталей г. Костромы. После лечения, в мае 1944 года я прибыл в 8-ю гвардейскую стрелковую дивизию имени генерала Панфилова и опять назначен командиром стрелковой роты.

В июле нашей дивизии в составе второго Прибалтийского фронта (командующий генерал Еременко Н. И.), предстояло наступление в направлении гг. Олочка, Полоцк и далее на Прибалтийские республики.

Однажды, будучи на передовой, получили приказ командирам стрелковых рот, батарей привести себя в порядок, почистить обувь и прибыть в штаб полка на встречу с командованием. Собрали командиров рот всей дивизии, построили в шеренгу. Вышел из избы генерал, и  хромая, опираясь на тросточку,  стал обходить наш строй. Остановился возле меня. Я представился. На гимнастёрке у меня были 3 нашивки о ранениях и ни одной награды. Генерал: «Где воевал и получил ранение?» Я доложил. Он взял у ординарца Орден Отечественной войны II степени и наградил меня.  Проходя строй, он наградил ещё несколько командиров, не имевших наград. Позднее мы узнали, что это был командующий вторым Прибалтийским фронтом генерал армии А. И. Ерёменко.

В ходе войны были утверждены новые ордена и медали, а военачальникам предоставлялось право награждения отличившихся в боях бойцов и командиров от имени Президиума Верховного Совета СССР.

Л.К. Шарый и его жена

В июне 1944 г. моей роте было приказано прорвать на узком участке дефиле, 200-300 метров между озёрами, и развить наступление других рот батальона. После артиллерийской обработки переднего края противника, рота пошла в наступление, но оборона немцев полностью не была подавлена. Не доходя 50-70 метров, немцы стали забрасывать нас гранатами. Бойцы залегли. Я поднимаюсь и кричу изо всей силы: «Вперёд, гранаты к бою!». Этот приказ повторили командиры взводов. Бойцы рванулись вперед, забрасывая немцев гранатами, поливая автоматным огнём и заставили их отступить. Гнали их больше километра. Налетела авиация противника и нас подвергли сильной бомбёжке. Здесь я получил осколочное ранение в правый бок.

В этот прорыв полным ходом шли наши войска, расширяя фронт наступления. Пройдя несколько госпиталей, я окончательно долечивался в госпитале г. Кинешма (Ивановская область).

Родина отдала за Победу 26 миллионов человеческих жизней, миллионы инвалидов умерли от ран, многие ветераны не дожили до наших дней. Я благодарен судьбе, что выжил и даже сумел кое что сделать в мирной жизни.

 

 

Годы в шинели

Записал Олег Суханов,

член Союза журналистов России.

Лященко Николая Григорьевич

Монолог нашего земляка, Героя Советского Союза, генерала армии Николая Григорьевича Лященко, которому исполнилось бы нынче 100 лет.

Он прослужил в Советской Армии более полувека. Воевал с басмачами, с фашистами в Испании, с первого дня до последнего прошёл Великую Отечественную войну, после командовал военными округами, до конца жизни был Генеральным инспектором Министерства обороны СССР. За неимоверный рост его прозвали «генерал «Малютка». Указ о присвоении Н. Г. Лященко звания Героя Советского Союза — за боевые заслуги в годы Великой Отечественной войны вышел только почти через полвека 4 октября 1990 года. Его не раз представляли и в сорок четвёртом, и в сорок пятом, и в семидесятые, но он вычёркивался рукой Сталина, а после и генеральным секретарём ЦК КПСС Брежневым. Сталин невзлюбил Лященко, когда тот спросил у «отца народов» при награждении орденом: «Почему нас бросили в Пиренеях?» Леонид Ильич -- за арест в сорок первом под Днепропетровском, когда руководить эвакуацией командующий 6-й армией Малиновский доверил командиру полка Лященко. Партийный лидер вносил своим паническим настроением разнобой в работу, и Лященко вынужден был арестовать будущего генсека и пригрозить расстрелом. Боевые друзья не давали до конца свести счеты с неудобным генералом — умным и смелым стратегом. Горой за него вставали И. И. Федюниский и К. К. Рокоссовский.

Генерал армии при встречах мне много рассказывал о своей жизни — пути от командира отделения до генерала армии. Это часть его воспоминаний:

«Вырос я в Киргизии, хотя родился в Прибайкалье. Запомнил только крепкие морозы, когда меня увозили из Зимы, но сердце навсегда осталось в этом краю, где родила меня мама.

В начале 30-х годов я стал курсантом Объединенной Средне-Азиатской школы. Тогда ещё шли бои с последними бандами басмачей. В память о первых испытаниях у меня остался именной маузер и сабельный шрам на теле. Я тогда командовал отделением, а в одном из походов заменил убитого комвзвода. Вот и первая школа, которую закончил с правом выбора места службы.

В то время сложная обстановка создалась на Дальнем Востоке. Попросился туда, но до места назначения не доехал — нашу группу догнал приказ: остаться в Сибири. Началась моя офицерская служба.

В один из последних апрельских дней 1937 года меня вызвали в Москву.

Полковой комиссар проверил документы и сказал: «Собирайтесь в командировку. Желаю успехов, товарищ старший лейтенант» Ехать предстояло в гражданском костюме, а подобрать мне одежду оказалось делом непростым. Костюм тесноват, ботинки жали, и кто-то посоветовал прихватить армейские сапоги, я до сих пор благодарен тому человеку.

Испанский пароход «Кабо Сантатобе» отчалил от черноморского пирса и мысли уже были в далёкой стране. Судно под фашистским флагом впервые увидел в порту Стамбула. В Средиземном море нас дважды ночами пытались остановить неизвестные корабли, но «Кабо Сантатобе» тушил огни и уходил в темноту. С особой осторожностью прошли мимо полуострова Пантелерия, базы немецких подводных лодок. Туманным утром наш пароход бросил якорь в порту Картохена.

В нашу задачу входило обучение военному делу бойцов. Меня здесь они прозвали «капитан Гранде — большой» В июле 1938 года я был советников армейского корпуса, когда в мой  блиндаж угодил один из снарядов. В госпитале узнал, что положение республики ухудшилось. Павел Семёнович Курбаткин, с которым мы были знакомы по Средней Азии, сообщил мне, что я могу вернуться домой. Это возвращение оказалось нелёгким, по дороге во Францию пришлось перенести много лишений и терять лучших офицеров. Из Франции в Ленинград нас доставил за несколько суток пароход «Мария Ульянова». Я впервые был в этом чудесном городе на Неве, и ещё не знал, что через несколько лет буду со своей 90-й Ропшинской дивизией прорывать блокаду и бить лютого фашистского врага.

Вспоминая Испанию — трагедию этого военного полигона — начинал осознавать, как она повлияла на мою дальнейшую судьбу. Меня взбесили нотки подозрительности в разговоре Сталина с прошедшими через смерть, израненными добровольцами, тогда я откровенно и спросил любимца страны, почему нас бросили в Пиренеях? Потом в боях Отечественной понял, почему моё соединение бросали в самое пекло. В 90-й стрелковой дивизии было много иркутян, и земляки знают, как  бить любимцев фюрера по зубам в рукопашной.

Весной 1941 года я окончил академию имени М.В. Фрунзе, а в июле сдерживал своим полком гитлеровских головорезов под Днепропетровском, а затем по донским степям выходил из окружения вместе с героями романа Михаила Шолохова «Они сражались за Родину». Мне близок его Лопахин не случайно: после войны мы много говорили с писателем о тех событиях. Конечно, из всей большой войны я особенно запомнил сражение за Ленинград.
Весной 1043 года меня назначили комдивом 90-й Краснознаменной дивизии. Наступили «белые» ленинградские ночи. Соединение занимало участок второй полосы обороны неподалеку от Шлиссельбурга и находилось в зоне обстрела артиллерии, но учёба продолжалась: мы готовились к предстоящим боям.

В начале июня состоялось совещание руководящего состава Ленинградского фронта. Я впервые увидел генерала армии Л. А. Говорова. 22 июля раздался артиллерийский гром нашего ленинградского фронта. Каждый метр  земли пришлось брать ценой больших потерь. С болью в сердце я вспоминаю эти дни.

...Батальон комбата Бабина прикрывал фланг дивизии. За два дня он отразил десятки атак, но батальону досталось. Комбат и его штаб выбыли из строя. Командира заменил молоденький лейтенант Лебедев, но через два часа он был убит в рукопашной, а сколько таких Лебедевых там полегло...

На совещании штаба армии шёл разговор о подготовке к снятию блокады Ленинграда.
6 ноября меня вызвали в штаб фронта. До Ленинграда сорок километров. Из-за непогоды опоздал. Меня принял начальник оперативного управления генерал Гвоздев. Вместо разноса за опоздание он с улыбкой спросил:

– Седьмое собрался праздновать в тылу, комдив?

– Первый раз за всю войны-- не на передовой.

– Подчиненные предполагают, а начальство располагает. Получайте предпраздничную задачу. Её вам хотел вручить лично командующий фронтом, но вы опоздали. Вам надлежит 7 и 8 ноября скрытно передислоцировать дивизию на пристань «Лисий Нос» и в ночное время на кораблях перебросить её через пролив на Ораниенбаумский плацдарм.

Все ждали желанного наступления.

14 января 1944 года в 9 часов 35 минут взвились красные ракеты, воздух потряс орудийный гром. Шестьдесят пять минут бушевал на фашистских позициях огненный смерч, в десять пятьдесят шквал на время утих и прозвучал сигнал: «Вперед, в атаку!» Со стороны первой траншеи дивизии, несмотря на тридцатиградусный мороз, грянул оркестр. Над полками атакующих заколыхались знамёна. На память мне приходят прекрасные стихи моего старого товарища поэта Михаила Дудина:

От переднего края раскаты гремят,
Похоронки доходят до тыла.
Под Вороньей горою погибших солдат
Снегириная стая накрыла.

90-я дивизия потеряла семьдесят процентов личного состава, но наступление продолжалось.

Тысячи километров прошёл я со своей 90-й Краснознаменной Ропшинской ордена Суворова второй степени дивизией от стен Ленинграда до германской земли. Освобождали мы эстонский народ, поляков, добивали врага в Данциге и на острове Рюген — мстили за родной Ленинград и ленинградцев, но война не ожесточила моего сердца. Будучи солдатом и генералом, в первую очередь помнил, что я человек. А это самое высокое на земле.

После войны вновь пришлось учиться — теперь уже в Академии генерального штаба. Среди слушателей были П. Ф. Батицкий, В. Ф. Маргелов, И. Н. Павловский. В один из зимних вечеров в Москву на сессию Верховного Совета приехал П.С. Курбаткин — командующий войсками Туркестанского военного округа, мой бывший начальник в Испании. Павел Семёнович разыскал меня. Вспомнили бои с басмачами в Кушке и далекую Гранаду. Вечером поехали в Большой театр. В фойе встретили Маршала Советского Союза Л.А. Говорова. Леонид Александрович поздоровался:

-- Рад за Вас, Николай Григорьевич, - маршал окинул меня добрым взглядом. - Преподаватели дают высокую оценку вашим знаниям. Я доволен, что не ошибся при отборе Вас в академию.

...Назначение получил на Дальний Восток. В Хабаровске встретился с Маршалом Советского Союза Р. Я. Малиновским, с которым не виделись с августа сорок первого года.

Летом 1953 года меня отозвали в Москву и предложили должность коменданта столицы.

-- Прошу оставить на прежнем месте, - твёрдо сказал я Министру обороны СССР Н. А. Булганину.

– Впервые вижу человека, -- улыбнулся министр, - который не желает служить в Москве.

– Хорошая у меня дивизия, товарищ Маршал Советского Союза, замечательный коллектив, - ответил я.

-- Кстати, почему не надели положенные по званию погоны? Генерал-лейтенанта присвоили вам вчера.

-- Не оказалось размера погон на моё плечо.

Вышел из кабинета министра и встретился с Маргеловым.

-- Ну и как? - спросил Василий Филиппович.

-- Отказался.
-- Поедем снова служить на Дальний Восток...

Но на другой день меня пригласили к командующему войсками Московского военного округа генералу армии К. С. Москаленко. Я был назначен к нему.

Так и начались мои новые назначения. Был командующим Приволжским военным округом, командовал ТуркВО и перед уходом в Министерство обороны СССР возглавлял Краснознамённый военный округ. Вот здесь мне и пришлось встречать в Алма-Ате генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева со свитой, чтобы сопроводить на Иссык-Куль, где хотели устроить для него соколиную охоту. Командующему по долгу службы надо быть рядом с генсеком. Новоиспечённый Маршал Советского Союза, неоднократный Герой страны долго вглядывался в меня. В изгнанники не попадал, отличился во время землетрясения в Ташкенте, в конфликте с китайцами в Семипалатинске сам разобрался, что мог сейчас знать генсек обо мне? Он напрягал память.

-- Мы воевали вместе на Малой земле?

-- Нет, -- отвечаю я, --  сражался в это время за Ленинград.

-- Тогда -- в начале войны в Днепропетровске, - пытался что-то вспомнить генсек и вглядывался в лицо.

Я понял ситуацию: с таким ростом - заметная фигура, но продолжал игру:

– Вряд ли могли встретиться в такой неразберихе, топали от фрицев до самого Дона...

-- Генсек остался со своими вопросами. На соколиной охоте он про всё забыл, но с тех пор я вновь почувствовал над собой властную руку правителя страны.


P.S. В доме по улице Мосфильмовской гостей всегда встречала Клавдия Митрофановна — жена и верный друг генерала. Они вместе прожили огромную жизнь. Их семейная биография — часть судьбы героев киноленты «Офицеры». Долгое время во многих округах оставались ученики Лященко.

Станислав Иванович Постников — долгое время командовал ЗабВО, другой, Сергей Сергеевич Шорников, был семнадцатым комендантом Московского Кремля.

Герой Советского Союза генерал армии Н. Г. Лященко награждён  17 орденами . 28 медалями СССР, 8 иностранными орденами, ему вручена Маршальская звезда.

Часть наград он передал военно-историческому музею имени А. В. Суворова в Санкт-Петербурге, где хранится Знамя дивизии. При передаче наград генерал сказал: «Я преклоняюсь перед подвигом своих солдат. Полученные мною награды по праву принадлежат и всем вам, мои боевые друзья!».

 

Его жизнь — подвиг

Николай Алфёров

Московский Алексей Петрович

В Великую Отечественную войну 1941-1945 гг. десятки миллионов солдат и офицеров получили ранения и увечья. Участь этих безногих, безруких, слепых была трагической. Старшее поколение иркутян, наверное, помнит, как покалеченные в боях люди, получая мизерную пенсию, в поездах, на улицах, рынках унизительно попрошайничали, собирали милостыню, горе и безысходность топили в вине

Выжить с увечьем могли только люди волевые, сильные духом. Только такие фронтовики могли приспособиться к новым условиям существования, достойно прожить послевоенные годы.

К числу таких инвалидов войны, крепких духом, относился профессор Иркутского педагогического университета Алексей Петрович Московский. Оставив на фронте левую ногу, он почти шестьдесят лет передвигался на костылях.

- Для меня, -говорил Алексей Петрович, - как и для многих  моих сверстников, война начиналась в деревне в тридцатые годы среди шалостей, азартных игр в бабки, кляп, лапту... Мы почти каждый день слышали о войне, о подготовке к ней, потому и игры были у нас  военные.

Учась в школе, занимались в оборонных кружках и с гордостью носили на пиджаках значки ГТО (Готов к труду и обороне), ГСО (Готов к санитарной обороне), ПВХО (Готов к противохимической обороне), «Ворошиловский стрелок». По ночам устраивали "боевые" тревоги, и, набросив на себя телогрейки, во весь дух, за несколько минут, добегали до школьного пункта сбора.
Дружно пели:

Если завтра война, если завтра в поход,
Если грозная сила нагрянет,
Как один человек, весь советский народ
За любимую Родину встанет...

Во время учебы в Нижнеудинском педучилище, а затем в Тулунском учительском институте молодежный спорт был пронизан духом подготовки к защите  Отчизны...

Я, внештатный корреспондент газеты, прерываю воспоминания Алексея Петровича и привожу слова другого ветерана войны – Алексея Федоровича Машукова, однокурсникаА.П.Московского.                                                                          

Алексей Петрович, – вспоминает Машуков, – в педучилище был застрельщиком многих наших дел, нашим вожаком. Энергичный, подвижный, неугомонный, он был первым среди нас. Организовывал игры, спектакли, танцы, исполнение песен.

22 июня 1941 года голос Юрия Левитана нарушил безмятежное, безоблачное воскресенье – объявил, что фашистская Германия обрушила бомбы на мирные города нашей страны. Все приникли к репродукторам. Навсегда врезались в память вещие слова  народного комиссара иностранных дел В.М. Молотова: "Наше дело правое! Враг будет разбит. Победа будет за нами!"

Свыкшиеся с мыслью о великой мощи СССР и его непобедимости, мы, конечно, вздрогнули, но считали, что с агрессией будет покончено чуть ли не в считанные дни.

Наэлектризованные грозовой атмосферой, мы, студенты Тулунского учительского института, несмотря на идущие госэкзамены, ринулись в военкрмат: «Берите нас на фронт! Добровольцами!» Но были остановлены отказом: «Спокойно! Сдавайте свои экзамены. Получайте дипломы, потребуетесь - призовём!»

С тех пор в продолжении шестидесяти лет моя жизнь определялась двумя  короткими словами: война и школа.

– Когда началась для Вас служба в рядах Красной Армии?

-С августа 1941 года по август 1944-го я служил в запасной бригаде в местечке Мальта (западнее Усолья) в должности комсорга батальона. Участвовал в подготовке маршевых рот для отправки в действующую армию. По традиции, начавшейся ещё в школьные годы, участвовал в полковой и дивизионной самодеятельности, главным образом в роли чтеца художественных произведений, прежде всего стихов М. Светлова и К. Симонова на военную тему.

С сентября 1944-го по февраль 1945 года участвовал в боях на Ленинградском и 1-й Украинском фронтах.

Особенно врезалось в память начало фронтовой жизни, пеший переход из-под города Кингисеппа на реке Луга к передовой – через болотистое редколесье, по гати из жердей, служившей до нас автодорогой для подвозки боеприпасов к фронту. Теперь эта гать была так продырявлена, что детали её плавали по отдельности, и приходилось с боевой выкладкой перепрыгивать и перелезать с места на место. Поначалу раздавался смех, потом – ругань. А настилу из жердей, казалось, не было конца... Хлюпая в жижи, с надсадой вытаскивали друг друга из болотной грязи. Жерди осклизлые, грязные. Держаться на них трудно. Но о приближении огневой позиции не думалось. Хотелось добраться до сухого места, разуться, выжать намокшую одежду и, конечно, отдышаться. Эту злочастную дорогу солдаты окрестили "Невским проспектом".

После "Невского" открылись сухие травинистые прогалины, и уже слышался прерывистый и непонятный гул с передовой, которая находилась недалеко. Но странно: она не вызывала страха – так умаял нас этот «Невский».

И когда наше подразделение нащупали первые снаряды, я, прижавшись к сосне, почувствовал себя в безопасности и сдуру запел: "Махмедка пареный, Махмедка жареный, Махмедка тоже хочет жить!..."

С этого дня на фронте меня, коренного сибиряка, так и звали – Махмедка.

На передовой я впервые увидел траншею и в ней солдат, с обветренными, загорелыми лицами, заскорузлыми руками и глинистой одеждой почти слившихся с почвой. Удивил вылезший из траншеи боец, который с канистрой на спине, на виду у противника, не пригибаясь, во весь рост, пошёл в лес за обедом. То была долговременная оборона, и с обеих сторон нейтралки раздавались лишь отдельные выстрелы.

Я был определён в батальонную разведку. Через три или четыре дня глубокой ночью мы пошли за "языком". Точнее сказать, поползли. Где-то через час наткнулись на огромный вал из хвороста построенный немцами.

Ушло больше часа на то, чтобы без единого шороха, по веточке проделать лаз. Двое из группы захвата, оглядевшись, ринулись к светившейся землянке и буквально через несколько минут бежали назад, подталкивая автоматами немецкого ефрейтора с кляпом во рту.

Мы были уже на полпути к своим, когда немцы хватились исчезнувшего и открыли беспорядочный огонь по «нейтралке», сопровождая стрельбу световыми ракетами, прижимая нас  к земле.

Всё обошлось, но обещанных наград мы не получили. Вероятно, комбату было не до нас. Через день, почувствовав угрозу окружения, немцы снялись с позиции сами. А мы – за ними вдогонку, пока на сороковом киллометре от Таллина нашу 120-ю Гатчинскую дивизию не остановили и не направили на 1-й Украинский фронт.

Тут произошло совсем непредсказуемое. Меня приметил командир минометной роты капитан Огольцов и попросил моего комбата перевести к нему – старшиной. Я, никогда не имевший дела с хозяйственными заботами, начал упорно отказываться. Но, отведя меня в сторону, Огольцов сказал: "Мне старшина и не нужен... Обязанности старшины пусть выполняют командиры взводов. А твоё дeлo зaпeвaть и веселить... Я заметил: у тебя, Махмедка, это неплохо получается."

Однако старшинствовать всё-таки пришлось, хотя лейтенанты Костиков и Тихомиров, командиры взводов, в действительности бескорыстно многое делали за меня....

-Алексей Петрович, когда Вы получили тяжелое ранение?

- Это случилось 18 февраля 1945 года. Я был назначен на должность комсорга батальона.  Был на переднем крае, когда в одном из боёв фашистская разрывная пуля перебила левое бедро.

В госпитале не сразу ногу отхватили... Первые дни она была в гипсе. От боли всё время стонал... Знал, что будут её оперировать. Боялся одного станет короче. И как же буду танцевать с такой ногой?.. Однажды подходит ко мне пожилой раненый с короткими усами. В руках у него верёвочка. Показывая её мне, спрашивает.

– Что у меня в руках?

– Верёвочка.

– Сделай из неё петлю и отправляйся на тот свет… Или не трепли нам нервы, они и без тебя у нас на взводе!...

Его слова я запомнил навсегда, и даже при невыносимой боли старался не ныть…

Пятого марта этого же года ногу отняли…

В Иркутске инвалид Великой Отечественной войны Алексей Московский проработал сорок лет в педагогическом университете – читал лекции студентам филологического факультета. В 1972 году защитил кандидатскую диссертацию. В 1977 году Алексею Петровичу присвоили звание доцента, а в 1997 году по совокупности научных работ – звание профессора. Им написано за годы работы в педагогическом университете три монографии и более двадцати статей по различным вопросам литературы. Под его руководством (он являлся ответственным редактором) было организовано и опубликовано девять сборников научных трудов по проблемам теории литературы в школе.

А.П. Московский систематически читал специальные курсы в Иркутском институте усовершенствования учителей, участвовал в научно-педагогических конференциях, в разработке школьных учебных программ и пособий.

До педагогического университета Алексей Петрович работал в школах. Когда в 1945 году на костылях вернулся с фронта, начал учительствовать в своей родной деревне – Московская Братского района.

Через год был назначен директором средней школы в районный центр. Братск в то время носил титул поселка. Средняя школа была там единственной. Отапливалась дровами и освещалась локомобилем, а когда он ломался – керосиновыми лампами. Школа была культурным центром для сельчан. Ученики и учителя ставили для себя и для сельчан концерты, вели просветительскую работу. Старый Братск почти всех учителей знал поимённо. Сельчане при встрече с учителями снимали шапки.

В 1952 году А.П. Московский окончил заочное отделение пединститута и поступил в аспирантуру. Окончив её в 1956 году, но не успев написать диссертацию, по направлению ОБКОМа КПСС пять лет работал директором Иркутского вечернего энергостроительного техникума. В техникуме без отрыва от производства учились строители Иркутской гидроэлектростанции. Профессиональные дисциплины вели широко известные инженеры, настоящие зубры гидростроительства: Е.Н. Батенчук, И.С. Гуревич, Р.Я. Крутер, B.C. Степанов, Л.Н. Лунева и другие.

Алексей Петрович с 1961 года трудился в педагогическом университете, был учителем будущих учителей. И трудился в этой кузнице учительских кадров до лета 2001 года. Вышел на заслуженный отдых в 80 лет, хотя уйти на отдых следовало бы, может быть, и значительно раньше – двадцать, тридцать и более лет тому назад. И вообще с таким тяжелейшим ранением стоило ли трудиться?! Но работать этого удивительного человека  заставляла не только мизерная пенсия - он просто не мог жить сложа руки. Его знания, мысли должны были выплескиваться...

За ратные подвиги А.П. Московский награжден орденами Отечественной войны I степени, Славы 3 степени, медалью "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг." А за самоотверженный труд – орденами «3нак почета"и "Дружба", медалью "Ветеран труда". В 2001-м году, в связи с сороколетием работы в институте, от Министерства образования России был утвержден в звании Почётного работника высшего профессионального образования.

С женой Верой Николаевной, учительницей русского языка и литературы, Алексей Петрович прожил в любви и согласии почти шестьдесят лет.
Жизнь этого мужественного человека оборвалась семь лет назад, на восемьдесят третьем году.

 

Её дороги фронтовые

Председатель совета В. И. Дёмина

Шварц Парасковья Васильевна

Парасковья Васильевна Шварц родилась и училась в Ростовской области недалко от г. Сталинграда. В школьные годы Парасковья Васильевна занималась в кружках «Готов к труду и обороне», «Ворошиловский стрелок». С началом войны при райкоме комсомола сформирован отряд самообороны. Параскопья Васильевна с подругами вступает в этот отряд и занимаются укреплением заграждений, роют окопы, строят железнодорожный разъезд, охраняют элеватор. 12 февраля 1943 года Парасковью Васильевну призывают в армию. Закончив школу шоферов, она отправляют на фронт. По фронтовым дорогам Парасковья Васильевна подвозила продовольствие и боевое оснащение к воинским частям.

Вместе со своей частью  участвовала в страшной битве за Сталинград, в освобождении Донбаса, Одессы, Румынии, Болгарии, Венгрии, Югославии. День Победы девятнадцатилитетняя Парасковья Васильевна в звании ефрейтора встретила в Австрии при освобождении г. Грац. За участие в военных действиях  награждена орденом «Красной Звезды», «Отечественной войны» II степени, медалями «За боевые заслуги», «За освобождение Сталинграда», за освобождение Белграда и др. и всеми юбилейными медалями.

После окончания учительского института в  Хабаровске она с семьёй переехала в г. Иркутск. Парасковья Васильевна работала в детском саду. По окончании курсов работала бухгалтером в гортопе. Вместе с мужем воспитали заботливую дочь Наташу.

После выхода на заслуженный отдых активно включилась в общественную жизнь. Более 20 лет работала в совете ветеранов секретарём, а затем председателем совета № 11 микрорайона М. Конева. Принимала участие в призывной комиссии, её знают все ветераны войны и труда, учащиеся школы № 28, где проводтся уроки мужества и все праздники воинской славы. Имеет поощрения от губернатора области и мэра г. Иркутска.

В настоящее время она-- почётный член совета  и главный консультант. 23 октября ей исполняется 85 лет.

Совет ветеранов Свердловского округа поздравляет Парасковью Васильевну с юбилеем. Желает здоровья, активного долголетия, успехов во всех делах.

 

Железные дороги Мурата Баграева

Николай Алфёров

Люди, хорошо знающие Мурата Георгиевича Баграева, считают его бескорыстным человеком. Он много лет отработал на Восточно-Сибирской магистрали не особо беспокоясь о личном достатке, жил и живёт очень скромно. В его квартире старая мебель, приобретённая, наверное, ещё в шестидесятых годах прошлого века. А из «роскоши» только старенький  «ГАЗ-69». Такой автомобиль в наше время редко можно встретить на дорогах Иркутска.

Какую бы должность ни занимал Баграев, он был одержим работой, и за свою долгий трудовой путь усвоил аксиому: если руководитель будет требовательным и справедливым – работники его поймут, поддержат, выполнят любое задание, каким бы сложным оно ни было. Будет высокомерным и грубым с подчиненными - они от него отвернутся, и работать будут кое-как.

- Вам, Мурат Георгиевич, восемьдесят семь лет, почтенный возраст, но Вы по-прежнему энергичны, подвижны, мыслите как в молодые годы, хотя всю жизнь трудились не жалея себя, нередко по двенадцать часов в сутки. Чем объяснить Ваше долголетие?

- Наверное тем, что все минувшие годы вёл трезвый образ жизни. Я человек горячий, вспыльчивый, но отходчивый, не злопамятный, не мстительный, не завидовал и до сих пор никому не завидую.

Мурат Баграев родился 20 ноября 1919 года в селе Христиановская (ныне город Дигора) в Северной Осетии в семье крестьянина. Его отец в 1929 году вступил в только что созданный колхоз и проработал там на разных должностях до глубокой старости. Мать умерла в 1933 году, оставив после себя четверых детей. Отец много работал, и дети были предоставлены сами себе. Когда в доме появилась мачеха, у Мурата с нею отношения не сложились, и эта взаимная неприязнь,  углублявшаяся с каждым днём, заставила  в конце концов  Мурата покинуть отцовский дом...

В школе Мурат учился хорошо, запоем читал книги, был компанейским, общительным. Учителя ему рекомендовали после десятого класса идти в педагогический институт, преподавать в школе, считая, что эта профессия ему по плечу. Но Мурат  решил как можно раньше получить какую-нибудь специальность, поступить работать и помогать отцу поднимать на ноги маленького братика и сестренок.

После окончания седьмого класса в 1935 году он поступает в Орджоникидзевский техникум путей сообщения, на факультет «Вагонное хозяйство». С новеньким дипломом его  распределяют на Восточно-Сибирскую магистраль, хотя  мечтал Мурат работать в каком-нибудь южном районе страны, поближе к Кавказу, к родным местам.

Когда добирался до Иркутска, Баграев не переставал удивляться сибирским просторам. «Земли-то сколько, не то, что в Осетии,- думал он про себя,- где корове растянуться негде!»

1 августа 1939 года в вагонном депо железнодорожной станции Иркутск-сортировочный, появился новый бригадир сборочного цеха - Мурат Баграев. Через тринадцать дней его назначили мастером, а вскоре перевели диспетчером. В этой должности он проработал всего – три месяца. В обязанности диспетчера входил в основном сбор разных данных. А энергичного, темпераментного Баграева такая деятельность тяготила - ему хотелось творческой, живой, «серьёзной» работы. И его переводят в Черемхово и назначают колёсным мастером в вагоноремонтный пункт. Колёсный цех в то далекое время был самым ответственным участком. Мастер цеха после ремонта колёсной пары наносил на торец оси клеймо с указанием пункта, где был произведён ремонт, и за качество этой работы нёс персональную ответственность.

Баграев не боялся марать руки и, если возникала необходимость, надевал верхонки и показывал рабочим, как лучше выполнять ту или иную операцию. За это рабочие мастера уважали, считали своим человеком.

Когда началась война многие мужчины ушли на фронт. Их заменили женщины и подростки, которых надо было срочно обучить ремонтным работам. Поток грузовых и воинских перевозок резко возрос. Увеличилась потребность в колесных парах. Цех перешёл на двухсменную работу.

Вскоре к основной работе в цехе прибавился военный заказ: поручили изготовлять отдельные детали к минометам. Тут требовалась большая точность в работе и когда Баграев привез в Иркутск первую партию продукции, военный представитель забраковал половину привезённых деталей. Начальник колёсного цеха Баграев от стыда рад был сквозь землю провалиться!

По приезде в Черемхово он с рабочими разработал более грамотный метод изготовления деталей к минометам. Рабочая смекалка помогла быстро устранить причины брака и начать выпуск военной продукции хорошего качества.

Ремонтниками в основном были подростки 15-17 лет, прибывшие по оргнабору. Все они, несмотря на плохое питание, тяжёлый труд, работали самоотверженно, равнялись на «старичков», имеющих бронь на руках.

Мурат Георгиевич вспомнил такой случай: как-то приехал в Черемхово заместитель начальника политотдела ВСЖД по комсомолу (была такая должность). При осмотре деповского хозяйства он с тревогой уставился на вагон, из-под которого выкатилась тележка, а возле неё ни одной живой души. Когда комсомольский руководитель подошёл ближе к тележке, то увидел, что её толкали шесть низкорослых подростков, которых за колесами не было видно…

В начале 1944 года Баграева направили на фронт заместителем начальника железнодорожной бригады по восстановлению железных дорог, разрушенных немцами. Разрушались железнодорожные пути по-разному. Но излюбленный метод у фашистов был такой: два паровоза тащили за собой массивный железный крюк, который рвал деревянные шпалы и деформировал рельсы.

По воспоминаниям Мурата Георгиевича, несмотря на холод и дождь железнодорожники работали днем и ночью почти без сна, питались один раз в сутки. Работа была всегда срочная, всегда важная,и не терпела отлагательства.

По его словам, он на фронте очень уставал, не столько от постоянного чувства опасности, сколько от ответственности, которая легла на его плечи.

Как вспоминает Мурат Георгиевич, их два восстановительных железнодорожных состава находились недалеко от Риги, у железнодорожной станции Резекне, на которой скопилось несколько поездов. В центре стоял санитарный, по правую сторону от него - состав цистерн с бензином, по другую - платформы с танками. Однажды над станцией появились вражеские бомбардировщики. Бомбы воспламенили бензин в цистернах. Горючее из пробоин хлынуло на землю и стало заливать станцию. Загорелись санитарные вагоны с ранеными бойцами. Воздух наполнился криками и запахом горевших человеческих тел. Одна медсестра успела выскочить из вагона и, отбежав несколько метров столкнулась с солдатом и крепко прижалась к нему как к спасителю. Осколок бомбы насквозь прошил их тела. Их похоронили в одной могиле… Таких ужасных картин немало повидал Баграев на фронтовых дорогах.

После падения Берлина восстановительные составы, в которых работал Мурат Баграев, были направлены в Забайкалье. Там железнодорожники вели текущий ремонт магистрали и помогали продвижению военных грузов и воинских частей к театру военных действий против Японии.

…Восстановительные составы были расформированы в сентябре 1945 года. Баграев был направлен в распоряжение руководства ВСЖД. Его назначили заместителем начальника вагонного участка станции Иркутск-сортировочный. Через год с небольшим он был переведён начальником вагонного депо железнодорожной станции Иркутск-пассажирский.

Станция произвела на фронтовика удручающее впечатление: железнодорожные пути были забиты искалеченными пассажирскими вагонами, территория завалена шлаком и мусором, в цехах холодно. Поезда в Иркутске часто задерживались, расписание движения нарушалось.

В организации пассажирских перевозок участвовали четыре самостоятельных коллектива: вагонное депо ремонтировало вагоны, вагонный участок - руководил электромонтёрами и поездными мастерами, резерв проводников - проводниками вагонов, контора обслуживания - обеспечивала пассажиров постельными принадлежностями. Никто работу этих подразделений не координировал.

Работы было невпроворот. Баграев дотошно разобрался в деятельности каждого цеха, каждой бригады, внимательно выслушал рабочих и совместно с командным составом и общественными организациями депо обсудил первоочередные задачи и вынес их на обсуждение общего собрания коллектива депо. А позже совместно с вагонной службой дороги и главным инженером разработал организационно-технические мероприятия депо на две пятилетки вперёд.

Сломанные вагоны с путей были убраны, шлак и мусор вывезен. Поезда стали ходить строго по расписанию. Все участники пассажирских перевозок стали подчиняться единому руководству - начальнику вагонного депо, в результате 15 чиновников были высвобождены как лишние единицы. Под руководством Мурата Георгиевича произведена реконструкция депо, внедрена передовая технология ремонта вагонов, построены новые цеха по ремонту радиоаппаратуры и холодильных установок, построен контейнерный цех, поточная линия по ремонту контейнеров, произведена реконструкция электроцеха, пущен в эксплуатацию цех по ремонту колёсных пар с роликовыми подшипниками, построено общежитие на 420 человек.

Мурат Георгиевич был активным рационализатором, на его счету большое количество внедренных рационализаторских предложений и новшеств.

Много личного труда и заботы он вложил в организацию первого в Сибири фирменного поезда «Байкал», который с 1964 года и до настоящего времени считается одним из лучших фирменных поездов на  железных дорогах России.

Коллектив вагонного депо внёс значительный вклад в развитие городского хозяйства и в становлении новых крупных предприятий города: завода радиоприёмников, трамвайного депо, принял активное участие в строительстве Иркутской ГЭС и телецентра.

Вагонное депо за большие успехи в работе было награждено дипломом 3 степени главного комитета ВДНХ СССР, почётными грамотами МПС и ЦК профсоюза железнодорожного транспорта, а также многими дипломами и почётными грамотами областных, городских и районных организаций.

М.Г. Баграев проработал на Восточно-Сибирской магистрали около 60 лет, из них  51 год в пассажирском вагонном депо, в том числе 38 лет в должности начальника. Ему не раз предлагали более престижные должности, но он к родному деповскому коллективу прикипел душой, гордился им и не соглашался его покинуть.

Наряду с хозяйственной деятельностью в вагонном депо Мурат Георгиевич принимал активное участие в общественной жизни города Иркутска: многократно избирался депутатом городского и Свердловского районного советов депутатов трудящихся.

Его долгий боевой и трудовой путь отмечен орденом Трудового Красного Знамени, медалями «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «За победу над Японией», «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина», «Ветеран труда» и юбилейными. Награждён именными часами МПС, знаками «Отличник вагонного хозяйства», «Почётный железнодорожник». В 1998 году указом Президента России ему присвоено звание «Заслуженный работник транспорта Российской Федерации». Но самая большая награда, считает Мурат Георгиевич – это исключительно уважительное отношение к нему людей с которыми он проработал не один десяток лет.

 

Жизнь в броне

Олег Суханов, член Союза журналистов России

Дмитрий Данилович Лелюшенко

Лучший танкист Европы командовал Забайкальским военным округом.

Иркутск был ему узнаваем. Дважды Героя Советского Союза, Героя Чехословакии, генерала армии Дмитрия Даниловича Лелюшенко разместили в особняке по улице Карла-Маркса напротив теннисного корта. Генерал был в восторге: теннис его любимый вид спорта и каждое утро он начинал с корта, давая любимым соперникам фору. Посмотреть, как играет знаменитый танкист, несмотря на раннее утро, приходили иркутяне. Целью поездки Дмитрия Даниловича был БАМ. В пятидесятые, когда командовал округом, у него появилась идея начать строительство железной дороги, военные геодезисты прошли путь он Лены до Читинской области, но на этом всё закончилось: генерала перевели в другой округ, а мечта осталась.  Желание увидеть своими глазами, как ложатся в тайге рельсы, заставило Дмитрия Даниловича отправиться в далёкий путь.

--Я очень хотел увидеть на своих рабочих местах, --говорил командарм,-- тех ребят, которые строят магистраль века и с которыми мне довелось стоять в канун 30-летия Победы у Знамени, затрепетавшего над фашистским рейсхатагом. Их труд я сравнивал с подвигом моих танкистов.

В Звёздном, на удивление пришедших встретить вертолёт, Лелюшенко выразил желание искупаться в ледяной Таюре, что и сделал, фыркая как морж, обливая закалённое тело водой из таёжной северной реки.

Как в густом тумане, в клубах пыли КАМАЗ пробивался по рабочей дороге к месту укладки рельс. Генерал был в белом парадном костюме со всеми регалиями, мундир становился серым. «В танке на марше хуже», - успокоил меня с водителем Дмитрий Данилович. На плечах военоначальника были маршальские погоды, на галстуке звезда с бриллиантами. Генеральным инспекторам Министерства Вооруженных Сил СССР эти атрибуты недавно вручили в Кремле и Лелюшенко решил показаться в них перед строителями БАМА.

Бригада Лакомова обедала и от удивления чуть не уронила ложки, увидев рядом  знаменитого генерала.  Поговорили,  взял ложку танкист, подсел к котлу, совсем по-солдатски.

В первой конной

Хутор Новокузнецкий между Доном и Кубанью, рядом станица Платовская – родина Будённого. Донское казачество прошло сложный путь в революции. За красных или за белых-- был вечный вопрос. Гражданская война делила казаков. Отец Дмитрия трудился, не покладая рук – кузнец. В многодетной семье  жить было трудно, одна пара обуви на всех. Когда пришло время выбора для Дмитрия, он пришёл в партизанский отряд красного командира Думенко, после разгрома нашёл дорогу в Первую конармию. Будённый знал семью Лелюшенко: единственный кузнец на всю округу, и поэтому без проволочек зачислил Дмитриия в один из эскадронов.

--Всегда воспоминаю первую атаку, - рассказывал Дмитрий Данилович, - любой кадет мог подстрелить меня. Очень обидно погибать, не отомстив врагу. Это пережил, ну а в ближнем бою нужны сноровка, реакция. Поэтому до сегодняшнего дня люблю спорт. Шашкой махать было не просто.

В одной из атак рядом что-то грохнуло, конь споткнулся, а наездник вылетел из седла и земля перевернулась перед ним. Мимо проносились конники эскадрона с гиканьем и свистом: атака продолжалась, но уже не для Дмитрия. Он лежал раскинувшись среди степного ковыля впереди убитого коня.

На этом и закончилась для молодого Лелюшенко гражданская война, после которой он стал кадровым военным.

Пришёл  бронированный конь

Время меняло понятия о полях сражений: кавалерия уходила в прошлое и  королями баталий становились танки. В Казанском танковом училище, первой альма-матер, будущего генерала судьба свела  с Гудерианом. Немец учился у нас, как  многие будущие немецкие танкисты. В то время они ещё не знали, как война поставит их друг против друга. Это будет на протяжении всей Великой Отечественной.

--Учёба училищем не закончилась. Учился. У знающих людей учился в первой нашей академии имени Михаила Васильевича Фрунзе, - вспоминал Лелюшенко, - после было испытание в боях с белофиннами, когда для танков понадобилось некоторое усовершенствование. Десять танков разрушили. Они оказались непробиваемыми и одолели линию Маннергейма. Тогда я стал генералом и получил Золотую Звезду Героя.

В битве за Москву

Колонна танков Гудериана без сопротивления обогнув Брестскую крепость за несколько дней дошла до  Минска, приготовившись к главному удару по Москве. Танки Гудериана быстро сломали сопротивление во Франции и Польше. Гитлер надеялся, что немецкие бронированные машины без особых усилий ворвутся в Москву.

Подвижную линию обороны из танков Лелюшенко использовал с начала войны. И с успехом, несмотря на сопротивление свои учителей. Его вызвали к Верховному главнокомандующему, который дал задание срочно создать армию для защиты столицы.

--150 мотоциклов, один танк Т-34 против фашистской армии,-- вспоминал Лелюшенко,-- так впервые мы встретили Гудериана.

Под Мценском на узкой лесной дороге он встал с танком, мотострелков разместил в лесу вдоль дороги. Колонна, прошедшая без сопротивления все расстояния, шла как на параде. Первый удачный выстрел Лелюшенко сделал по хвосту колонны, где шли бензовозы и машины с боеприпасами, вторым выстрелом он подбил первый танк и закупорил колонну. В дело пошли мотострелки, закидывая танки бутылками с горючей смесью. Тех, кто покидал машины срезали пулемётные очереди. Гудериан едва выбрался из этого пекла. Сталин вручил Лелюшенко именные часы.

Командуя 30-й армией, генерал прорвал фронт, который оборонялся двумя моторизованными дивизиями, и к исходу 7 декабря продвинулся в направлении Клина.

Лелюшенко часто пришлось воевать против Гудериана и досконально изучать его тактику. В кинофильме «Товарищ генерал» прослеживается это противостояние.

От Сталинграда до Берлина и Праги

Имя Лелюшенко часто упоминается в военно-историческом очерке о Второй мировой войне. «Командовать танковой армией непросто, - говорил Дмитрий Данилович, --но танки в войне роль играют большую. Под Сталинградом моя – уже Первая гвардейская армия-- совершила прорыв, где находилась оперативная группа «Холлидт». Буду себе противоречить. Танки сила большая, но люди ещё сильнее! Знаю подвиги героев, которые за один бой подбивали множество машин.

В 30-летие Победы вышла книга военного корреспондента Мартына Мержанова «Так это было», где рассказывается, как Лелюшенко своей 4-й армией преградил путь армии Венка, на которую так рассчитывал в полуокружённом Берлине Гитлер…
Сопротивление гитлеровцев становилось бессмысленным. Но бои не ослабевали и требовали огромного напряжения сил, огня всех родов войск и больших жертв. «Машина наступления» набрала уже такой ход, что остановить её никто и ничто не могло.

Но война шла не только на этих «фронтовых пятачках». Армия генерала Лелюшенко, продвигаясь к Бранденбургу, юго-западнее Берлина, вела бои с частями генерала Венка. Героические действия советских танкистов помогли другим армиям продолжать борьбу за центр фашистской столицы.

…Гитлер, несколько часов назад подписавший «политическое завещание» и решивший уйти из жизни, задаёт всё тот же вопрос: «А где Венк?".

--Мы обескровили эту хвалёную дивизию, - вспоминал Лелюшенко, --что помогло сжать кольцо вокруг фашистского логова и завершить Берлинскую операцию, какой-то вклад в этом есть и 4-й танковой армии.

Сразу после завершения Берлинской операции, когда наступила на берлинской земле тишина, танки Лелюшенко устремились на горные перевалы – путь в Чехословакию на спасение Праги, где группировка фельдмаршала Шернера хотела сравнять с землей этот древний город. Пражане вели баррикадные бои и помощь подоспела во-время. Дмитрий Данилович стал Героем Чехословакии.

В последнем фильме телесериала «Освобождение» показано ранение командарма в Праге, третье по счёту за две войны. «Всегда по моей машине был самый сильный огонь, - поясняет Дмитрий Данилович, - противник засекал, из какого танка подаются команды».
После войны Лелюшенко закончил еще одну академию. «Человек не должен стоять на месте, --поясняет командарм,-- время меняется и всё изменяется. Нужно спешить за временем, в этом и есть смысл жизни.»

Он пишет мемуары "Москва-Сталинград-Берлин-Прага. Записки командарма»
- Мемуары написаны по многочисленным просьбам, говорил Дмитрий Данилович, многие захотели узнать о моём детстве и о пути к генеральским погонам.
Но самое главное в этом человеке – отношении  к людям.
Мне много приходилось находиться на командных должностях, - откровенно говорил командарм, но я всегда прислушивался к правильным и логическим выводам людей, несмотря на их звание и положение. В человеке противно чинопочитание и трусость. То и другое мешает ему в жизни, а главное вредит делу.

***
Вертолёт нас доставил из Звёздного в Усть-Кут. В райкоме партии был накрыт стол в честь прославленного танкиста. Дмитрий Данилович хотел показать награду от Сталина и с горечью проговорил: «Нет часов...» Конечно, он мог их оставить только на месте купания. До темноты оставалось часа полтора, лётчики сидели за столом и, к счастью, ещё тостов не было. Мы молча помчались в аэропорт…

Часы лежали на берегу Таюры, где перед купанием раздевался генерал.
«Спасибо!» - только и мог сказать прославленный танкист.

P.S.: С Дмитрием Даниловичем мы в прямом смысле столкнулись в коридоре Министерства вооруженных Сил СССР на этаже генеральных инспекторов. Он с удивлением посмотрел на меня : "Кто же ты?» В Иркутске меня ему представили, но зная неприязнь генерала к нашей профессии, он всё думал, что за время поездки я выполняю  роль адъютанта, а лишних вопросов Дмитрий Данилович не задавал.
В дверях одного из кабинетов появился наш земляк генерал армии Николай Григорьевич Лященко «Олег мой гость, журналист из  Иркутска», - сказал он Лелюшенко. Тот прищурился, глянул на меня ещё раз, толкнул своим мощным плечом и зашагал по коридору.

--У него горе большое, - пояснил Лященко, - недавно умерла жена.

Больше с Дмитрием Даниловичем я не встречался.

 

Звезда Петра Егорова

Пётр Дмитриевич Егоров

Егоров Петр Дмитриевич полковник в отставке; первый Герой Российской Федерации в Иркутской области. Кавалер орденов Ленина, четырех орденов Боевого красного знамени, двух орденов Красной Звезды, Александра Невского, Отечественной войны. Полк под командованием Егорова успешно участвовал в Спас-Деменской и Смоленской операциях 1943 года. В июле 1944 года за отличные боевые действия по освобождению города Бреста полку было присвоено почетное наименование Брестский.

Петр Егоров родился 12 июля 1913 года в деревне Сычи ныне Моховского района Орловской области. Окончил 7 классов, рабфак в городе Мариуполе Донецкой области Украины.

С 16 лет работал на заводе в г. Мариуполе, одновременно учился на рабфаке и в местном аэроклубе. С1935 г. - в Советской Армии. Учился в Севастопольской лётной школе. В мае 1939 г. был направлен в Монголию.

Боевое крещение

Боевое крещение принял в боях на реке Халхин-Гол, где с мая по сентябрь 1939 года шли упорные бои против японских войск. В августе 1939 г. у реки Халхин-Гол советские и монгольские воинские подразделения ведут ожесточённые бои с японцами. Серьёзный ущерб позициям советских войск наносила японская артиллерия. Для управления огнём противник использовал аэростат-корректировщик. Много дней советские летчики охотились за аэростатом, который на глазах у всего фронта висел на высоте четыреста метров. Но стоило взлететь звену истребителей, как его с помощью лебедки японцы быстро опускали и маскировали в специально вырытой большой яме.

18 августа 1939 года, в День авиации, звену истребителей старшины Петра Егорова было приказано во что бы то ни стало уничтожить аэростат. Чтобы перехитрить противника, Егоров на своем истребителе И-16 полетел на бреющем полёте от линии фронта вглубь монгольской территории, а потом зашёл с тыла. Японская зенитка открыла запоздалый огонь, но была ликвидирована. Корректировщик стремительно опускался в своё убежище. Егоров дал по нему длинную очередь. От аэростата вверх взметнулось пламя, чёрный дым волнами стал подниматься вверх...

Егоров воевал в составе истребительного авиационного полка, совершил за период боев 120 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 6 японских самолетов и аэростат-корректировщик, за что был награжден орденом Боевого Красного Знамени.

После военных действий в Монголии в 1939 году Егоров в звании старшего лейтенанта командовал эскадрильей 8-го истребительного полка, дислоцировавшегося в Забайкалье.

Великая Отечественная

В начале июня 1941 года полк получил приказ готовиться к отправке в летние военные лагеря за Уралом. Самолёты в разобранном виде были погружены на платформы поездов и отправлены за Урал. По прибытию в Иркутск лётчики-дальневосточники узнали о нападении Германии на СССР.

Восьмой истребительный полк в первых числах июня прибыл на полевой аэродром севернее Вязьмы. Враг занял Смоленск, бои шли за Ярцево. Авиация противника господствовала в воздухе. На самолетах И-16 и И-153, которые уступали в скорости вражеским «мессершмиттам», лётчики-дальневосточники вступили в бой. Новых советских самолетов ЛАГ-3 и Як-1, превосходивших по боевым качествам фашистские, было ещё крайне мало.

Перед вылетом старший лейтенант Егоров напомнил лётчикам: «Если встретится группа фашистских бомбардировщиков, то атаковать каждый самолёт всем звеном».

В районе города Дорогобужа Егоров со своими летчиками увидели четыре немецких ME-110. Обнаружив советские истребители, они, как по команде, «разбежались» в разные стороны. И все указания Егорова ведомые позабыли — один И-16 погнался за одним МЕ-110, другой за другим, ну а сам командир без поддержки своих лётчиков атаковал третьего.

Старший лейтенант и немецкий стрелок открыли огонь почти одновременно. Победу одержал Егоров: он подбил вражеский истребитель, который, объятый дымом, рухнул на землю.

Прекратив преследование другого вражеского самолета, старший лейтенант заметил, что двигатель истребителя стал работать с перебоями. Он хотел лететь на аэродром, но увидел своих лётчиков — Зотова и Колыханова. Втроём они полетели к линии фронта. Впереди был большой пожар — это горело Ярцево Смоленской области. Группа «юнкерсов» сбрасывала бомбы на город. Хотя силы были явно неравные, Егоров со своими летчиками пошёл в атаку. Бомбардировщики сбросили свой груз там, где их застала атака советских истребителей и, стали беспорядочно уходить на запад.

Советские истребители преследовать их не могли, горючего осталось только на обратный путь. Дотянуть до аэродрома свой самолет Егорову не удалось. Лётчик посадил истребитель на небольшое поле возле деревни.

Легендарный Як-1

В сентябре 1941 года Егоров с группой лётчиков получил новые истребители Як-1 и уже 19 числа этого же месяца участвовал в воздушном бою в районе Мелитополя.

Там советских штурмовиков пытались атаковать две четверки «мессершмиттов». Об этом Егоров позднее рассказывал так: «Я рванулся за ними. Как было приятно ощущать, что Як быстро набирал высоту! Я без особого труда зашёл в хвост фашистскому истребителю и почти в упор расстрелял его. Такая же картина была у второго звена наших истребителей со второй четверкой фашистов — отличился командир звена лейтенант Селезнёв. Наши штурмовики, сбросив смертоносный груз на скопление вражеских танков, взяли курс на свой аэродром. Мы их прикрывали до самой посадки. После этого боя было высказано много восторженных слов в адрес нашего, теперь уже полюбившегося Як-1».

С слишком молод…

В Великой Отечественной войне - с конца июня 1941 г. воевал в должности командира эскадрильи, командира 434-го полка, с октября 1944 г. - командиром 263-го истребительного авиаполка.

В октябре 1942 года Егоров в звании подполковника был назначен командиром 484-го истребительного полка. Расставаться с родным полком ему было нелегко. Там он знал каждого летчика, знал всех инженеров и техников. В основном все они были из Забайкалья.

Д. Егоров совершил четыреста боевых вылетов, участвовал в 90 воздушных боях, лично сбил 13 вражеских самолетов, в групповых боях -14.

За личный героизм и мастерское командование полком подполковник Егоров в 1944 году был представлен к званию Героя Советского Союза, но присвоено оно не было – кому-то показалось -- АС был слишком молод

День Победы

День Победы подполковник Егоров со своим 263-м истребительным полком встретил на аэродроме Ной-Бранденбург в ста километрах севернее Берлина. Боевых вылетов уже не было, но дежурство на земле продолжалось.

Как вспоминал подполковник, 9 мая сквозь сон он услышал беспорядочную стрельбу из всех видов оружия. Палили из винтовок и пистолетов, слышна была прерывистая трескотня автоматов, стрельба из ракетниц... Стихийный салют продолжался минут двадцать. Словно опомнившись, все бросились обнимать друг друга без соблюдения субординации. Лица у всех были озарены радостью, сияли счастьем.

Из штаба корпуса получено распоряжение — всех на аэродром. Там, у стоянок самолетов, состоялся митинг... Каждый вспоминал тех, кто погиб в боях.

Война кончилась, наступила непривычная тишина. Непривычно было лётчикам смотреть на опустевшее лётное поле, и казалось всем, что это временное затишье, как бывало на войне, и что завтра снова в бой, снова смотреть смерти в глаза...

На Красной площади в Москве готовился парад Победы. Каждый фронт готовил сводный полк, который состоял из батальонов по родам войск. От авиационного корпуса всего было направлено двенадцать человек. Командиром сводной роты летчиков-истребителей был назначен полковник Додонов, а его заместителем — подполковник Егоров.

Древний Кремль не раз чествовал своих сынов и дочерей, прославивших Родину. Двадцать четвёртого июня здесь чествовали победителей в Великой Отечественной войне, тех, кто на фронте и в тылу приближал долгожданную Победу над злейшим врагом человечества — немецким фашизмом.

Награда нашла героя

После окончания Великой Отечественной войны Петра Дмитриевича назначили командиром истребительной авиадивизии на Дальнем Востоке. Уйдя в отставку, три года проработал начальником Иркутского аэропорта, диспетчером, более двадцати лет возглавлял Октябрьский районный комитет ветеранов войны, труда, Вооруженных Сил и правоохранительных органов.

Звание Героя Советского Союза Петр Егоров должен был получить еще в 1944 году. Высокая награда нашла героя только в 1996 году. Соответствующий указ подписал первый президент России Борис Ельцин: Егорову присвоили звание Героя — только уже не Советского Союза, а России. Губернатор области Юрий Ножиков лично вручил награду ветерану, который к тому времени уже сильно болел, перенёс инсульт. В том же году Петр Егоров скончался от повторного инсульта.

В Иркутске именем Петра Дмитриевича Егорова названа улица в районе аэропорта.

 

 

Зловещие тайны Кенигсберга

Олег Суханов, член Союза журналистов России
Иркутск-Москва-Калининград

Неприступная цитадель пала за три дня — 9 апреля 1945 г.

Москва героям штурма салютовала 10 апреля. Подвиг солдат отмечен медалью «За взятие Кенигсберга». Гитлер был взбешён и приговорил сдавшегося в плен коменданта генерала Отто Ляша к смертной казни. Раньше фюрер называл Кенигсберг лучшей немецкой крепостью на все времена, абсолютно неприступным бастионом.

Ошибка гауляйтера Вагнера

Часть сил 43-й армии, по полку от дивизии, наш земляк генерал Белобородов разместил на переднем крае 31 марта северо-западнее Кенигсберга. Остальные продолжали готовиться к штурму на учебных полях.

Участок прорыва очень узкий — пять километров: все вызвано спецификой обстановки — впервые шли на прорыв многополосной обороны, опирающейся на крепостные форты.

Напротив КП форт № 5 «Шарлоттенбург» разместился на десяти гектарах. Это холм, поросший лесом, с сердцевиной из трехэтажного сооружения. Трехметровая кирпичная кладка усилена метровым слоем бетона. Пятиметровый слой земли густо зарос деревьями и кустарником, корни сплелись воедино — попробуй разруби. Высокий вал бетонированным откосом спускается в широкий, метров тридцать, ров, окружающий форт. Открытый внутренний двор  — лабиринт из железобетонных проулков с тупиками, и в каждой стене бойницы.

За «Шарлоттенбургом» в глубине обороны ещё один форт № 5А «Линдорф» Самый дальний, поменьше первых, № 6 «Иудиттен». В самом центре города укреплены все старинные здания, они прикрывают военные августовские казармы. Это крепость времён псов-рыцарей, откуда совершались набеги на славян.

Гауляйтер Восточной Пруссии Вагнер в конце марта выступил перед солдатами по радио: «Русские, опираясь на слабые укрепления Севастополя, защищали город 250 дней. Солдаты фюрера обязаны до прихода помощи продержаться столько же на мощных укреплениях Кенигсберга».

Гарнизон генерала Отто Ляша насчитывал 130 тысяч человек, имел четыре тысячи орудий, 108 танков и 170 самолётов.  Кенигсбергский гарнизон, готовясь к долговременной защите, рассчитывал на соединение с группой войск «Зеленд».

План операции заместитель командующего 3-м Белорусским фронтом генерал армии Иван Христофорович Баграмян довёл до командиров 31 марта на совещании в штабе фронта.

Наш земляк, дважды Герой Советского Союза, генерал армии Афанасий Павлантьевич Белобородов рассказывал: «Штаб расположился в зале старого рыцарского замка в районе Норгенена. Мы увидели огромный макет крепости и города. Начальник штаба генерал-полковник Курасов быстро расставил на макете условные знаки. Баграмян показывал указкой, давал задачи каждой армии. Наша 43-я к исходу дня седьмого апреля предстоящей операции должна была захватить всю северную часть Кенигсберга до реки Прегель и соединиться с 11-й армией. Мы по плану Баграмяна наступали с северо-запада. Нетрудно представить, что могло нас ожидать, если бы пришлось брать крепость в лоб. Только в тыловой полосе у них три оборонительные позиции.

Четырёхдневная артподготовка началась 1 апреля, но обложной дождь остановил её, всю операцию перенесли на целые сутки. Зато весь день 2 апреля артиллерийский огонь постепенно снимал с целей земляную «подушку». Били сначала гаубицы и миномёты, а затем в дело вступила более мощная артиллерия. Обстрел ещё продолжался, когда армия полностью вышла на передовую и заняла исходные позиции. Во второй половине 5 апреля несколько стрелковых рот преодолели противотанковый ров и ворвались в первую траншею. К вечеру загудели бомбардировщики дальней авиации. Они бомбили город всю ночь. С горы Фухсберг было видно пламя громадных пожаров, стало светло на берегах реки Прегель. Гремели колоссальные взрывы — видимо попали в пороховой завод. Рассветало, когда на КП прибыл Баграмян.

- Светишься, командарм, на своём наблюдательном пункте! Выбрал место..., - проворчал Иван Христофорович.

- Отсюда всё видно, - ответил я и пояснил: оперативная группа штаба в подвальном этаже, в случае обстрела можно быстро спуститься.

Баграмян промолчал и наклонился к окулярам стереотрубы, стал рассматривать город. В это время с юга, с другой стороны Кенигсберга нарастал гул. Послышались глухие удары тяжёлых мин, это «Катюши» 11-й  армии Галицина начали артподготовку, мои часы показывали ровно девять, а в десять Баграмян приказал приступить к работе нашим «богам войны». Тысячи орудий и миномётов заставили землю корчиться под ногами. Артподготовка продолжалась два часа. Всё скрылось в дыму и пыли. На переднем крае пошли в атаку пехота и танки. Удастся ли ворваться в оборону? Ждём сообщений из корпусов.

В это время прибыл командующий фронтом маршал Александр Михайлович Василевский и начал с замечаний о ненадёжности моего КП. Всё сгладилось после сообщений командира 13-го гвардейского корпуса Антона Ивановича Лопатина, что его дивизии наступают в центре оперативного построения армии.

--Соединения Краснова и Тымчика, - кричал он в трубку, - ворвались в оборону и обходят пятый форт! Сопротивление жестокое!

Вскоре об успехах  доложили командиры других корпусов: Ксефонтов и Седулин. Убедившись, что всё прошло удачно, маршал уехал в соседнюю армию. Мы с Баграмяном начали уточнять вопросы управления войсками. Вдруг грохнул взрыв. В стену дома попал снаряд, волной вышибло оконные рамы вместе с мешками песка. Меня бросило на пол, но я быстро вскочил. Иван Христофорович сидел в противоположном углу комнаты, закрыв лицо руками: сквозь пальцы струйками стекала кровь... К счастью, всё обошлось порезами от стёкол и ушибами, но об этом сразу узнал Василевский и позвонил:

- Предупреждал вас, могло быть и хуже. Для наблюдения есть бронированный НП. Приказываю немедленно спуститься в подвал!.

Тон для этого мягкого человека был резок, но по командному пункту больше не стреляли, и мы остались, тем более — войска наступали по плану...»

263-я дивизия сибирского генерала из Качуга Корнелия Черепанова к исходу дня овладела пригородом Клайн Ратехор. Черепанов был мужиком хватким, но остановил полки, штурмовые отряды которых стали просачиваться в город. Подошло время заняться фортами.

Конец форта «Шарлоттенбург»

Афанасий Павлантьевич рассказывал: «Опыт боёв за форты уже был. Мы изучили сильные и слабые стороны крепостных сооружений. Бросался в глаза контраст между исключительно прочным боевым покрытием форта и несовершенством его огневой системы. Низко расположенные амбразуры не позволяли контролировать большие участки местности. С учётом слабых сторон и проводился штурм. Тяжёлая артиллерия громила навесным огнём внутренний двор и уничтожала пушки, а затем мы свои орудия выдвигали на прямую наводку и подавляли пулемётные точки. Стрелки и саперы преодолевали ров, и боевое сооружение превращалось в убежище для гарнизона. Лучше всего по амбразурам со 100 метров прямой наводкой били самоходки. Всё это позволило в считанные часы овладеть фортами № 6 и 7, а на «Шарлоттенбург» мы затратили более суток.

В это время в городе шла ликвидация окруженного гарнизона. Небывалая плотность войск 43-й армии, созданная по настоянию Баграмяна, позволила не только «закупорить» гарнизон крепости, но и перекрыть его единственную коммуникацию с суши, притом отбросить группу войск «Зеланд».

Мы по плану соединились в центре города с 11-й армией и исход был предрешён. 92 тысячи пленных, 40 тысяч убитых. Я потерял 1200 человек. В тех боях погиб Александр Анатольевич Космодемьянский. Считаю его земляком. Перед войной семья жила в Шиткино, Тайшетского района. В сорок первом под Москвой фашисты повесили партизанку Зою Космодемьянскую. Её мать Любовь Тимофеевна потеряла и сына, он отважно сражался. Когда добивали под Кенигсбергом группу «Зеланд», наткнулись на сильный опорный пункт. Первой в укрепрайон ворвалась батарея лейтенанта Космодемьянского. Он на своей машине с ходу расстрелял четыре противотанковые пушки, но самоходка получила пробоины. Экипаж продолжал вести бой. Третье попадание стало роковым — погиб один из лучших офицеров гвардейского полка. Героем Советского Союза стал, как и сестра, посмертно».

Тайна Янтарной комнаты

В канун штурма Кенигсберга после совещания в штабе фронта Баграмян попросил Белобородова задержаться.

Афанасий Павлантьевич, - начал он разговор, - такое дело: получены данные, что украшение Екатеринбургского дворца — Янтарная комната — вывезена немцами из Пушкино в сорок первом в Кенигсберг. Примерно десять больших ящиков сначала находились в королевском замке, по неполным данным, сейчас спрятаны в одном и фортов — возможно, в районе действий 43-й армии, где есть надежды на прорыв. Вот и работёнка для армейской разведки — между делом, но по горячим следам.

Янтарную комнату не обнаружили: она как сквозь землю повалилась.

- 16 января 1945 года оберштурмбанфюрер СС Отто Рингель направил из Кенигсберга в Берлин шифровку: «Акция, связанная с янтарным кабинетом, завершена.»  Шифровку обнаружили уже после войны. Загадка с пропажей сокровища всё больше покрывалась мраком. Эта уникальной красоты работа — настенные панели из янтаря — была подарена прусским королём Фридрихом Вильгельмом I русскому царю Петру I в 1717 году. Многочисленные поиски за все послевоенные годы с нашей и немецкой стороны результатов не дали. Возможно, Янтарная комната была запрятана в соляной шахте «Б» возле города Геттингена (Нижняя Саксония), там нацисты стали прятать ценности с 1944 года, и в общей сложности на дно шахты опущено содержимое 24 железнодорожных вагонов. Английские власти летом 1945 года подняли на поверхность два ящика с янтарными изделиями, но они не относились к Янтарной комнате, а 29 сентября взрыв у входа в шахту, после которого её штольни заполнила вода, сделал подходы к сокровищам недоступными.

- В конце семидесятых в Западной Германии объявился человек — инкогнито, который утверждал, что был полковником интендантской службы в Кенигсберге и вывозил Янтарную комнату на грузовиках в горы Гарц, которые оказались на территории ГДР, но Гимлер в то время дал приказ отправить ящики подальше, чтобы не попали в руки наступающих советских войск. Возможно, Янтарная комната не покидала Кенигсберг.

Российский город на Прегеле

Город тайн, вотчина рыцарей и главарей рейха — ныне островок России в окружении Литвы и Польши. Здесь проживает 817 тысяч человек разных национальностей, в основном оставшиеся в годы войны без крова белорусы. Коренные  пруссаки из землячества в Германии давно мечтают вернуться на этот берег Балтики, но не мы начинали войну...

Прямые как стрела проспекты Калининграда резко отличаются от мрачных улочек средневекового Кенигсберга. Стоит свернуть с асфальта на брусчатку — тебя окружат зловещие тайны города - крепости. Затхлая зелёная вода во рву окружает руины августовских казарм, их много- руин- особенно за каналом Ланд-Грабен: развалины боятся разбирать... Здесь живут только привидения от времен тевтонских рыцарей до солдат вермахта.

Под ногами ещё один Кенигсберг, не разгаданный по сей день, с километровыми тоннелями и подземными автострадами. Он затоплен. Воду пытались откачивать, но она тут же прибывала. Под педагогическим техникумом, говорят, ещё подвалы в девять этажей. Здесь размещалась кенигсбергская полиция. Её начальник генерал Шуберт с командиром 548-й пехотной дивизии генералом Зидау в ночь на 9 апреля пытался прорваться к войскам группы «Зеланд». После ночного боя бойцы 24-й гвардейской дивизии нашли их тела, они унесли много тайн, возможно связанных с Янтарной комнатой и исчезнувшим из склепа прахом Канта. Руины университета величайшего философа хорошо видны с моста через реку Прегель, мрачную и одетую в чёрный гранит...

Культурный центр Кенигсберга в основном сохранился в первозданном величии, словно война пронеслась мимо, она пощадила памятник Шиллеру, зоопарк — одно из чудес Европы.  Здесь рядом вилла Геринга, на которой одно время отдыхал с Евой Адольф.

Памятники истории сохранили наши артиллеристы и летчики, владевшие военным искусством с филигранной точностью ювелиров.

 

Козулины

И. Романов, ветеран Великой отечественной войны

Хочу поведать о прекрасных людях, оставивших самые добрые воспоминания о своей жизни — семье Козулиных: Степане Степановиче — директоре Маломорского рыбзавода и Любовь Емельяновне — директоре Хужирской средней школы.

Степан Степанович родился в 1921 году в селе Баргузин на Байкале. В 1939 году после сдачи вступительных экзаменов в Горный институт в г.Иркутске по комсомольскому набору  был направлен в Тихоокеанское Высшее Военно-морское училище имени Макарова  во Владивостоке.

Первые выпуски этого училища почти полностью сложили головы при обороне Москвы осенью 1941 г. После чего последовал указ Сталина, запрещающий использовать офицеров флота не по назначению.

Так, в 1943 году начиналась служба молодого офицера подводника, направленного на Северный флот. Лодки ходили на охрану конвоев, охотились за немецкими кораблями. В Баренцевом море их лодка утопила важный транспорт, за что Главком Северного флота адмирал Головко лично прибыл на корабль и вручил награды всему экипажу. Был переведён на Тихоокеанский флот в число команд моряков для перегона боевых кораблей  из США по «ленд лизу». Дважды пересекал Тихий океан: Владивосток — Сан Франциско и обратно. Участвовал в штурме Курил во время войны с Японией, чудом остался жив после подрыва корабля на японской мине. Награждён орденами Красной Звезды, Отечественной войны, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией», «За победу над Японией» и др. В 1953 году был демобилизован в связи с сокращением Вооруженных сил, в этом же году был принят на должность командира учебного корабля «Маркин» в морском клубе ДОСААФ г. Сталинграда, занимался преподавательской деятельностью. Но есть понятие ностальгия — инстинкт, влекущий человека к родному дому, которая не умирает никогда.

Его родной дом — Байкал.

В 1957 г. Восточно-Сибирское речное пароходство, п. Листвянка. Штурман-капитан пароходов «А. Невский», «Дм. Невский», «Дм. Донской». Затем судоходная инспекция Восточно-Сибирского бассейна.

В эти годы встречает свою судьбу, своё счастье — Любовь Емельяновну. Создаётся семья, появляются дети — Паша и Саша.

В марте 1962 г. Восточно-Сибирским совнархозом назначается директором Маломорского рыбзавода. С этого времени мы с ним и знакомы. Я работал начальником планово-экономического отдела. За короткое время Степан Степанович преобразился из военного моряка в крепкого хозяйственника.  Он был немногословен, спокоен, вдумчив.

По важному вопросу выслушивал мнения присутствующих и заключал: «Я внимательно послушал вас и вот моё резюме (его любимое слово)». Оно было кратким, ясным, адресным. В них чувствовалась военная нотка, исполнительная сила, принцип единоначалия. Я никогда не слышал, чтобы он повысили на кого-то голос. Такая простота в общении высоко ценилась людьми.

Экономика завода в те годы была рентабельной. Сокращение квот на добычу омуля частично компенсировалась поступлением океанического сырья, работало консервное производство.

При Козулине были построены новая средняя школа,  жилье, магазины, появилось ТВ, даже переправа принадлежала заводу. Как истинный хозяин, директор занимался всеми вопросами.

Любовь Емельяновна в те же годы работала директором средней школы.  Проблем с ремонтом, стройматериалами, транспортом не возникало. Очевидно, все хозяйственные вопросы школы решались дома между двумя директорами. От такой связки выигрывало дело, посёлок, население.
Всех окружающих её людей, всех учителей, учеников она вдохновляла своей энергией, оптимизмом, жизнелюбием, добротой.  У неё не было недругов и не могло быть.  Замечания были всегда корректны, справедливы. На них никто не обижался. Она поистине была учителем учителей, исключительно порядочным человеком.

Это была крепкая семья, основанная в  настоящей любви.

Работа иногда была вечерняя. Идём домой поздно. Тёмное, яркое, звёздное небо. Степан Степанович останавливался на перекрестке, поднимал голову и начинал читать небо, указывая на созвездия — Орион, Водолей, Большая и Малая Медведица и т. д. В эти минуты он возвращался в молодость, на палубу военного корабля. Говорил: «Вот так по звёздам ориентировались, определяли своё местонахождение в открытом океане, перегоняя корабли из Америки и обратно».

В 1973 году был переведён Генеральным директором Рыбтреста, позже переименованным в Рыбокомбинат. В его подчинение входили все предприятия рыбной промышленности и рыборазведения области.

Главные вопросы решались в Москве. Требовались обоснования, доказательства, преодоление бюрократических проволочек. Тем не менее, областной Рыбпром по показателям входил в десятку лучших по России.

Со временем стало пошаливать сердце. Мы часто встречались в городе. Последняя встреча состоялась в начале июля 1988 г., где он сообщил мне: «Слышал, Ваня, пришло известие из Хужира — умер Мамонтов-- и с грустью добавил-- бьёт она, холера, по нашим квадратам». Он был мастер образных выражений.

Не прошло и месяца — 31 июля 1988 г. его не стало. Сердце. Ему было 66 лет.

Воистину, здоровье не покупают, им расплачиваются.  Любовь Емельяновна ушла из жизни в 1993 г., тоже в возрасте 66 лет.

Воспоминание о них для меня как прикосновение к истокам добра, человечности и совести. Как жаль, что мы не успеваем главные слова сказать при жизни людей, печально, что они приходят позже. Паша и Саша давно уже стали Степанычами. Нашли своё место в жизни. Их работа востребована.

Радует, что сыновья и внуки чтут родовые традиции, с нежностью говорят о родителях, хранят семейные реликвии, снимки. В общем, достойно продолжают славный род Козулиных.

 

 

Командир пулемётного взвода

Николай Алфёров

Семён Фёдорович Коваль

Посёлок Бохан Иркутской области. Вечер 21 июня 1941 года. Педагогическое училище. У выпускников этого учебного заведения радостное событие — получение аттестатов. К этому важному акту всё готово: помещение сверкает чистотой и уютом. В самой светлой классной комнате на всех ученических и преподавательском столах чистенькие, проутюженные скатерти светлых тонов. В вазах — полевые цветы, графины с водой...

Под гром аплодисментов первым получает из рук директора аттестат Семён Коваль — самый низкорослый в училище юноша и самый удаленький: все годы учёбы здесь был круглым отличником — «мал золотник да дорог». К тому же Семён был бессменным секретарём редакционной коллегии стенгазеты, а фактически в ней был «и швец, и жнец, и на дуде игрец» —  писал заметки, сочинял стихи, рисовал. Каждый новый номер стенгазеты был событием — собирал толпу читателей.

Подкрался рассвет. Всем захотелось этот праздник завершить прогулкой на гору, до которой рукой подать — начиналась сразу за околицей училища. Эта невысокая гора с плоской макушкой была излюбленным местом прогулок молодёжи и не только её.

Этот чудесный уголок Бохана располагает людей к раздумьям, к желанию помечтать... Но только не сегодня, только не в этот незабываемый день. Сегодня выпускникам просто хочется ощущать жизнь, блаженствовать, влюбляться — быть любимой или любимым...
Девушки и парни, взобравшись на гору, разбрелись по её уголкам. Их голоса удалялись, затихали и возникали вновь.

При подходе к училищу, держа друг друга за руки, разрумяненные от ходьбы, счастливые и беззаботные, они запели:

Если завтра война, если враг нападёт,
Если тёмная сила нагрянет,
Как один человек весь советский народ
За любимую Родину встанет...

Пение прервалось при виде толпившихся людей под «чёрной тарелкой» — репродуктором на телеграфном столбе возле училища. Жители посёлка с тревожными лицами слушали диктора. Маленький сутуловатый старичок, с бабьим лицом, жиденькой бороденкой, почти такой же, как у деда Щукаря в «Поднятой целине», с лукавинкой в глазах поспешил значительно заметить подошедшим выпускникам: «Не завтра война, а сегодня. Уже началась...» И обвёл всех взглядом, явно был доволен сказанным.

В толпе произошёл обмен репликами. Высокий парень, каланча пожарная, запальчиво произнёс: «Какая муха укусила немцев? Как они не поймут — Красная армия под командованием полководцев Ворошилова и Будённого в считанные недели свернёт шеи и им, и их фюреру!» Широкоплечий мужик в полинявшей клетчатой рубахе, с деревянной правой ногой, рассудительно отпарировал: «Как знать? В Первую мировую так же думали. А получилось как? Война затянулась надолго. А крови-то сколько было пролито...»

Весть о вероломном нападении фашистской Германии на СССР явилась громом средь ясного неба для жителей Бохана, в том числе и для выпускников училища. Беспечную весёлость с их лиц как ветром сдуло.  Поспешили к военкомату. А там уже толпились выпускники средней школы. Молодым людям как можно скорее хотелось на фронт — не опоздать в схватке с врагом.

В сентябре сорок первого  всех восемнадцатилетних парней вызвали на медицинскую комиссию. Семён Коваль боялся, что его забракуют, и забракуют не по состоянию здоровья (он на своё здоровье не жаловался), а за подростковый рост — 149 сантиметров. И вес мог подвести — 38 килограммов. Мать, Фёклу Фёдоровну, давно беспокоил этот малый вес и небольшой рост сына. Все эти годы пичкала его калорийной едой — мясными и молочными продуктами, яйцами. Всё жирненькое в обед — Сёме. Следила, чтобы вместо чая он пил только цельное молоко, а ещё лучше — сливки. И сокрушалась, что всё не в коня корм. Тревога Семёна не была напрасной: врачи единодушно вынесли ему вердикт — с таким маленьким ростом и весом не место в Красной армии, посоветовали поработать в школе и подрасти. Сёму от такого заключения точно обухом ударили по голове. Спас его военком Белошапка, заступившийся за парня: «Из него может получиться хороший лазутчик — не хуже матроса Петра Кошки в Севастопольской баталии». Врачи улыбнулись и согласились с веским аргументом начальника районного военного комиссариата...

1 октября первого же года войны допризывники — выпускники средних школ и училищ из Иркутска железной дорогой были направлены в Омск, в пехотное училище. Трое суток тряслись на голых нарах в товарных вагонах... В Омске определили их во Второе омское пехотное училище, разместили в добротных кирпичных казармах, которые обогревались голландскими печами.

По словам Семёна Фёдоровича, учёба в пехотном училище ни ему, ни другим курсантам взвода не была в тягость. Комвзвода был на своем месте. Относился к подчиненным требовательно, но палку не перегибал. В меру строг и в меру снисходителен. Этого же требовал от своих командиров отделений. Ими становились лучшие курсанты взвода.

Тактические занятия, стрельба проходили за городом. До полигона добирались только бегом. А это три километра с гаком. Бегали курсанты с винтовками на плечах, с полной выкладкой. Во время бега Бычков следил, чтобы курсанты дышали равномерно, не задыхались, и учил, как этого достигать. Ковалю и другим самым малорослым разрешал бежать немного в стороне от строя. Это облегчало им бег.

Благодаря хорошему питанию, приёму пищи в строго определённое время, а также спорту Семён Коваль подрос и прибавился в весе: был ростом 149 сантиметров, а к выпуску из училища — 167 см, вес увеличился на 14 килограммов. Сам удивлялся этим переменам...

Незаметно промелькнуло семь месяцев учёбы. В конце апреля 1942 года выпускникам училища присвоили первое офицерское звание — младший лейтенант, а немногим отличникам учёбы — лейтенант, в их числе был Семён Коваль из деревни Тихоновки Боханского района...

Отбывали на фронт не все сразу — большими партиями в течение месяца. Растроганные курсанты простились со своими офицерами-наставниками.

Через сутки выпускников пехотного училища  воинский эшелон вёз на Западный фронт — в 16 армию. Вёз до прифронтового города Сухиничи. Всюду бросались в глаза следы прошедших боёв. По обе стороны железнодорожной насыпи зияли огромные воронки, наполненные мутной водой. Встречались полусгоревшие танки, самоходки, разбитые пушки, машины, повозки. Валялись лафеты, пустые ящики из-под снарядов и мин. Всё пространство было усеяно гильзами от патронов и снарядов разных калибров. На лошадиных и солдатских трупах суетилось, копошилось вороньё. Галки с карканьем носились по жнивью, галдели, ссорились.

На воинский состав немецкие пикировщики несколько раз сбрасывали бомбы, но, к счастью, ни одна не угодила ни в паровоз, ни в вагоны...

В мае 1942 года в штабе 16 армии (командующий — генерал К. К. Рокоссовский) прибывших молодых командиров распределили по частям. Лейтенант Коваль был определен в 69 полк 97 стрелковой дивизии. В полку его назначили командиром первого пулеметного взвода первого батальона. Дивизия находилась в обороне северо-западнее города Сухиничи — на стыке Калужской и Смоленской областей. Оборону противника от первого батальона разделяла небольшая речка Жиздра. Её восточный берег, где оборону занимал батальон, был выше западного. За низким западным берегом была гора, напичканная немецкими огневыми точками...

Первый пулемётный взвод, командовать которым предстояло Ковалю, занимал оборону на месте уничтоженной деревушки Поляки, точнее — на развалинах небольшого кирпичного домика. Во взводе насчитывалось 19 бойцов. Все они в большинстве своём — выходцы из Кировской области, в возрасте от 30 до 50 лет. До войны работали либо в колхозах, либо в посёлках чернорабочими. Многие не умели ни читать, ни писать.

Молодого лейтенанта встретили настороженно, рассматривали его с выражением сдержанного любопытства. Солдат Погодин, косая сажень в плечах, насмешливо ощупал глазами с ног до головы худенькую фигуру нового комвзвода. Живой, общительный Коваль быстро с солдатами сошёлся.

Перво-наперво лейтенант осмотрел блиндаж, дзот, траншеи. Решил их углубить и усилить у них перекрытие, у дзота сделать дополнительные боковые амбразуры. Навёл порядок в солдатских вещевых мешках — заставил бойцов выбросить всё лишнее и оставить только необходимое. Заменил у солдат засаленные, основательно заношенные брюки и гимнастёрки, прохудившиеся ботинки, заставил регулярно бриться и следить за своим внешним видом.

Запретил на постах курить. Стал настойчиво учить солдат вслепую быстро разбирать и собирать замок станкового пулемёта — главную деталь этого оружия, натренировал, как не допускать перекосы брезентовых пулемётных лент во время стрельбы. Все эти меры, несомненно, повысили боеспособность взвода, не раз сберегли жизнь солдат.

Однажды большой группе немцев после обстрела из шестиствольных миномётов огневой позиции взвода ночью удалось перескочить траншею. «Незваные гости» были до единого уничтожены — и уничтожены, главным образом, огнём из боковых амбразур дзота.

Лейтенант организовал охоту на фрицев с помощью снайперских винтовок.  Охотились по два человека: один стрелял, а другой был вроде запасным и свидетелем результативной стрельбы. У самого Коваля на счету было 16 уничтоженных и раненых гитлеровцев. Во время относительного затишья лейтенант солдатам читал газеты, писал за них письма родным. А они в свободную минуту с наслаждением курили. Получали посылки с самосадом, крепким настолько, что от одной затяжки до пят пробирало. Уговаривали своего комвзвода испытать такое «блаженство». Однажды он затянулся и схватился за грудь: перехватило дыхание, ноги не держали, из глаз слёзы...

В активной обороне на одном месте взвод лейтенанта со своим полком пробыл семь месяцев. Наши снайперы охотились на гитлеровцев, а гитлеровцы — на советских солдат. 3 декабря 1942 года немецкий снайпер выследил Коваля, ранив его в левую руку. Была перебита кость. Как вспоминает Семён Фёдорович, руку, без всякого сомнения, он бы потерял, не окажись в полевом госпитале опытного хирурга — симпатичной женщины из Улан-Удэ. Она сделала почти невозможное — избежала ампутации. Рука покалечена, с перебитой костью, но своя — не протез.

Семён Коваль полгода лечился в различных госпиталях — Калуге, Свердловске и Иркутске. В Иркутске находился в эвакогоспитале, размещённом в здании ВТИ (ныне курорт «Ангара»). 23 июня 1943 года за ветераном приехала его мать — Фёкла Фёдоровна. Схватив руками сына в охапку, сначала молча, а затем навзрыд заплакала.

В родном доме отец Фёдор Дмитриевич, растроганный, долго держал сына в своих объятиях. Обнимали Семёна братья, сёстры, другие родственники. Заходили соседи. Вдовы при виде фронтовика голосили по своим погибшим мужьям...

Почти два месяца отдыхал Семён в родном доме. Чаще всего, как в детстве, отсыпался на сеновале, вдыхая запах душистой высохшей лесной травы. Днём загорал на чистом песке на берегу реки Иды. Хлюпался в её воде. После фронта, госпиталей жизнь в Тихоновке, в тишине, в окружении родных и близких, казалась для него раем...

Деятельный, он не мог долго быть без дела. Военкомат устроил его военруком в педучилище, а через год он поступает учиться на историко-филологический факультет Иркутского госуниверситета. Через пять лет оканчивает его с красным дипломом. В его жизни новая полоса — работа на кафедре отечественной истории Госуниверситета и активная научная деятельность. Читая студентам лекции по истории России, Семён Фёдорович написал и опубликовал в различных газетах и журналах 140 статей по отечественной истории. Свою дипломную работу «Декабрист В. Ф. Раевский» после её защиты углубил и опубликовал в журнале.

Доцент С. Ф. Коваль — автор монографии «Декабрист В. Ф. Раевский» и «За правду и волю». В первой из них на основе архивных материалов освещена деятельность одного из наиболее ярких представителей декабристского движения, во второй — история восстания польских политических ссыльных в Сибири.

В Иркутске С.Ф. Коваль известен как видный общественный деятель. Был у истоков образования областного общества советско-польской дружбы, являлся членом президиума областного общества охраны памятников истории и культуры и членом совета при Иркутском областном государственном архиве.

6 декабря 2005 года он умер, ушёл в небытие, в историю, которой он верно служил почти 60 лет.  Он прожил долгую, наверное, нелёгкую, но честную жизнь. Да будет память о нём светла.

 

Конец «кукушки»

Рассказ-быль

Юрий Дилис

Эта история произошла на Калининском фронте в ноябре  1941 года. Немецкие дивизии рвались к Москве, пытаясь обойти столицу с севера. Еще в октябре, в упорных жестоких боях советские войска оста­вили Калинин и Клин.

1.

В конце ноября, ночью выпал обильный снег, он засыпал окопы, блиндажи, дороги. Всё вокруг было необыкновенно бело и тихо. Казалось, что нет никакой войны. Но это только казалось.

Два разведчика в белых маскхалатах скользили на лыжах в сторону темнеющего леса. Капюшоны натянуты на каски, автоматы забинтованы, чтобы не выделялись на снегу. Легкий морозец пощипывал нос и щёки. Шли медленно, метрах в десяти друг от друга,   то и дело останавливаясь и прислушиваясь.

Старший, сержант Николай Сальков, был осторожен. Несмотря на молодость, он считался во взводе автоматчиков опытным, бывалым солдатом. Воевал еще в Финскую, тогда и получил первое боевое крещение, был ранен, лечился. И вот опять война.

Напарник Николая, рядовой Дмитрий Диев, намного моложе. Когда началась война, он, по призыву комсомола, в семнадцать лет добровольцем пришел в военкомат. Его направили на курсы обучения автоматному бою. В сентябре ему исполнилось восемнадцать, а в ноябре, после принятия присяги, Дмитрия направили на Калининский фронт, в 23-ю мотострелковую дивизию.

Сейчас разведчики шли на выполнение боевого задания: необходимо было найти и обезвредить вражеского снайпера - "кукушку".

2.

Полчаса назад, при подготовке к стрельбе в нише окопа, где располагался пулеметный расчет, была допущена роковая ошибка - очистив от снега пулеметное гнездо, рядовые Алексей Рыков и Иван Хорошилов, по приказу командира взвода заняли боевую позицию.

Ничто не предвещало беды. Прошло совсем немного времени как вдруг Рыков, охнув, ткнулся лицом в бруствер и соскользнул по земляной стенке на дно окопа. Каска, накрытая белым капюшоном, сползла с головы и обнажила маленькое отверстие над левой бровью. Из отверстия вытекала струйка крови.  Товарищи отнесли тело Алексея  в отдельную траншею.

Командир взвода приказал второму номеру Хорошилову занять позицию первого номера. Иван заколебался – а  вдруг и его так же убьют, как Лешку.

Но командир взвода, совсем юный младший лейтенант Амосов, только что окончивший пехотное училище, стоял на своем: «Выполнять приказ!»

На войне приказ командира – закон для подчиненного - Хорошилов занял место, освободившееся после Рыкова, заправил пулеметную ленту и посмотрел в прорезь прицела. Повернув влево, а потом вправо ствол «максима» определил угол обстрела.

Прошло не более пяти минут, как боец, тихо застонав, сполз на дно окопа. Выстрела  никто не услышал.

Товарищи бросились к Ивану, он был убит наповал… Каска сползла на лицо. Приподняли ее, и увидели над левым глазом маленькую дырочку и кровь сочится, точь-в-точь как у Рыкова.  

Стало ясно, что пулеметное гнездо блокировано вражеским снайпером и на левом фланге роты образовалась брешь, которой несомненно мог бы воспользоваться при атаке противник.

Понимая всю серьёзность обстановки, при возможной атаке немцев, комвзвода Амосов, еще не полностью сознавая причину гибели красноармейцев, приказал занять место у пулемета рядовому Диеву.

Приказ был явно поспешный и глупый, и Диев наотрез отказался его выполнять. Запахло военным трибуналом, которым пригрозил солдату младший лейтенант. Но здесь не выдержал и возмутился командир первого отделения сержант Николай Сальков:

-Стой, командир! Надо разобраться...

Немного подумав, он обратился к Амосову:

Товарищ младший лейтенант, разрешите проверить, откуда ведётся стрельба. Может, из леса слева? Так ведь и Диева убьют!..

Сержант Сальков военное дело понимал, его ценили и уважали за умную и смелую голову. Хотя и не все любили за неуступчивость. Он бывал резок, насмешлив, часто перечил и спорил. Но сейчас он точно был прав, и потому офицер дал разрешение попытаться обнаружить «кукушку».

Сержант долго водил биноклем, отыскивая место, где мог укрываться немецкий снайпер.          

Затем, сняв каску с убитого Хорошилова, Николай накинул на неё белый капюшон и надев её на черенок саперной лопатки, и поднял над бруст­вером, около пулемёта.

Красноармейцы притихли и стали ждать, чем  дело кончится.

Прошло несколько минут. И вот, наконец, каска дернулась, звякнув металлом, закачалась на черенке лопаты. А через несколько секунд со стороны леса донёсся едва слышный звук одинокого выстрела. Стало понятно, что «кукушка» ведет прицельный огонь и, что если бы на месте каски находилась голова Диева, ему пришлось бы отправиться на тот свет  следом за товарищами.

Сальков на мгновение выглянул из окопа и понял из-за чего погибли бойцы – очищенный от снега темный бруствер был отличным фоном, на котором четко выделялись головы в белых капюшонах. Солдаты быстро закидали снегом обнаженный бруствер.

-  Товарищ командир!  - обратился Сальков к Амосову - Разрешите нам с Диевым уничтожить эту фашистскую б...?!

Младший лейтенант теперь и сам осознал свою оплошность. Поражённый случившимся, он разрешил действовать.

3.

Ефрейтор пехотного гренадёрского батальона германских войск, снайпер Генрих Редер, устроил свое «гнездо» на ели с густыми разлапистыми ветками. Дерево росло почти на   окраине лесного массива и с него хорошо просматривалась передовая линия обороны русских.

Задание, которое он получил от ротного, лейтенанта Курта Мюллера, заключалось в том, чтобы подавить прицельным огнем   пулемётные огневые точки, которые окажутся на передней линии обороны русских. Готовилось наступление.

Через оптический прицел снайперской винтовки, Редер видел, как русские очищают от снега засыпанные окопы и выступающие ниши пулемётных гнезд. От ослепительного сияния снега было трудно различить  силуэты обороняющихся солдат,  одетых в белые маскхалаты.

Он даже подумал, что вряд ли ему удастся на этом белоснежном фоне поймать нужную мишень. Необходимо было терпеливо ждать.

За полгода войны против русских Генрих завоевал в батальоне репутацию опытного снайпера. На прикладе его винтовки можно было сосчитать семь зарубок – семь убитых русских солдат.

-Вот дураки! - подумал Редер -  в своём усердии очистить окопы от снега русские превзошли самоё себя! Они очистили даже бруствер, который тёмным горбом выделяется над окопом...

Теперь на этом фоне фигуры противников в белых маскхалатах стали отличной  мишенью. В крестовине оптического прицела Генрих отчетливо увидел белое пятно. Оно двигалось. Он нажал на курок и белое пятно исчезло. Достав нож, Генрих сделал на прикладе восьмую зарубку.

Прошло несколько минут и белое пятно появились вновь.
И все повторилось, как и в первый раз. Поймав в прицел новую мишень, Редер сделал второй выстрел и нанёс на приклад девятую зарубку.

-Теперь вряд ли русские будут так невнимательны,- рассуждал Генрих, - они поймут, что работает снайпер и, не осмелятся появиться у пулемета.

Перемещая прицел вдоль линии окопов, Редер не находил нужной цели. Но, неожиданно, на том же самом месте, где только что были поражены двое русских, появился третий, осторожно выглядывающий из окопа.

Такой глупости Редер никак не ожидал. Он прицелился и выстрелил.

- Есть! Ещё один русский …  тихо произнёс он и сделал десятую зарубку на прикладе. И с сожалением увидел, что темное пятно исчезло - русские исправили свою оплошность, закидав бруствер снегом.

Больше удобных целей обнаружить ему не удалось и снайпер решил подождать ещё немного, а затем сменить место дислокации на тот случай.

Прошло около получаса, Генрих решил спуститься с дерева.

4.

Преодолев заснеженное поле, Сальков и Диев вступили в самую опасную часть своего пути. До кромки леса оставалось не более пятидесяти метров. Здесь, где-то притаился враг, го­товый открыть огонь в любую секунду.              

Разведчики уже почти вошли в лес, как вдруг, неожиданно, еле слышно хрустнула ветка, и со стоящей впереди ели посыпался снег. Бойцы насторожившись, застыли на месте. Николай подал знак Дмитрию – обойти дерево справа, а сам двинулся влево.

Не успели разведчики сделать и десяти шагов, как с заснеженной ели спустился человек в серо-белом маскхалате. В руке он держал снайперскую винтовку. По всему было видно, что немец не ожидал появления русских.  

-Фриц! - пронеслось в голове Дмитрия, - «кукушка»!

Немец хотел было взять лыжи, воткнутые в снег рядом с елью, потянулся за ними и замер... Он увидел русского солдата в белом маскхалате, который приближался к нему, держа наготове автомат.

Встреча произошла настолько неожиданно, что противники оцепенели, они стояли и смотрели, изучая друг друга. Было очевидно, что  впервые так близко ни одному из них еще не приходилось встречаться с врагом.

У Дмитрия по спине пробежал лёгкий холодок, и лихорадочно забилось сердце. Держа автомат наготове, он подумал:

- Почему фриц не стреляет? Ведь в руках у него винтовка…
Но и сам выстрелить не мог — он видел перед собой ровесника, юношу. Вид у немца был растерянный.

Однако и Редер интуитивно понимал, что, если он вскинет винтовку, то выстрелить не успеет. Противник опередит его и даст очередь. Тогда конец.

Немец и русский стояли и смотрели в глаза друг другу, никто не решался сделать движение первым.

Лишь мгновение длилось это противостояние, но обоим казалось, что прошла целая вечность.

Короткая автоматная очередь слева вывела Дмитрия из оцепенения. Это Сальков, увидев, что Диев колеблется и не решается стрелять, почти не целясь, с живота, дал очередь из автомата по фашисту.

Немец опустился на колени, выронил винтовку и упав лицом в снег, замер.

Подъехав к Диеву, Сальков спросил:

- Ты почему не стрелял?

- Не мог!

- Фриц же мог убить тебя!

- Мог!

- Чего же ты медлил?

- Не знаю!

- Эх, Диев, Диев!.. Этот гад Ивана и Лёшку уложил, а ты его пожалел?!..

Сальков перевернул тело ефрейтора на спину. В глазах убитого отражалось небо и тёмный пик ели. Николай нагнулся и достал из нагрудного кармана снайпера армейскую книжку.   Перелистнув её,  сказал Дмитрию:

- Вот и конец «кукушке»! Смотри, Диев, ему столько же лет, сколько и тебе. Тоже с двадцать третьего года…!

Подняв винтовку немца, Сальков произнес:

- А десятая зарубка у него ложная!... На войне, если ты не убьёшь врага, он убьёт тебя!

Засыпав снегом тело фашиста, красноармейцы заскользили к своим окопам.

А позже за ликвидацию немецкого снайпера Николай Сальков был награжден медалью "За отвагу"...

 

Мой батя и «катюша»

Н. И. Тюрин

И.Я. Тюрин с мамой

Мой отец Тюрин Иван Яковлевич родом с Поволжья. Родился в 1916 г. в многодетной крестьянской семье, в селе Вольная Солянка, Кинель-Черкасский район, Куйбышевская область. В 30-е годы семью Тюриных, где было 5 детей, пришли ночью раскулачивать и увели со двора лошадь. Иван был отчаянным парнем, дал в морду председателю комбеда, который их раскулачивал, и тут же ушёл из села,  уехал на Дальний Восток.

В 1937 году отец был призван в Красную армию. Проходил службу в 16 отдельном батальоне ст. Батарейная. Там остался на сверхсрочную службу и познакомился с моей будущей мамой — Титовой Анисьей Ивановной, родом из д. Малая Еланка. Расписались они 26 августа 1941 года, когда уже 2 месяца шла война. Отца отправили на формирование под Читу. А в январе 1942 года родился я и увидел своего отца только летом 1946 года. Мама получила от отца известие, что их готовят к отправке на фронт. Надеялась увидеться с ним. Оставила меня своей сестре и побежала на ст. Горка. Там ожидали и другие женщины. Но воинский эшелон проследовал, не останавливаясь.

На Западный фронт отец прибыл в октябре 1942 года. Стал командиром орудия отдельного истребительного противотанкового артдивизиона 97-й стрелковой дивизии. По его рассказу, дивизию прямо «с колёс» бросили в бой. Немы не оставляли попыток прорваться к Москве, оказывали ожесточённое сопротивление. Отец, конечно, не знал, что в районе Тулы и Смоленска советским командованием проводится ряд наступательных операций, чтобы сковать резервы врага, предотвратив их переброску к Сталинграду. Поэтому обе стороны несли огромные потери. В боях за освобождение г. Малоярославец 15 декабря 1942 года получил тяжёлое ранение в область бедра.

В январе 1943 г. его направляют на учёбу в Тамбовское артиллерийско-техническое училище. Готовят курсантов основательно по всем видам артвооружения как Красной армии, так и немецкой. И конечно, освоение реактивных установок — катюш, на которых отцу и пришлось воевать. В сохранившихся конспектах отца эта грозная техника из-за секретности нигде не упоминается. Сохранилась лишь запись в блокнотике. О серьёзности подготовки говорит тот факт, что учёба включала около 20 дисциплин и заняла почти 2 года — с января 1943 года по ноябрь 1944 года, когда наши войска вели бои на территории Польши, Венгрии и Югославии.

В должности техника-лейтенанта 2 дивизиона реактивных установок 49-й тяжёлой мехбригады 4-й артиллерийской дивизии РГК 1 Украинского фронта отец сразу попал в тяжёлые кровопролитные бои на Сандомирском плацдарме (это южнее Варшавы) на пересечении р. Одер, которая в свою очередь является притоком р. Висла. Как известно, осенью 1944 года войска 3-х фронтов на берлинском направлении вынуждены были перейти к обороне. По воспоминаниям отца, немцы контратаковали большими силами, сосредотачивая на узких участках сотни танков. Были критические моменты, когда катюши били по танкам и по пехоте прямой наводкой. В обычных условиях катюши работали по площадям на глубину до 8 километров. Реактивная установка  БМ-13 имела 16 направляющих жёлобов: по 8 сверху и снизу. Вес каждого снаряда 42,5 килограмма. Снаряд имел длину почти 1,5 м. Это какие же физически сильные люди должны были быть в боевых расчётах! Отец, кстати, был крепко сбитым, физически развитым парнем. На изготовку катюш в боевое положение отводилось 2—3 минуты. Залп дивизиона Катюш был настоящим адом для немцев, выжившие, по рассказам отца, сходили с ума.

Отец непосредственно отвечал за пополнение дивизиона боеприпасами и огневую подготовку. Доставлять боеприпасы нередко приходилось под огнём, кругом можно было наткнуться на недобитые вражеские части. Дивизионы катюш вели огонь на направлениях главного удара, и поэтому им придавались для охранения пехотные части. Был приказ: в случае выхода из строя реактивной установки или угрозы её окружения техника должна быть уничтожена. Неисполнение каралось строго, вплоть до расстрела. Но такие случаи были. Дело в том, что немцы охотились за этим секретным оружием, каким являлась знаменитая катюша. Отец вспоминал, что после огневого залпа они незамедлительно покидали позицию, так как сразу налетали немецкие штурмовики.

Однажды, уже на территории Восточной Силезии, немецкая пехота и танки прорвали оборону в полосе наших войск, где находился дивизион отца, и взяли в кольцо одну или две установки.  Лейтенанту Тюрину было приказано с приданой ротой пехоты отбить у немцев установки. Бой проходил ночью при ожесточённом сопротивлении противника. Недавно, знакомясь с личным делом отца, прочитал боевую характеристику, данную на него командиром 2 дивизиона для представления к награде. Там сказано: «В бою на огневых позициях дивизиона в районе населённого пункта Хеннесдорф 4 раза поднимал бойцов и ходил с ними в контратаку против превосходящего численностью атакующего противника». В итоге установки были отбиты.

Иван Яковлевич Тюрин

Боевой путь отца отмечен семью благодарностями Верховного Главнокомандующего. Читаю пожелтевшие документы того времени с профилем Сталина. За прорыв сильно укреплённой обороны противника в районе западнее Сминдомира, за форсирование рек Висла и Одер и занятие городов Люблен, Котбус, Лукенвальде, прорыв сильно укреплённой и глубоко эшелонированной обороны немцев на реке Нейсе, а также за то, что ворвались с юга в столицу Германии — Берлин. Левое крыло наступающих войск маршала Конева было развёрнуто для разгрома остатков южной группировки немцев.

В конце апреля 1945 г. воины 49 артбригады отличились при освобождении г. Дрезден, за что бригада была удостоена наименования Дрезденская. Затем бригада проделала стремительный марш на помощь восставшей Праге. Там моего отца и застало известие об окончании войны. Символично, что Прага была освобождена 9 мая, а Берлин капитулировал 2 мая. За проявленную воинскую доблесть гвардии старший техник, лейтенант Тюрин И. Я., был награждён двумя орденами Красной Звезды, медалями «За взятие Берлина», «За освобождение Праги», «За победу над Германией», «За боевые заслуги». В тяжёлых боях на территории Польши, Германии и Чехословакии отец потерял многих боевых товарищей, но сам, что удивительно, имел только лёгкое сквозное пулевое ранение в руку. Однако война его догнала в 1954 году.

Ещё год отец проходил службу в Венгрии, а в марте 1946 года сопровождал эшелон с демобилизованными фронтовиками первых призывов на Родину. Местом временной дислокации 49-й тяжёлой бригады стал г. Дербент (Дагестан). Туда отец вскоре перевёз маму и меня. С фронта он привёз отрез тёмно-зелёного генеральского сукна (с него мама пошила мне костюм), бритву из крупповской стали и дамский пистолет «Вальтер». Бывало, после выпивки отец  брал пистолет и грозился всех тыловых шкур перестрелять. А такие были — при высоких должностях и званиях. Уже потом на Сахалине мама упросила фронтового друга отца — старшину Николая, и тот разбил пистолет вдребезги в кузнице.

А дальше военная судьба забросила нас на Южный Сахалин в г. Корсаков, там он проходил службу в 99-м миномётном Полоцком полку. Офицерские семьи жили где попало, чаще в брошенных домах. Мне было 6 лет и я уже стал осознавать войну как реальность. Шестилетним мальчишкой я видел вблизи грозные катюши, они стояли на колодках, как на параде, выкрашенные в зелёную краску, со следами минувших боёв.

Передние стёкла закрыты стальными листами, реактивные установки были на базе американских студебекеров. Видел в артмастерской отца снаряды, более мощные, чем на БМ-13, — под 2 метра. На всю жизнь запомнились офицеры-фронтовики. Это была какая-то особая порода людей, опалённых войной и видевших столько смертей. У меня сохранилась фотография офицерского состава миномётного полка, где почти каждый имел на груди боевые награды. Уже много позже, в 1967 году, когда служил в Казахстане, в нашем полку связи было только 2 фронтовика: командир части и старшина-сверхсрочник, который имел медали Солдатской Славы 3-х степеней. На войне он был пулемётчиком.

Кругом были следы пребывания японской военщины, которые, как известно, до 1945 года оккупировали южную часть Сахалина. С такими же мальчишками ходил на кладбище сбитых самолётов, в основном японских. Но особый интерес у нас вызывали разбросанные в лесу патронные ленты с крупнокалиберных пулемётов. Видимо, когда сбитый самолёт рассыпался в воздухе, боеприпас падал на землю. Сбивали камнем гильзу, высыпали порох дорожкой и поджигали...

Но однажды летом случилась трагедия. Я уже учился в 3 классе средней школы Южно-Сахалинска. Школа стояла на возвышенности, а ниже было небольшое озерцо. Так вот, купаясь, подростки обнаружили на дне ящики с боеприпасами, оставленные японцами. Ящики были с противотанковыми и пехотными минами, патронами. Никого из взрослых рядом не оказалось. Сложили эти ящики в кучу и устроили костёр. Сами, а их было человек 20, уселись недалеко наблюдать. Когда начали первыми рваться патроны, а затем мины,  пацаны кинулись разбегаться. И тут их накрыло осколками в радиусе 200 метров. Помню, тогда погиб сын директора школы.

И ещё из детских воспоминаний. Южная оконечность Сахалина — ближе к субтропикам, зимы тёплые и очень снежные. За ночь может навалить снега по самую крышу. Бураны такие, что солдаты ходили из казармы в столовую по верёвке. Сейчас слушать смешно, когда радио и телевидением Южно-Сахалинская зима преподносится как стихийное бедствие. Обычное явление для тех мест, как и суровые морозы для Сибири.

В 1954 году отец проходил службу в Приморье на ст. Партизан, там был артиллерийский склад. Я учился в 5 классе в г. Ворошилов  (ныне Уссурийск), детей за 20 км возили в город на автобусе. Хорошо помню, что в школе было много малолетней шпаны, безотцовщины. Они ненавидели офицерских детей, устраивали нам тёмную. Однажды не перемене один из них втихаря через свой карман пырнул меня перочинным ножом в ягодицу. Штанина была вся в крови. Директор школы быстро вычислил негодяя  и выгнал.

В 1954 году отец почувствовал сильные боли в левом боку. Заключение военно-врачебной комиссии было неутешительно: гидронефроз левой почки, что является следствием пребывания на фронте. Почку удалили, и отец был признан негодным для несения военной службы. Уволен в запас 19 ноября 1954 года. В семье нас было уже трое: мне 12 лет, брату Юре — 6, сестре Наташе — 2 года.

Вернулись в Иркутск в 1956 году. Несмотря на серьёзные осложнения со здоровьем (ему удалили и лёгкое), он трудился до тех пор, пока не поставил всех нас на ноги.  Работал много лет заместителем начальника ВОХР одного из воинских складов, машинистом на компрессорной станции. Мы все получили образование, обзавелись семьями. У меня сейчас четверо внуков. В 1970 году отец получил квартиру в Ново-Ленино. А умер в областной больнице 24 апреля 1975 года в возрасте 58 лет, не дожив до 30-летия Победы 2 недели. Назадолго он послал запрос в Воронежскую газету «Коммуна» с просьбой разыскать фронтовых друзей Семёна Пошвина и Михаила Шишлова. Письмо пришло от Михаила Шишлова, но отца уже не было в живых.

 

Мои фронтовые дороги

Лев Владимирович Шукевич

Я родился 14 июля 1925 г. В 1942 году окончил 8 классов. Летом 1942 г. ребят, достигших  17 лет, призвали в Красную Армию. Но перед этим нас, школьников, направили на Всеобуч – сборы по подготовке ребят в Армию. Всеобуч располагался там, где сейчас находится Вечный огонь, а до этого там был детский парк.

За два месяца мы научились владеть оружием – нас учили штыковому бою. После всеобуча я и мой двоюродный брат, Борис Константинович Дьячков, работали грузчиками в подсобном хозяйстве г. Иркутска.

В ноябре мы пошли в школу. Я – в 9-й класс, Борис – в 10-й школы № 8 предместья Рабочее. Проучились меньше месяца, и ребят-школьников призвали в Красную Армию. В это время шли ожесточенные бои в Сталинграде. Вернулся, раненный под Сталинградом, мой второй двоюродный брат Иван Петрович Дьячков. (Он умер в феврале 2010 г.).

На конец декабря 1942 года набралось около двух тысяч призывников со всей Иркутской области.  Всех собрали в военкоме, потом погрузили в товарные вагоны. Куда нас отправляли, никто не знал. Все зависело от обстановки под Сталинградом. Если бы Красная Армия не отстояла Сталинград, пришлось бы защищать восток страны от вторжения Японии.

Но Сталинград отстояли, и было объявлено о том, что Япония отказывается от планов по нападению на СССР. И в начале января 1943 года, после десятидневного ожидания, эшелон направили в Монголию.

В Монголии стояло всего две дивизии Красной Армии – в Улан-Цирике и Саиншанде. Нас привезли в Улан-Цирик в 36 дивизию. Это была полностью укомплектованная дивизия: 3 артиллерийских полка, 3 пехотных полка и мелкие подразделения. Я, как и все бывшие ученики школы № 8, попал в 175 артиллерийский полк, состоявший из трех дивизионов. В составе каждого дивизиона были две пушечных батареи калибра 76 мм. И одна батарея гаубичная калибра 122 мм.

Меня и брата Бориса определили в вычислители. Батарея состояла из трех взводов: двух огневых и взвода управления. Взвод управления батареей состоял из трёх человек вычислителей, четырёх разведчиков, двух радистов и шестерых связистов.

В апреле в полк пришел приказ – направить в училище для подготовки офицерского состава рядовых с образованием в 10 классов. Девятиклассников  зачислили в полковую группу для подготовки вычислителей для батарей и дивизионов.

Расположение дивизия было окружено противотанковым рвом и блиндажами. Против нас стояла 1-я Квантунская армия японцев,насчитывавшая миллион вооруженных солдат и офицеров. Ожидать можно было любого поворота событий. Но Япония так и не осмелилась на нас напасть.

И вот наступил  9 мая. Закончилась война на Западе. Вернулся с фронта мой отец, Владимир Иванович Шукевич. Воевал он сначала минометчиком, затем зенитчиком. Я спросил у отца, сколько он сбил самолетов, и он сказал, что не менее двух.

Брат Борис Дьячков окончил Сретенское пехотное училище. Ему присвоили звание лейтенанта. На фронте он командовал ротой. В 1944 году его ранил немецкий снайпер, и он был демобилизован из армии. Умер в 2001 г.

С фашистами покончили, а вот с японцами пришлось воевать уже мне.

В начале августа 36-я дивизия была поднята по тревоге и направлена в Китай, который был оккупирован Японией.

Дивизия шла через Большой  Хинган. Это были труднопроходимые горы, японцы не могли предположить, что мы пойдем через них. Пушки и гаубицы тащили везли американские «студебекеры». Снаряды везли на наших машинах ЗИС-5. Взвод управления батареей ехал на советской «полуторке».

Подниматься на Хинган было не очень тяжело, но спуск был очень опасный. Дорога, если ее так можно было назвать, была крутой и скользкой от дождя, справа скала, слева  - пропасть. Чтобы машина с орудием не свалилась, под колеса пушки ставились тормозные колодки. Наш взвод управления за лямки сдерживал и орудие, и машину. Дверцы кабины  были открыты, чтобы водитель мог выскочить, если машина поползет вниз. Но все обошлось, и мы перевалили через Хинган, и оказались там, где враг нас не ждал.

2 сентября 1945 г. наш полк участвовал в освобождении крупного города Таонань. В этот день Япония капитулировала, и Китай был освобожден от японских захватчиков. Надо сказать, что китайское население встречало Красную Армию с радостью, мальчишки угощали нас сахарным тростником.

Наступило мирное время. В 1946 году наша дивизия переехала под Читу, в Песчанку, где, якобы служил Л.И. Брежнев, но мы тогда этого не знали.

В 1946 г. была демобилизация войск Красной Армии. В нашем полку демобилизовали весь рядовой состав. Офицерский и сержантский состав (я воевал сержантом) оставили служить дальше. Таким образом, мне пришлось прослужить 7 лет и 2 месяца.

В 1948 г. министр обороны СССР Р.Я. Малиновский проверял Читинский округ, в том числе и артиллерийские полки. 175 полк проверяли под  Читой в Атамановке. Стрельбу вели по двум макетам. Командир полка майор Иванов цель поразить не смог и был отправлен в пехоту. Малиновский приказал стрелять командиру дивизиона подполковнику Мензуренко, который поразил обе цели всего четырьмя снарядами. Я достал артпланшет и положил его на бруствер, чтобы стреляющему было видно, куда стрелять. В результате маршал приказал объявить благодарность подполковнику Мензуренко, а мне за оказанную помощь и чётко рассчитанный план объектов на планшете от его имени сделать подарок. Мне подарили немецкий аккордеон.

Демобилизовался я в марте 1950 г., окончил, школу, потом Горно-металлургический институт (теперь ИрГТУ), работал на завод им. Куйбышева, позже в проектном институте Сибгипробум.

В 1964 г. я был назначен главным инженером проектов объектов целлюлозно-бумажной промышленности. Основным моим объектом был Селенгинский ЦКК. С 1980 по 1985 гг. Сибгипробум разрабатывал проект замкнутого водооборота Селенгинского ЦКК.

Мне приходилось каждый год по нескольку раз летать в Москву, чтобы отстаивать и защищать в Министерстве и Госстрое СССР пусковые комплексы. Стоимость замкнутого водооборота была около 40 млн. руб. В то время это были большие деньги, и государство выделяло их только под защищенный и обоснованный проект. Но следует отметить, что Селенгинский ЦКК выпускал тарный небелёный картон и использовал любую древесину. Сейчас Селенгинский ЦКК работает по замкнутому водообороту и не сбрасывает стоки  в реку Селенгу.

Сейчас я на пенсии, мой трудовой стаж — 55 лет. У меня двое детей и трое внуков.  Но память о той войне живет во мне до сих пор.

 

На всю оставшуюся жизнь

Галина Маркина

Можно сказать, детства у меня не было. В школе я училась всего шесть лет. Ушёл из семьи отец, и мне пришлось сидеть с маленькой сестрой. Ну а потом - потом была война…

Вспоминает Людмила Семёновна Данилова.

- Жили мы в городе Ярцево Смоленской области. В1942 году я была эвакуирована в Семипалатинск. Оттуда и пошла на фронт добровольцем. Выучилась на связиста, освоила рацию. Работала «на ключе» - принимала и передавала 50-60 знаков в минуту.  Попала я в стрелковый батальон  связистом. Связист - это катушка за спиной, телефонный аппарат сбоку и – вперёд! За бои на плацдарме у Вислы меня наградили медалью «За отвагу».

Людмила Семёновна с благодарностью вспоминает  тех, кто служил вместе с ней. Мужчины берегли девчонку, помогали, чем могли. Здесь случилась и первая любовь. Окрепнуть и расцвести ей не судьба была: Владимир погиб в августе 1944 г. во время артобстрела. Воевала Людмила на 1-ом Белорусском фронте, в составе Армии генерала Чуйкова.

- Обычное дело – обрыв связи. Под артобстрелом бреду по полю, держу в руке провод. Он весь из кусков скрученный. Нужна связь - значит, будет связь. Как я обрадовалась, когда навстречу мне вышел связист соседней роты: метров тридцать и оставалось всего до них дойти, но под обстрелом любой метр может стать последним.  Помню: у Вислы мы трое суток сидели в окопе. У меня окопчик низенький, голова торчит, сижу скрючившись. Начался артналёт. Рядом окоп командира батальона, он глубокий – я и метнулась туда. Оттуда – крик: «На место!» Я испугалась, прыгнула в свой окопчик. Тут их окоп и накрыло. Получилось – комбат меня спас.
Всем письма приходили на фронт, а мне – нет. Родные были «под немцем», в оккупации. Отец меня искал, он тоже был на фронте, но ему отвечали, что «в списках убитых и без вести пропавших меня нет». С мамой и братом я встретилась уже после войны – нашла их через тётю.

Нелегко было женщине на войне. На передовую Людмила попала, отвергнув притязания фронтового начальства. Из роты связи при штабе – прямо в пекло. Девичья гордость помешала и заслуженную награду получить. Была представлена к ордену Славы, но «боевой» офицер сказал: «Хватит с неё и медали «За отвагу». Это было бы  обидно и горько, но тогда было не до обид. Судьба её берегла от худшего: лишь две лёгкие контузии за два года войны.

- Самое тяжёлое для меня были марши – 45 километров в сутки. Шли по ночам. Наша часть в Берлин не попала: мы прошли северо-западнее, по автобану Берлин - Гамбург. В городке Нойштадт меня и демобилизовали. Жили мы на фронте одним днём: живы остались – и хорошо! Мечтали, конечно, как будем жить после войны. Не все мечты сбылись.

Жизнь после войны оказалась нелёгкой.  Демобилизовавшись, Людмила отправилась во Львов. Но мягкий климат города не подошёл ей, и девушка поехала в суровую Сибирь. Здесь болезни прошли, не до них было. Шесть классов образования не дали ей продолжить учёбу, хотя для  фронтовиков и были льготы при поступлении в институты. Людмила стала разнорабочей на строительстве железной дороги до Слюдянки, строила дорогу Мусковит-Луговка-Чуя.

После войны я работала без отпусков до 1962 года. Нужно было растить сына и дочку. Жили трудно. Отдыхала за книгами, всегда любила читать – это моё самое большое увлечение.

В маленькой квартирке Людмилы Семёновны стеллажи заполнены книгами, их более полутора тысяч.

- Никогда не могла лишнего рубля на себя потратить, а сейчас вот и есть деньги, а сижу дома – ноги подводят. Дочка приходит, квартиру убирает, готовит, но ей тоже некогда: там моя правнучка растёт, надо помогать. Так что весь день я одна. Подруга вот навещает.  Аида хоть меня и моложе, но нам с ней интересно. Недавно звонили из школы №72, предлагали ребят прислать. А чем они мне помогут? Хотя, может, что-нибудь и придумаем вместе.

Угнетает Людмилу Семёновну несправедливость. Вскоре после войны украли у неё чемодан, в котором были все награды, в том числе и  медаль «За отвагу». Эта медаль давала ей право на получение Ордена Отечественной войны, но ей в этом отказали, несмотря на то, что Главное управление кадров Министерства обороны СССР прислало подтверждение о награждении медалью.  Нет, не льгот хочет ветеран Данилова. Хочет она справедливости и уважения. С экрана телевизора  много говорят о внимании к фронтовикам, о том, что нужно дойти до каждого, но часто словами-то всё и заканчивается.

- Меня вот поздравляет администрация Музея «Тальцы», где я работала в последние годы. Спасибо им за это. Приятно, что помнят. А вот городская и областная власть как-то забыли.

В квартире Даниловой царит полумрак: окно небольшой комнаты упирается в глухую стену. Человеку, который почти не выходит из дома, такой вид бодрости не прибавляет. Дому уже больше полутора сотен лет. Нет ванны, нет душа.

- Мне предлагали квартиру в микрорайоне Юбилейный, рядом с госпиталем для ветеранов, но там я совсем буду отрезана от мира. Остановка далеко, мне и с чужой помощью не дойти. Хотелось бы, конечно, пожить в хорошем доме, но уже как-то и страшно сниматься с места: одних книг столько нужно перевезти!

Людмила Семёновна закуривает папиросу. С войны она курит только «Беломор». Она не любит говорить о войне. Вот и подруге, которая позвонила в редакцию газеты «Мои года», досталось за самоуправство: никого ветеран Данилова не хочет беспокоить и просить.

- Вы насчёт ордена всё же разузнайте, - говорит мне на прощанье Аида Михайловна, - Людмила Семёновна переживает, что так получилось. Два года провоевала, совсем ещё девчонкой. Столько пережила, и всё в себе носит до сих пор.

 

Награды —  лучшим

Галина Маркина

Подведены итоги смотра первичных ветеранских организаций, посвящённого 65-летию Победы в Великой Отечественной войне.

Пять ветеранских организаций были признаны лучшими:

Город Братск, микрорайоны № 21,22, 27
Город Черемхово, школа №3
«Уковская» Нижнеудинского МО
«Берегиня Холмогоя»Заларинского МО
Локомотивного депо станции Тайшет

Эти организации были награждены грамотами и ценными подарками, а их председатели — денежными премиями.
За активное участие в смотре были отмечены ещё 18 ветеранских организаций. В Иркутске лучшими стали ВО № 9 из Октябрьского округа и № 13 — из Свердловского, а также ветеранская организация Иркутского авиазавода. Активные пожилые люди есть во многих посёлках и городах нашей области. Новое веяние — организация «Дети Великой Отечественной», она создана в Жигаловском районе. Ею руководит Юрий Филиппович Бабенцов.

Светлана Дмитриевна Овчинникова из села Мамоны поделилась с товарищами по ветеранскому движению добрыми вестями. Их организации удалось сделать многое.  Как правило, так получается, если ветераны работают в хорошем контакте с местными властями. В организации  400 человек. В посёлке установили памятник фронтовикам, погибшим в боях. Сделали реконструкцию Дома культуры — по инициативе ветеранов.  При ДК работают два ансамбля. Их успех во многом определяет  баянист Л. В. Борцова. Светлана Дмитриевна вручила руководителям Областного совета хорошо изданный альбом с фотографиями и рассказами о своих односельчанах-фронтовиках.  Опыт готовы перенять и в других ветеранских организациях — были бы деньги. Праздник есть праздник, поэтому о проблемах говорили в основном в кулуарах. Большинство организаций не имеет средств для самого необходимого. Ведь даже цветок и поздравительная открытка стоят денег, а так хочется прийти в гости к юбилярам с подарками. Тепло и участие, доброе слово — вот то, чем располагают организации на местах, особенно это касается отдалённых и депрессивных районов.

Организацию ветеранов Центральной районной больницы п. Качуг представляла Тамара Васильевна Герасимчук. Четверть населения района — ветераны и пенсионеры, 69 участников войны. Организация борется за сохранение участковых больниц, которые по совместительству являются сельскими домами престарелых и домами ребёнка. «Несмотря на трудности, мы полны сил и энергии, нам и кризис нипочём», — заверила Тамара Васильевна.

У каждой организации — своё направление, свои удачи и находки. Поэтому встреча в Иркутске — это и обмен опытом. Уже давно не работает в Тулуне стекольный завод, но живы ветераны, работает организация, в которой 1300 человек! Ветераны занимаются с детьми, к празднику подготовили масштабную композицию, в которой участвуют 90 школьников. Эльвира Николаевна Собко вручила видеозапись руководителю Областного совета ветеранов Валерию Игнатову. Про любимые Березняки, что в Нижнеилимском районе, спела Галина Иннокентьевна Войтенко. Она влюблена в свой посёлок на берегу водохранилища, но горюет о судьбе илимских деревень, которые никому не нужны. Люди пытаются поддерживать друг друга, поздравляют с юбилеями, оказывают ветеранам посильную помощь. «Оценка нашего труда придала силы для дальнейшей работы», — сказали ветераны на встрече в Областном совете ветеранов труда.

Связь времён

В актовом зале Областного совета ветеранов состоялась ещё одна встреча. Поздравить ветеранов и вручить им подарки пришли руководители местных отделений  операторов мобильной связи, а также представитель министерства жилищной политики, энергетики, транспорта и связи Иркутской области Татьяна Тарасова.

Уже несколько лет Областной совет ветеранов сотрудничает с компаниями, которые предоставляют услуги мобильной связи: это ЗАО «Байкалвестком», ОАО «Мегафон», Иркутский филиал ОАО «Вымпелком» («Билайн»), филиал ОАО «МТС». Компании работают в условиях конкуренции, но акция «Дойти до глубинки» объединила их в желании сделать доброе дело, облегчить жизнь бывших фронтовиков, живущих на периферии.  Руководитель «Мегафона» Александр Сгребный лично поздравил ветеранов, которые собрались по такому радостному поводу, и вручил им мобильные телефоны и букеты гвоздик. Иркутянин Николай Петрович Стуканов  от имени ветеранов сказал, что каждый фронтовик знает, как важна хорошая связь. Он поблагодарил молодых предпринимателей за внимание и пожелал фронтовикам отпраздновать следующую круглую дату — 70-летие Победы. Сам Николай Петрович воевал на Востоке, после войны закончил историко-филологический факультет ИГУ. В последние годы участвовал в подготовке книг о ветеранах Великой Отечественной: «Они ковали Победу» и «Сибиряки у стен Сталинграда». Ветерана очень обрадовал подарок — мобильный телефон. Из посёлка Марково Иркутского района приехала Анна Филипповна Волкова, вдова ветерана ВОВ. Компания «Байкалвестком» вручила ей сим-карту с тарифом «Семья», включающим 100 бесплатных минут. До Дня Победы ветераны смогут бесплатно звонить по мобильным телефонам в другие российские города.  Всего будут вручены 50 телефонов и 100 сим-карт. Те, кто не смог приехать за подарками, получат их по месту жительства. В совете ветеранов сказали, что эта акция не завершится и после Дня Победы.

Песни победы

А в ДК Гагарина состоялся заключительный концерт областного смотра творческих коллективов «Не стареют душой ветераны», посвящённого 65-летию Победы в Великой Отечественной войне.

Концерт стал итогом большой работы. В смотре приняли участие 340 клубов со всей Иркутской области, это  около 7400 человек. С возрастом люди не утрачивают желание проявлять свои творческие способности. Очень многие любят петь. Поэтому так популярны хоры. Ведь они не только позволяют заниматься любимым делом, но и общаться, что особенно важно для пожилых людей. Одиннадцать хоров были признаны лучшими и приглашены для участия в заключительном концерте. Черемхово, Ангарск, Качуг, Нижнеудинск, Усолье-Сибирское, село Большежилкино Усольского района, посёлок Невон Усть-Илимского района, Зима и Еланцы — нет, не перечислить всех участников этого праздника.

А открыл его Николай Петрович Казаковцев, боевой путь которого пролёг от Сталинграда до Кёнигсберга. Ветерана зрители встретили самыми горячими аплодисментами — таким он был бодрым и приподнято-торжественным. От имени правительства Иркутской области участников поздравила Ольга Стасюлевич, заместитель министра культуры и архивов.

20 клубных объединений области признаны лучшими.

В начале концертной программы прозвучала песня «Победа» в исполнении хора «Красная гвоздика» из Ангарска.

На сцене — хор ветеранов авиазавода «Родник». Он создан около четырёх лет назад. Им руководит Нина Владимировна Мищенко — ей уже 86 лет!  Этот хор даёт и сольные концерты, в зале филармонии артисты пели два часа, радуя зрителей слаженным исполнением и разнообразным репертуаром. Хор из г. Шелехов так задорно спел популярную «Кадриль», что ожидающие за кулисами своего выхода на сцену артисты начали подтанцовывать. Если ветераны пели в составе хоров, то молодёжь предпочитала соло или дуэты. Братья-близнецы  Павел и Роман Бикташевы из Нижнеудинска — тоже лауреаты конкурса патриотической песни. Они очень понравились зрителям, как и молодая солистка из Черемхова Юлия Соловьёва.  Прекрасно прозвучал и дуэт — Светлана Рычкова и Татьяна Рудых из посёлка Качуг. Песня «Никто не забыт» вызвала слёзы на глазах ветеранов.

Приятным сюрпризом стало выступление физкультурно-оздоровительной группы «Движение» из Иркутска. Была исполнена композиция «Катюша» — на темы песен о войне. Коллектив подготовил её специально к юбилею Победы. Некоторым участницам уже за семьдесят, но в это трудно поверить: так легко и непринуждённо они танцуют, крутят обручи, работают с лентами. А ведь некоторое время назад многие из них и подумать не могли, что когда-нибудь  шагнут на сцену. Солистка и лидер группы – Любовь Максимовна Ильговская. Она руководит коллективом уже около семи лет. К сожалению, этот опыт пока остаётся эксклюзивным – таких групп немного. А ведь движение – это как раз то, чего не хватает людям старшего поколения. Широкому распространению такого опыта мешает отсутствие подготовленных руководителей, нет специальных программ, нет и спортивных площадок для тренировок. Платные фитнес-центры пенсионерам не по карману, а насыщенная программа тренировок – не по силам. Хорошо бы, чтобы это направление прижилось, стало частью работы советов  ветеранов, получило и материальную поддержку. Кстати, на периферии спортивное движение более развито, чем в областном центре, и это трудно понять, учитывая насыщенность города спортивными залами. В Иркутске живёт много ветеранов спорта, которых тоже можно подключить к работе с пенсионерами.

Концерт завершился, победители получили грамоты и подарки. Добавим, что смотр был организован Министерством культуры и архивов Иркутской области, Областным центром народного творчества и досуга и Областным советом ветеранов войны, труда, Вооружённых сил и правоохранительных органов.

 

 

Над Курской дугой

Н. Г. Шпанская,
член Совета ветеранов № 9 Свердловского округа г.Иркутска

Андрей Заболоцкий поступил в лётную школу в 18 лет. Это было 1940 году. Теоретическую часть курсанты проходили в Иркутске, а практическую – в Усть-Орде.

В 1941 году после окончания лётной школы он был направлен в пос. Бердск, что в 30 км. от Новосибирска.

В 1942 году Андрей Евдокимович Заболоцкий был направлен на Орловско-Курскую дугу во 2-й Смоленский штурмовой корпус – штурманом самолёта. А вскоре  в одном из боёв он сбил немецкий самолёт Фокке-Вульф-190.

Дело было так. В одном из воздушных боёв  Фокке-Вульф подлетел, чтобы атаковать Ил-2, в котором находились пилот Сучков и штурман Заболоцкий, но не успел, так как Андрей  первым нажал на гашетку пулемёта. Вражеский истребитель сорвался вниз и взорвался. Но и Заболоцкий был ранен.

В 1943 году в жестоких, кровопролитных боях большие потери несли и русские, и немцы. В   одном из боёв на Орловско-Курской Дуге Андрей был вторично тяжело ранен, получил контузию.

Произошло это было так: в небе кружили наши Ил-2 и вражеские Фокке-Вульфы. Немецкий истребитель из пулемёта попал в самолет Заболоцкого, машина стала стремительно  снижаться. Посадка была жёсткой, но самолет, к счастью, не загорелся, однако у него отлетели оба крыла и он рассыпался на части. Штурман Заболоцкий и пилот Сучков чудом остались живы.

С тяжёлым ранением Андрей был направлен в госпиталь. Почти три месяца длилось лечение, помогли не только врачи, но и  в немалой степени молодость.

Когда Андрей оправился от ран был 1944 год, ещё шла война и командование направило Андрея Евдокимовича на Кавказ  для освоения новой авиационной техники….

За боевые подвиги на Орловско-Курской Дуге штурман Заболоцкий был награждён Орденом Отечественной войны I и II степени, Орденом Красной звезды, многими другими наградами…

После войны штурман Заболоцкий вернулся в Усть-Орду. У Андрея Евдокимовича сын Анатолий работает на железной дороге, дочь Людмила  учителем в школе. Уже растут у ветерана ВОВ уже растут внуков и правнуков.

 

Нейтральная полоса

Олег Суханов, член Союза журналистов России

Переломная битва под Курском началась 5 июля и завершилась нашей победой 23 августа 1943 года. В ней участвовали иркутяне.

Фотографа с иркутского рынка в армию призвали ещё осенью сорок первого, но войну Борис Чарный увидел только в сорок третьем: его учили в школе фоторазведки работать со сложной аппаратурой. Иркутянин сразу попал в самое пекло Великой Отечественной — на Курскую Дугу...

Над Центральным фронтом висели душные июльские ночи. Здесь ожидался главный удар врага, и командующий Рокосовский приказал поставить в полосе 13-й армии, в районе орловского выступа, половину фронтовой артиллерии и танков. Константин Константинович имел данные о дне наступления противника, но требовалось уточнение фоторазведки, какую технику сосредотачивают немцы.

Командир разведчиков смотрел на маленького ростом подчинённого с надеждой: «Ты уж постарайся, Борис Моисеевич, выжить. Панораму нужно отснять, а ты специалист классный — задание выполнишь, сам командующий фронтом ждёт. Только не попадись, выживи! Отправляйся, сапёры готовы — к нейтральной проведут».

На нейтральной полосе уже лежало несколько фоторазведчиков, снятых немецкими снайперами, и Чарный отчётливо понимал свою участь — пустым возвращаться с нейтральной полосы нельзя, а ночь звёздная, лунная — степь как на ладони, и осветительных ракет не надо — снайперы тоже на своей охоте. «Отвлекут, отвлекут соседи», - успокаивал Чарного командир, уловив беспокойство разведчика, а Борис уже думал о другом: где спрятаться на половину дня, когда солнце будет бить в объектив.

Чарный полз за сапёрами через минное поле — ящик с оптической аппаратурой больно бил по икрам ног, в рост он едва не волочился по  земле. Чуть протащил, чтобы подтянуть ремень, один из сапёров поторопил: «Не отставай, браток! Тебе ещё маскироваться до рассвета». Где-то слева ударили пулемёты, над линией фронта вспыхнули ракеты, сапёр приподнял колючую проволоку, пропустил Бориса: «Дальше сам, браток, с Богом!».

Нейтральная полоса приняла иркутянина и окутала полумраком. Летние ночи над степью коротки, надо поспешать. Где-то неподалёку лежат боевые друзья — даже не похоронишь. Разведчик выбрал позицию в небольшой воронке, как мог замаскировался, подготовил к съёмке аппаратуру и затих: над степью показался край солнечного диска. Чарный понял, какой предстоит день и ужаснулся — выдержит ли он палящий зной в этой застывшей позе, пока солнце станет его союзником и будет слепить оптику снайперов? Тогда можно осмотреться и начинать съёмку, а потом ждать ночи. Сапёры будут встречать у прохода.

После мучительных ожиданий, когда он смог высунуться из укрытия и через  окуляры вглядеться в передовую врага, сразу определил ряд капониров с муляжами боевой техники, но на немецкой передовой чувствовалось оживление — он увидел продвигающиеся танки и самоходки. Чарный начал снимать и поймал себя на мысли, что теряет осторожность. Кадр, ещё кадр за кадром, в которых новые танки «Тигр» и «Пантера», самоходные орудия «Фердинанд».

«Отстрелявшись», разведчик залёг и стал ждать спасительной ночи. Путь к своим прошёл без осложнений. Командир разведчиков капитан Мирошниченко долго тряс руку подчинённого: «Спасибо за службу, спасибо, что выжил. Проявили твои фотографии, им цены нет, они уже у Рокосовского. Отдыхай!»

P.S. Борис Моисеевич Чарный со своим командиром дошёл до Берлина, войну закончил в Потсдаме ефрейтором, а Мирошниченко — майором. В Иркутске Чарный более полувека не расставался с фотокамерой, работал на ИЗТМ имени Куйбышева в лаборатории, публиковал свои снимки в газете «Металлист». Вырастил сына и дочь. Ушёл из жизни в начале девяностых годов прошлого века. Его боевой путь отмечен грамотами и благодарностями. Верховного Главнокомандующего, медалями, а главное, светлой памятью хорошего человека.

 

О моём дедушке

Иван Колокольников

На фотографиях Арсений Александрович Колокольников

сразу после войны и уже пожилой (2006 г.)

Главным моим наставником и большим другом был  мой дедушка, Арсений Александрович Колокольников, способный дать мудрый совет и помочь не словом, а делом. Этот необыкновенный человек прошёл всю войну, поэтому в нашей семье День Победы всегда был праздником особенным… С самых ранних лет я очень ждал этого дня, когда мы отправлялись на парад. Затем к нам приходили гости, в доме звучали песни военных лет. Находясь рядом с таким  человеком, каким был дедушка, я не мог не проникнуться духом праздника «со слезами на глазах». Чтобы как следует понять его суть, нужно осознать его феномен, ведь в нём одновременно воплощаются и ликование, и скорбь. Дедушка пел мне военные песни, причём не только общеизвестные, хрестоматийные, но и редкие, практически забытые.  Когда я был совсем маленьким, по вечерам дедушка баюкал меня, задушевно напевая:

Спит деревушка… Где-то старушка
Ждет не дождётся сынка.
Сердцу не спится, старые спицы
Тихо дрожат в руках…

Узнав с детства эти красивые мелодии, я никогда не проявлял интереса к модному «металлу» или клубной музыке. Меня влекли песни тех далёких лет, затем появился интерес к классической музыке, к опере… Сейчас у меня довольно большая фонотека, основу которой составляют грампластинки 1930—1950гг и магнитофонные записи. На сегодняшний момент я веду на Иркутском областном радио маленькую еженедельную утреннюю рубрику «Голоса Победы». Цель её — рассказать об истории известных песен военных лет, возродить забытые творения, дать послушать голоса исполнителей, которые некогда слышались из «черной тарелки». Рубрику я посвятил памяти моего дедушки… Да, увы, памяти… Он ушёл полгода назад, сравнительно немного не дожив до юбилея Победы и своего 90-летия.

Без права на ошибку

Дедушка родился в Иркутске в 1920 году. Его детство и юность не были лёгкими, так как в то время детям «врагов народа», пусть даже они «за отцов не отвечают», приходилось несладко. В 1928-м году  дедушка пошёл в школу №11 и, окончив её спустя ровно десять лет,  поступил в Иркутский государственный университет на физико-математический факультет. Когда началась война, он был студентом 3-го курса. 24 июля 1941 года  дедушке была выдана повестка, и он стал курсантом эвакуированного в Иркутск Черниговского военно-инженерного училища. В октябре состоялся досрочный выпуск: медлить было никак нельзя, поскольку враг все ближе и ближе подвигался к Москве. Дедушке, как и другим выпускникам, было присвоено звание младшего лейтенанта. На полпути новоиспеченных бойцов поделили: часть была направлена под Сталинград, к обороне которого уже тогда готовилось командование, часть — под Москву. В числе последних оказался и мой дедушка. Он был назначен командиром саперного взвода, и именно «в белоснежных полях под Москвой» получил боевое крещение. Недаром вскоре, уже находясь на Западном фронте, дедушка получил медаль «За оборону Москвы».

Нелёгкие военные будни войны дедушке пришлось изведать сполна. Сапёр  — профессия  требующая крайней выдержки и осторожности, не зря Илья Эренбург писал о сапёрах: «Есть солдаты, о подвиге которых мало говорят. Их мужество лишено блеска. Их отвага носит защитный цвет. Сапёры — это солдаты-труженики. Без сапёров не было бы Победы. Сапёр ползёт среди бурьяна, среди камышей, по болоту, по глине, по песку. Он борется один против смерти. Враг незрим. Враг в тончайшей проволоке, в неприметном колышке. Сапёр ползёт под огнём. Кругом — разрывы. Он не имеет права прислушаться. Он должен смотреть зорко, напряжённо. Как золотоискатель ищет крупицы золота, сапёр ищет мины». Эти слова были выписаны дедушкой из какого-то печатного источника, и рукописный листочек бережно хранился в папке с фотографиями.

Самый первый взвод, которым командовал дедушка в 1941-м году, состоял из немолодых бойцов, большинству из которых перевалило уже за 40, в прошлом сельских жителей  Чувашии и Мордовии. Во многом эти люди были опытнее дедушки, но он, молодой, быстрее них постиг саперное ремесло и впоследствии обучил ему многих абсолютно неумелых солдат. С присущей ему скромностью, он говорил, что это война обучила его всему, что он был просто обязан делиться опытом, дабы как можно меньше жизней уносила неаккуратность. Но совершенно ясно, что не каждому под силу освоить эту кропотливую и трудную работу. Жизнь сапёра постоянно висит на волоске. Например, однажды бойцам дедушкиного взвода было дано задание, состоящее в проведении взрыва. Все было сделано, как того требовали правила: вырыт шурф, заложена взрывчатка, размещены толовая шашка, капсюль-детонатор, бикфордов шнур. Потом солдаты, присыпав все это землёй, сделали зажигательную трубку. Взрыва же нет и нет... Что делать? Кто должен исправлять ситуацию? Конечно, командир. Дедушка подполз к опасному месту — земля  тёплая. Он — стремительно назад! Только  отполз, как грянул взрыв...

— В мае 1942-го года, — вспоминал дедушка, — нашу часть перебросили на Северо-Западный фронт.  Моему взводу приказали построить ДЗОТы на переднем крае в районе деревни Козлово. Днём готовили срубы, а когда стемнеет — переносили их под огнём противника в нужное место. В мёрзлой земле копали котлован, затем ставили сруб и маскировали его. Темнота то и дело разрезалась светом вражеского прожектора с противоположного берега. Стоило немцам включить свет, как мы с бойцами спешно бросали начатую работу и умолкали, а когда враг заканчивал осмотр берега, мы вновь продолжали копать землю и укладывать брёвна. Так постепенно на берегу реки было построено около дюжины «дзотиков». Я рад, что очень трудную задачу мы выполнили без потерь, а для меня главное было — сберечь людей,  на войне же  это так непросто. Работа была оценена высоко, и начальник инженерных войск 1-й Ударной армии объявил нам благодарность.

После этого роту, в которой находился дедушкин взвод, перевели в 65-й Отдельный гвардейский сапёрный батальон 14-го Гвардейского стрелкового корпуса 1-й Ударной армии в район Старой Руссы, о которой дедушка часто вспоминал. Там он строил с бойцами мост, причем под яростным артобстрелом врага.

— Вот ведь судьба, — говорил он. — Приходит ко мне как-то санинструктор и говорит: «Пойду я в убежище, а ты, если кого ранит, пришли за мной». И мы остались на открытом месте, а в убежище прилетел снаряд, и санинструктора убило.  Жаль, хороший он человек был…

Обычно, когда надо было выполнить какое-то задание, дедушка получал письменное предписание (некоторые из них и сейчас хранятся в нашем семейном архиве): взять таких-то солдат, отправиться туда-то на … дней. Один из таких листочков-приказов лежал в кармане гимнастёрки в тот весенний день 1943-го года, когда дедушка был тяжело ранен в голову и плечо. Я бережно храню этот листочек, залитый дедушкиной кровью. В госпитале он пролежал несколько месяцев и вновь был направлен на фронт. Тогда он и не подозревал, что множество мелких осколков осталось в плечевой области и вокруг правого лёгкого, и спустя ровно три десятилетия они поставят под угрозу его жизнь.

15 января 1944 года дедушка был вновь тяжело ранен. Ранение оказалось очень  тяжёлым. Врач даже сказал: «Вам необходимо отнять ногу, вот и поедете домой».

Дедушка был возмущён до глубины души и, позвав главврача, сказал ей, что лечащему врачу он не доверяет. Выздоравливал он долго, почти полгода. Но тем не менее выкарабкался. Пока он лежал в госпиталях, бойцы писали ему письма, надеялись, что после выписки он вернётся в свою часть, ведь командиром он был очень заботливым. Командир войсковой части послал запрос начальнику госпиталя, чтобы лейтенанта Колокольникова по выздоровлении направили по старому месту службы. Дедушка тоже хотел вернуться, но был направлен на 1-й Прибалтийский...

Потом были Белоруссия, Прибалтика... Сменялись населённые пункты, названия которых дедушка записывал в маленькую походную книжечку: Городок, Полоцк, Дуниловичи, Поставы, Утена, Паневежес, Шауляй, Плунге...

Я читаю письма самого конца 1944-го года. Вот строки, прочитанные в одном из дедушкиных писем: «...Обо мне не беспокойтесь. Живу я хорошо в маленьком городишке. Прошлые зимы приходилось спать зимой в шалашах, а нынче впервые за время войны сплю на мягкой кровати у одного литовского рабочего и даже укрываюсь периной вместо одеяла. И всё же, несмотря на такие хорошие условия, я согласился бы спать на голом полу ...  дома...».

Последние месяцы войны дедушка провёл в Восточной Пруссии, находясь на 3-м Белорусском фронте. А вот День Победы он встретил в Кёнигсберге. Надо сказать, что медаль «За взятие Кёнигсберга», заслуженная им сполна, нашла его лишь в 2006 году.  Весной же 1945 года дедушке вручили орден Отечественной войны 2-й степени, а вскоре и медаль "За победу над Германией".

Но с окончанием войны служба в армии не закончилась: военного специалиста не хотели отпускать домой. Часть, где служил  дедушка, в ноябре 1945 года была переброшена под Берлин. Опять были задания, опять выдавались командировочные предписания и опять смерть нередко подходила слишком близко... Дедушка вспоминал одно из таких заданий. Его взводу было поручено вывезти и уничтожить боеприпасы, находившиеся на железнодорожной станции недалеко от Берлина. Видимо, в конце войны во время обстрела или бомбежки на станции возник пожар. Его потушили, наверное, очень быстро: многочисленные штабеля с артиллерийскими снарядами не взорвались. Но на снарядах остались следы пожара, и они стали опасными. И вот взводу, которым командовал дедушка, нужно было осторожно погрузить все эти боеприпасы, готовые в любую минуту взорваться,  на машины с песком, вывезти в отдаленное место и там взорвать. Приказ  выполнили. Это было в июле-августе 1946 года, а вскоре дедушку демобилизовали. Война для него окончилась!

Вернувшись в Иркутск, дедушка закончил обучение в университете, стал физиком. В последующие годы он занимался вначале исследовательской деятельностью в Иркутском Институте редких металлов, а затем с 1952 по 1995 год работал в Сельхозинституте на кафедре физики, причем десять лет заведовал  этой кафедрой. Об этих годах можно говорить много, но сегодня речь о другой поре.

Нередко приходится слышать выражение: «Герои среди нас». Думаю, к таковым можно с полным правом причислить и моего дедушку. Он никогда не рвался в бой с шашкой наголо, не подбивал единым выстрелом вражеский танк, но только ли это нужно на войне?! Такую незаметную, неяркую на первый взгляд, но столь важную работу сапёра он исполнял крайне аккуратно и добросовестно, и только потому остался жив, выполнив множество ответственных заданий, где любая неаккуратность могла повести к гибели. А ещё он берёг людей, помогал неопытным бойцам спокойным и взвешенным советом. И неизвестно, каким был бы исход войны, если бы не было там таких вот ребят, казалось бы, тихих и скромных, рождённых для совсем иной обстановки, но оказавшихся в бою такими надёжными, разумными и рассудительными...