Дядя Вадя и рыбалка у Рассвета

Представляю, как нелегко приходится следователям в составлении картинки происшествия по показаниям свидетелей. Каждый видит, слышит и помнит своё. Надо приложить немало усилий, чтобы составить из этой мозаики реальное полотно. Такое уж свойство нашей памяти. А поводом к этим сентенциям послужил отрывок из книги воспоминаний ветеранов СЭИ (Сибирский энергетический институт, сейчас у него несколько иное название), присланный давним автором нашей газеты Александром Кошелевым. Речь в том отрывке идёт об очень светлом и обаятельном человеке-- Вадиме Сидлере, которого, увы, уже нет среди нас. Вспоминает Анатолий Апарцин:

«Невысокий, коренастенький, в весе мухача, Дядя Вадя оказался самым выносливым в нашей команде. Казалось, так будет вечно…

Он много курил. Не просто много. Страшно много. Одно время этим грешил и я, но в начале 80-х бросил. Насовсем. Мне это далось легко, и я постоянно призывал Дядю Вадю сделать то же самое. Он сопротивлялся. Но однажды перед очередным трёхдневным походом на Комар я уговорил его оставить сигареты дома. Увы, уже к концу первого дня ему стало плохо. Прихватило сердце. И пришлось мне, побегав по ближайшим таборам, настрелять несколько папирос, сигареты «Прима» и даже полпачки махорки. Наутро Дядя Вадя был как огурчик и никогда больше не пытался бросить.

Как уже упомянуто, всё, чем увлекался, за что брался Дядя Вадя, он делал по высшему разряду. Если пел бардовские и особенно цыганские песни – у слушателей накатывалась слеза. Если играл на балалайке или гитаре – поражали музыкальность и абсолютный слух. Он прекрасно паял мормышки и делал на основе закалнной на свечке швейной иголки №1 омулевые мухи из чешского бисера, вольфрамовой нити накаливания от 500-ваттной лампы, пробки от поллитры типа «коленвал» или, пардон, из ободка некоего резинового изделия. Рыбаком он был средней фартовости, но об одной рыбалке не могу не рассказать.

В тот раз мы (Саня Храмов, Дядя Вадя и я) поехали на подлёдный лов на Осинский залив на «жигулях», ведомых известным иркутским журналистом Игорем Широбоковым. Переночевали, как обычно, в деревне Рассвет у знакомой всем сэишным рыбакам бабы Вари, а наутро, отъехав пару километров до фирменного места, оставили машину на берегу и вышли на лёд. Как это обычно бывает на бесклёвье, убедившись через час-полтора, что не работают не только собственные снасти, но и у остальных рыбаков, мы назначили контрольный срок сбора у машины и разбрелись, кто куда. К двум часам подошли трое. Не было только самого пунктуального из нас – Дяди Вади. Точнее, нам хорошо был виден знаменитый тулуп, который превышал Дяди Вадин рост и потому скрывал также знаменитые подшитые войлоком чёрные валенки. Видны были также регулярные махи обеими руками – было ясно, что окунь бешено атакует всё, что ему подсовывал Дядя Вадя. Как выяснилось, когда он еле дотащил рюкзак, набитый калиброванным 200-300-граммовым окунем, поклёвки следовали одновременно и на блесну, и на муху «флажок» изобретения Сергея Сергеевича Смирнова. Кто знает, чтó ощущает рыбак, вытаскивающий из лунки сразу двух неслабых окуней, тот поймёт, что опоздавший был мгновенно амнистирован. Концовка этой поездки была тоже нетривиальной: «жигуль» напрочь отказался заводиться. Выяснилось, что нужно заменить сразу несколько свечей, причём в запасе не оказалось ни одной. Почему-то это подействовало на Игоря угнетающе и он впал в нехарактерную для журналиста прострацию. Мы же оставили его караулить машину, спринтанули в деревню и в итоге, насшибав свечей с запасом, реанимировали «жигуль». Домой вернулись почти без опоздания.»

Концовку я вынужден подправить. И дело не в моей «прострации», хотя ситуация сильно напрягала, просто рыбаки мои были всеми помыслами у лунок с Вадимом, а я в замёрзшем «жигулёнке». Представьте: мороз за минус 20, пронзительный ветер, темнеет, свечи забросало, а две из них лопнули при попытке открутить, аккумулятор сдох. Пытались подогреть двигатель раскалёнными на костре камнями-- бесполезно. Вадим не участвовал в традиционных шоферских дискуссиях по этому поводу, но молча волочил к костру плавник и выбеленные водой и солнцем стволы деревьев. Огромный костёр и стал нашим спасителем. Всю бесконечную ночь мы ютились возле него, разогревали остатки хлеба и коченеющие руки. Никогда не забуду эту ночь, обжигающюю стужей и жаром костра одновременно, и не дающую сомкнуть глаз. Утром, едва забрезжил рассвет, мои рыбаки уже были на льду и энергично махали удочками, а я побрёл в посёлок. От залива надо было подняться в крутую гору, а на мне шуба, ватные штаны, тяжеленные унты, так что к концу подъёма я весь «сошёл на мыло» (а ныне, думаю, помер бы на трети пути). Никогда не забуду и эту весёлую горку. А возле посёлка на моё счастье встретился трактор «Беларусь», который взял мою машину на буксир и после долгих попыток «жигулёнка» удалось завести со скорости. Потом на двух свечах и с помощью троих толкачей мы преодолели гору, выпросили в посёлке две свечи от бензопилы, завернули их в наш неприхотливый двигатель и благополучно отбыли в город.

Итак, счастливый финал, который всем запомнился по-разному. Да, таково уж свойство человеческого сознания: видеть мир со всеми одновременно, но всё же собственными глазами и чувствами. Этим мы отличаемся от каких-нибудь муравьев, которые тоже умеют строить, воевать, заботиться о семье и, возможно, голосовать за что-то, но мир для них одинаков. Доставшийся нам дар приносит человечеству немало трагедий и раздоров, начиная с Вавилонской башни, но он же делает картину мира прекрасной и неповторимой, он даёт право человеку называться Человеком.

А подробности той самой сказочной рыбалки я не помню, хоть убейте. Не до того было.

Игорь Широбоков