Будешь фреской моей

Сергей Рудольфович Эпов, член Союза писателей России, поэт, критик, драматург, родился 1 октября 1960 года в Иркутске. Первая крупная публикация состоялась ещё в самом начале 90­х, когда все мы, тогдашние «неформалы», были ещё молоды, стремились привнести в поэзию что-то своё, свежее и нестандартное, и пошедшее навстречу новой волне Восточно-Сибирское книжное издательство предоставило нам довольно объёмный раздел «Помост» в коллективном сборнике «Стихи по кругу». Первая самостоятельная книжка «Посторонний» у Эпова вышла в серии «Барка поэтов», затем последовали сборники «Минуя сон» и «Алфавит­13».

Поэзия Сергея Эпова своеобразна, настояна на созвучиях слов и смыслов, контекстуально подразумевает знание читателем различных пластов культуры, а эмоциональная составляющая стихов, свойственная даже философской лирике, проявляется больше на подтекстовом и затекстовом уровнях. То есть это тот случай, когда творческая личность доверяет воспринимающей стороне некоторую долю сотворчества, а не ждёт немедленного, без осмысления, душевного отклика.

* * *

Человека нельзя оставлять одного,

Как кошку, —

Он начинает с ума сходить и бояться.

Его как магнитом притягивает к окошку,

Чтоб хоть чему-нибудь удивляться.

Он книги читать иногда умеет,

Когда душа этого запросит.

Он сам не помнит, что он имеет,

Пока его кто-нибудь не спросит.

Он сам не знает, кого он любит

И что такое любовь как способ

Существовать.

Он себя погубит.

Ведь он редчайшая в мире особь.

* * *

Научимся маленькой делать зиму, а лето – большим.

Пора взрослеть, становиться ребёнком большим.

И джина надо обратно загнать в кувшин,

Чтоб Таиланд в январе не мерять на свой аршин –

Пляжный, в песок зарываясь по­самое­не­хочу.

Лучше я здесь заболею и не пойду к врачу.

Найду проблему, ведь я без них не могу.

Позавтракаю с тобой, а ужин отдам врагу.

* * *

Что перейдёт из этой жизни в ту? –

Сама душа – вся целиком – живая –

Туда, где ждут и любят красоту…

А здесь она томится, ожидая.

Не падишах-шахидский талисман,

Не кукла, начинённая тротилом.

И встретит там не серый полисмен

За переходом перед тротуаром.

Дела не умещаются в багаж.

Вердикт суда – сплошной татуировкой.

И в вечность перейдёшь с тем, чем богат.

Рабом ли божьим, божьей ли коровкой?

* * *

Не от заката к рассвету – от дома к дому –

Движется, крадучись, ночь, зажигая окна.

Капернауму ужаснее, чем Содому.

Так повествуют пергаменты и полотна.

Кто-то сидит у костра,

только в дом не входит.

Кто-то молчание слушает, содрогаясь.

Каждый своё, оставаясь собой, находит,

В книге у Бога бессмертного отражаясь.

* * *

Позор и красота – почти одно и то же.

Ведь подиум – всё тот же эшафот.

И выхватит экран жемчужный пот на коже.

Наоми Кэмпбелл, где твой эфиоп? –

Пусть русский олигарх, танцующий ли мачо –

Бессмертный Хоакин, недремлющий Кортес…

Где старый Дон Кихот, идальго из Ламанча,

Чтоб выйти против вас с копьём наперевес?

* * *

Тридцать один день августа день за днём

Обозначили жёлтым пунктиром осень.

Ещё вчера вечером было светло как днём,

А нынче темнеть уже начинает в восемь.

И далее – за увяданья роскошью –

Платиновый минимализм зимы.

Просто возьми и выпей… к чему все россказни…

Кстати, и денег нет… Ну, так займи.

* * *

Виолончель изогнутое небо

Прорезанная молниями дека

Под слоем лака ласковая нега

Коричневое время человека

Как дерево для Евы гриф изогнут

И звук уже утяжеляет воздух

Смычок скользит и душу умыкает

И яд в неё неслышно проникает

* * *

Молчание – беззвучие людей.

А тишина – невинность снега, сказка.

Болтун – уж тем одним прелюбодей.

Опасность и сигнальная окраска.

А тишина звучит, как тишина.

Она округла бархатом футляра.

Она в самой себе завершена,

Как веточка живая капилляра.

Отсутствие не есть небытие.

Душа – лишь звук, как функция у флейты.

Не рот и не бутылка – питие.

Как сон без снов, где мучаются фрейды.

Молчать – начать когда-то говорить,

Гореть, сгорая, задыхаясь, с треском.

Чтоб тишину тем самым сохранить –

Как снег в тени на выступе отвесном.

* * *

Письменная речь – уже перевод.

Любой язык – иностранный. И мы – народ,

С воспаленьем мозга определённым,

Островком, своей водой отделённым.

Мы – рецепторы, реципиенты –

Друг другу выписываем рецепты.

Но лечить других пациентов своим лекарством –

Это хвастаться перед индейцами американством.

* * *

При чём тут икебана, зло, Бодлер,

Товарищи, вернувшиеся с фронта,

Солдаты, посещавшие бордель,

Влюблённая в еврея фараонша?..

Вся жизнь – война, Хайдеггер Мартин прав –

Начавшись, это кончиться не может.

Собравшему букет альпийских трав

И эдельвейс забыться не поможет.

Политика – искусство реального

И король сказал: «Да ладно вам…

И война нам больше не желанна…»

«Ваши пальцы пахнут ладаном!» —

Из костра уже кричала Жанна.

Сторговались Франция и Англия —

Им терпеть волюнтаризм доколе?

Нейтрализовали с ликом ангела

Деву Орлеанскую в законе.

Как жилось вам с этим ретранслятором,

С невменяемым визионером?..

Ваша вера стала ретро-шлягером,

С идиотский хит-парад размером.

* * *

У разных людей – в разных местах болит.

«Ай лав ю» говорит тебе Айболит…

Ты пока ещё просто белая боль.

Но поймёшь очень скоро, что такое любовь.

Будешь фреской моей. Для тебя я Андрей Рублёв.

Я не стану пугать тебя Страшным Судом.

Ты увидишь трёх ангелов за столом.

Если ты до конца одолел свой путь,

Значит, я в тебе уже – в этом суть.

Ты питался мной, ты делился мной.

И теперь ты сядешь рядом со мной.

Ты моим был замыслом о тебе.

Наконец, ты стал подобен себе.

* * *

Прошедший август в памяти мелькнул,

Как птица, пролетевшая сквозь рощу.

Он превратился в знак и заглянул

Мне в душу, чтоб расчислить её проще.

Должно быть так – морошка на столе

И Даль, пусть и не сам, но в виде книги.

Апостроф – словно ворон на стволе.

И пуля в животе – конец интриги.

* * *

Есть люди, которые могут спать на спине.

Есть люди, которые могут летать во сне.

А я летаю, как сплю – животом вниз –

Как птицы летают. И это не мой каприз.

(Смотрю снаружи, как голубь исследует мой карниз.)

Крылья не сложишь в рюкзак, словно парашют.

Это на рай пародия – гладенький парадиз.

Щёлкает шёлк, как выстрелы – shoot да shoot.

Это паденье всего лишь. Опять же вниз.

Мускулы крыльев – любимая боль в спине –

Ты поднимаешь себя усилием изнутри.

Можно закрыть глаза – даже в вышине.

Можно открыть. Сам себе говоришь: «Смотри».

* * *

Я жду, когда ко мне вернётся речь,

Как дождь на засыхающую почву.

Чтоб чувствовать, как влага будет течь

Сквозь трещины… чтобы забыть, как почту

Никчёмную зачем-то проверять,

Приоткрывая чёрную ракушку.

Себя себе тихонько возвращать,

Сверяясь, как по детскому рисунку.

* * *

Появились окна. Утро.

Сизым клином раструб света.

Белый иней, словно пудра,

На асфальте серебрится.

Сумрак уползает слепо.

Кто-то спит, а кто-то снится.

Наст драконовою шкурой –

Платина с алмазной крошкой.

Утро школьницей сутулой,

С вечера собравшей ранец,

С на губах улыбкой кроткой,

Тишину шагами ранит.

Атмосфера революций.

И репрессий с недосыпу.

Нервных скомканных прелюдий

С пупырышками на коже.

И молитв Отцу и Сыну.

И Святому Духу тоже.

* * *

Счастье может быть только там, где бывает несчастье –

Это из настоящих понятий, как «да» и «нет».

Детство невинное – сказочка о мещанстве,

Идиоматика – будничное «привет».

Это одно и то же, как чёт и нечет –

Потому что монета не падает на ребро.

Кто же из нас драгоценные раны лечит…

Горе нам – если оно уже отлегло.

* * *

Вошёл – и – HELP ME в потолок.

Винил простуженно скрипит.

Горизонтальный тяжкий рок

Плитой надписанной лежит.

Съём звука – тонкая игла –

Магичный перпендикуляр.

Бороздка – сварка – шов – игла…

И уха зрячий окуляр.

Мой бедный Йорик, углерод –

Здесь были губы и глаза…

Ты мой спрессованный народ…

Тростник… звучащая лоза…

* * *

…А снег скрипит – словно режут зелёный лук.

Весна, на мой взгляд, – бюро недобрых услуг.

Весна – это дёсны, цинга, авитаминоз.

Не жизнь, короче. Какой ещё там прогноз…

И ключ от квартиры – скрипучий скрипичный ключ.

Мой нотный стан скособочен. Зато певуч.

• Расскажите об этом своим друзьям!