ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
90-
«Эта песня хороша – начинай сначала!» – пожалуй, это и о теме 1990-х годов: набившей оскомину, однако так и не раскрытой до конца.
2024-04-25-13-26-41
Президент Владимир Путин сказал, что «в СССР выпускали одни галоши». Такое высказывание задело многих: не одними галошами был богат Советский союз, чего стоила бытовая...
2024-04-25-11-55-09
1 мая исполнится 100 лет со дня рождения Виктора Астафьева
2024-05-02-02-55-14
Зоя Богуславская – знаменитая российская писательница, эссеист, искусствовед и литературный критик, автор многочисленных российских и зарубежных культурных проектов, заслуженный работник культуры...
2024-05-02-04-58-12
Эту историю поведал Эдуард Копица, мой знакомый, живший в северном Усть-Илимске. Водитель грузовиков и автобусов, простой и светлый человек, он очень любил природу и многое знал о ней. Увы, ушедший туда, откуда не...

Злосчастная кнопка

Изменить размер шрифта

alt

Под Рождество почему-то хочется вспоминать. Особенно то время, когда мы были молоды и всё нам было в радость. Вот и сейчас мне хочется предаться этому увлекательному занятию. Тем более что телевидение – это такая вещь, которая нас всех объединяет. Публичное, прямо скажем, занятие. А может, кто-то прочитает эти байки и тоже вспомнит. Ведь мы работали для вас. Как умели…

 

«Приангарье» в бигудях

Эта история случилась где-то в середине 70-х годов. Иркутское областное телевидение работало тогда на 2 канале, на 1-ом, соответственно, вещало Центральное телевидение. Не вдаваясь в технические подробности, скажу, что область смотрела лишь некоторые местные передачи, которые передавались по радиорелейной линии. Дежурный режиссёр включал их по расписанию – кнопкой с надписью РРЛ в коммутационно-распределительной аппаратной – КРА. После эфира кнопочку аккуратно отключали, и в большой эфирной аппаратной шли репетиции и записи программ. Аппаратная и студийный павильон были в одном экземпляре и всегда забиты под завязку.

И вот однажды случилось то, чего никто не предвидел. Рассеянный режиссёр Таня забыла отключить кнопку. В студии тем временем началась репетиция информационной программы «Приангарье». Эта программа была, как говорится, лицом студии. А лицо это на репетиции выглядело так. Дикторы, а вели программу мужчина и женщина, приходили на репетицию в виде полуфабрикатов. На даме были бигуди, правда, аккуратненько завязанные платочком. Мужчина же успел загримировать только часть лица. Дама, как всегда, была недовольна текстами. Телесуфлёров тогда ещё не было, и выпуск печатали на машинке. «Чушь какая!» – сердито фыркала она, отшвыривая листки. Диктор Дима был более сдержан и лишь изредка позволял себе реплику или анекдот на грани фола, с точки зрения приличий. Операторы тут же ставили свет и тоже в выражениях не стеснялись. Изредка прибегала взволнованная режиссёр программы, вносила правки в текст, что сопровождалось новыми комментариями дикторов.

В общем, нормальная студийная работа, совершенно не предназначенная для постороннего глаза и слуха. Но недогляд эфирного режиссёра Тани совершил непоправимое: репетицию с удовольствием смотрела область. Наконец, раздался звонок в аппаратной. Звонили из Братска: «Что у вас там такое происходит?»

«А что у нас происходит такое?» – невинно поинтересовался начальник смены аппаратно-студийного комплекса Валера.

– Да «Приангарье» у вас какое-то странное идёт. Диктор в бигудях, листочки швыряет на пол. А мужчина, извиняюсь, анекдоты рассказывает.

Начальник смены тихо осел в кресле. В студии дали заставку и отключили звук. И побежали искать режиссёра Таню, поскольку по правилам все коммутации в эфире осуществлять должен работник студии, грубо говоря, «творец», а не технарь. Когда в КРА примчалась Таня и увидела дело рук своих – неотключенную кнопку РРЛ, с девушкой пришлось отваживаться. Времена были серьёзные, и грозил ей как минимум выговор и лишение квартальной премии, а как максимум – прощание с горячо любимым телевидением. Обошлось минимумом. А инцидент пополнил копилку телебаек, которые с удовольствием рассказывают друг другу при встречах немолодые уже бывшие телевизионщики, которые, как и работники спецслужб, бывшими не бывают. Потому что телевидение – это навсегда.

КОНЬ В ПАЛЬТО

Как-то пришлось мне показывать в эфире немудрёную передачу «Абитуриент». Простенькая такая передача, идёт в эфире живьём – а что там записывать? Трое выступающих, киносюжет – вот и всё хозяйство. Отрепетировали мы её днём, в вечером участники приехали на эфир. И не одни приехали, а с конём. Большой такой конь, покрашенный серебряной краской. На мои возражения про коня, «что мы так не договаривались», мне было сказано, что коня велел взять с собой директор техникума, который сам болен и прийти не мог. Конь же не игрушка, а свидетельство высокого профессионального мастерства студентов, и без него им на глаза директору лучше не появляться. Вечер. Начальства, которое могло бы поколебать решимость гостей тащить с собой в эфир этого коня, нет. «Ладно, – говорю. – Но одно условие: расскажете про коня в самом начале, а когда пойдёт киносюжет, вам помощник режиссёра даст знак, и вы коня тихонечко спрячете под стол, чтобы он тут не сверкал мне все 30 минут эфира». Ударили по рукам. А надо заметить, что в кадре никакого ведущего не предполагалось. Гости сами должны были рассказать про себя, для чего всё репетировали насмерть.

Увы! – сообщив про коня, выступающие не только его не убрали, но и продолжали откровенно им любоваться. Конь же сверкал в лучах софитов, бликовал, залепив камеру. Уверена, что зрители тоже ничего, кроме нелепого животного, не замечали. Наконец, пошел небольшой киносюжет, который начитывал тут же, живьём, дежурный диктор.

Наш помреж Лена была девушка темпераментная и с формами. По моей команде она стала маячить представителям техникума, мол, прячьте коня. А они то ли от страха забыли про уговор и не поняли, чего от них хотят, то ли решили посвоевольничать, но коня не убирали. Тогда я стала кричать операторам, которые стояли в наушниках, чтобы они спрятали чёртова коня, будь он неладен, но ответом мне была тишина. Посмотрев в студийное окно, я увидела Лену, которая гарцевала, изображая коня, трясла грудями, била копытами. И я поняла, куда подевались операторы: они убежали в тамбур и там ржали, поскольку даже я, несмотря на стрессовую ситуацию, не удержалась от хохота. Серьёзными оставались только представители машиностроения. Они в упор не замечали артистичную Лену – и слава Богу! – а то пришлось бы закрывать лавочку и писать заявление по собственному желанию. После эфира Ленка честно таращила глаза и клялась, что она смешить никого не собиралась, просто не знала, как ещё можно показать коня, чтобы её поняли выступающие.

САМ ПОГИБАЙ, А ТОВАРИЩА ВЫРУЧАЙ

Программа «Приангарье» хоть и была лицом студии, но была она также и средоточием ляпов, поскольку шла в прямом эфире. Поэтому человеческий фактор порой играл свою роль, да и оборудование было несовершенным.

Существовал тогда на телевидении такой жанр – выступление в кадре. И выступали у нас не только большие начальники по сугубо официальным поводам, но и обычные люди. А обычным людям «выступать» всегда было очень тяжело. Попробуйте сами при сумасшедшем студийном свете, в чужой обстановке, без собеседника, непринуждённо о чём-нибудь рассказать, глядя в объектив камеры. Вот и бригадир какого-то завода, который чем-то отличился вместе со своей бригадой, в тот день на репетиции только смотрел жалобно и ничего сказать не мог. Не действовали на него никакие уговоры, объяснения, примеры и расслабляющие примочки – не мог и всё! Главному редактору было не до нас: «идите и работайте с человеком, он должен заговорить!» Звучало устрашающе, но нисколько не помогло. Тогда я решила, что это должно быть небольшое интервью. Журналист Саша, который организовал нам бригадира, был человек лет тридцати и смотрелся вполне уверенно. Мы провели репетицию в редакции. Саша задал вопросы, бригадир вполне осмысленно ответил.

Наступило время эфира. Я включила камеру, помреж махнула журналисту: можно начинать! Саша молчал. Несколько секунд показались мне вечностью. Я решила: он не понял, что он уже в эфире. Ему махали операторы: Саша молчал. Бригадир оценил ситуацию раньше нас: «Вы хотели спросить у меня, как мы сработали в этом году?» Саша судорожно кивнул. «Так вот, мы не только выполнили план, мы его перевыполнили», – бригадир заливался соловьём. Журналист молчал. Бригадир задал сам себе следующий вопрос и тут же на него ответил. Саша начал приходить в себя и приготовился спросить о чём-то ещё, но осмелевший производственник уже предвосхитил его вопрос. Потом он лихо поставил точку в разговоре, и Саша выдавил из себя: «Спасибо за интересную беседу!»

Как выяснилось позднее, у Саши ещё не было опыта интервью в эфире, о чём он сам скромно промолчал. А я тоже была приходящим режиссёром в редакции информации и не знала таких подробностей. На летучке мне вломили по полной программе: такой был замечательный человек в кадре! Журналиста-то зачем подсадили? И кто бы мне поверил, что на репетиции бригадир вообще рта не мог открыть? Вот что значит для человека развитое чувство долга и товарищеская взаимовыручка!

СНИМИТЕ ЭТО НЕМЕДЛЕННО!

А эта история уже из другого времени. «Иркутское время» – так называлась программа, которую мы делали на ИГТРК. Мы – это журналист и ведущая Наталья Кичигина, режиссёр Галина Маркина – автор этих баек, и мастер на все руки Роман Днепровский, который отвечал в программе за всё, что происходило в городе до нас. То есть за историческую страничку. Вначале работу над передачей Рома воспринимал как нескончаемый праздник и удовольствие, заражая этим и нас. Помню, мы снимали одну из первых программ. Её тема была – «Ночной Иркутск». Наш оператор сразу предупредил, что в злачные места он без милиции не пойдёт. Нам дали ОМОН. И мы поехали в казино, которое находилось в здании гостиницы «Ангара». Омоновцы с Ромой нас обогнали на своём уазике. Поэтому в зал вошли так: впереди Днепровский – на шее галстук-бабочка, сзади омоновцы с автоматами. Зал был полон, народ замер. Рома, широко улыбнувшись, сказал: «Не волнуйтесь, это телевидение!»

А ещё он, как настоящий коллекционер, всюду находил старинные предметы. Помню, что в узеньком коридорчике, по которому мы поднимались на колокольню тогда ещё полуразрушенной Князе-Владимирской церкви, Ромка умудрился ногой попасть, как в капкан, в древний утюг, который пополнил его коллекцию утюгов.

C Романом вечно происходили всяческие истории. Как-то мы снимали столь любимый нами деревянный Иркутск. Дело было на улице Грязнова, где вверх, на бывшую Иерусалимскую гору, ведут полуразрушенные деревянные лестницы.

Ромке надо было записать небольшой фрагмент текста в кадре – так называемую связку – спускаясь по лестнице, у которой было 12 ступенек, а затем – обрыв, яма. С верхней точки яму не было видно. «Рома, какие проблемы? – сказал наш оператор Юра. – Ты говоришь текст и считаешь ступени. Насчитаешь двенадцать, остановишься и закончишь текст уже на статике». Рома тогда ещё не утратил веры в телевизионщиков и сделал, как ему сказали. Только импровизировать связку и считать ступеньки одновременно не получилось. Обсчитавшийся ведущий провалился в яму, но микрофон из рук не выпустил. Оператор тоже проявил хладнокровие и съёмку не прервал. Когда шёл монтаж этого эпизода, наш видеоинженер Ирина сказала так: «Роман, я всегда считала вас интеллигентным молодым человеком! Что за слова вы тут говорите!» На что Рома, не растерявшись, ответил: «А что, по-вашему, говорит мой знакомый батюшка, когда попадает себе молотком по пальцу? Ах, какая незадача, думаете?»

  • Расскажите об этом своим друзьям!