Прощай, Колыма! |
Накануне праздников на сайте «Мои года» мы разместили в библиотеке три книги нашего давнего автора, лауреата Ленинской премии Владимира Петровича Зенченко. Их названия говорят о многом: «Уран и человечество», «О путях самоисцеления», «Заросшие тропы». Этот отрывок – из книги «Заросшие тропы». Загляните в нашу электронную библиотеку – там есть что почитать... В канун Нового года я отправил письмо на имя Ворошилова К. Е., председателя Президиума Верховного Совета, с просьбой разрешить руководству прииска уволить меня в связи с желанием работать в Сосновской экспедиции 1 Главка МГ СССР. Слово «уран» указывать было нельзя. Я надеялся на слова «Первое главное управление». Новый 1955 год на Колыме был удивительно тёплым. На Мальдяке в новогодние праздники многие резвились в пьяном виде даже без телогреек – морозы не ниже 10 С. Кто-то говорил «не к добру». Я верил – к добру. Всех примирил мороз под 50 градусов уже через пару дней. Колыма есть Колыма. Жизнь продолжалась, короткие морозные дни и работа, работа… Был вызов и на лыжные сборы в Магадан, но я вежливо отказался – дел много, да и ответа на письмо с надеждой поджидал. Так и случилось – «Первый главк» сработал. Меня пригласил начальник отдела кадров и показал письмо со штампом «Президиум Верховного Совета СССР». – Я вижу, – начал кадровик, – кто-то за тебя походатайствовал. Делать нечего – письмо под контролем. Пиши заявление. Только согласуй с Глазычевым – кто будет вместо тебя. Так будет удобнее и мне, и ему, и тебе. Я тут же зашёл и предложил Глазычеву вместо себя кандидатуру прибывшего в прошлом году геолога Касполата, приехавшего по направлению вместе с женой-геологом и маленьким ребёнком, то есть надолго. Парень толковый, крепкий. Чего сидеть в камералке – пора вкалывать, и зарплата выше. Валентин Петрович долго молча смотрел на меня, а потом проговорил: – Я уже давно чувствую, что тебе тесновато у нас. Но так не хочется, чтобы ты уезжал. Может, у тебя сомнение какое есть – сверху ведь не приказ тебе, а разрешение... Подумай. Мне даже жаль стало расставаться. Я пересилил себя и сказал: – Валентин Петрович, вы меня научили колымскому слову «надо». Спасибо Вам. На второй день, пока бухгалтерия делала расчёт, а Касполат знакомился с документами разведучастка, я взял коня и поехал на участок работ попрощаться с промывальщиками, взрывниками, охранниками и моими зэками – проходчиками. Все поднялись из шурфов – это бывает только при ЧП. Прощались, как родные. Пишу эти строки, слёзы наворачиваются на глаза. Видно, не зря говорят: «Дружба скрепляется в беде и трудности». Так же как и в 1953 году я пожал каждому руку и напоследок пожелал: – Ребята, вкалывайте как прежде – «воля» впереди... Не забывайте, что по вашему пожеланию «вышку» ввели. Завязывайте с прошлым. Вы ведь не «блатные в законе». Вы работяги толковые. Прощайте, братва. – Успехов тебе, гражданин начальник. Себя береги. Не поминай лихом! С горными мастерами договорился встретиться завтра вечером в конторке. Я сел в седло, посмотрел на заснеженные сопки с хилыми одиночными листвяшками, на чёрные шурфы с кучками «проходок» вокруг них и на дымный костёр под промывочным зумпфом. Ещё раз оглядел всех стоящих в полном молчании и ладонью потрогал шею коня. Он понимающе повернул в сторону прииска и пошёл быстрым шагом, покачивая головой. Тоска сжимала грудь и душу мою. Почему-то, как сквозь туман, появлялась картина: окончив рабочий день, мои зэки, как обычно, по команде конвоя, не спеша, становятся в неровный строй и направляются в сторону лагерной зоны, порой для бодрости напевая разухабистые песни. Таким и запомнился мой последний день на разведучастке прииска – лагеря Мальдяк. Заходящее за горизонт тусклое солнце, серые замороженные сопки и грустная без надежд на свободу исповедальная песня колымских «геологов-работяг» зэков-рецедивистов: «Окрестись, мамаша, маленьким кресточком, Помогают нам великие кресты. Может, сына твоего, а может, дочку Отобьют тогда кремлёвские часы… А ну-ка, парень, подними повыше ворот, Подними повыше ворот и держи! Чёрный ворон, чёрный ворон, чёрный ворон Переехал мою маленькую жизнь…» На перевале я остановил коня и обернулся назад – все стояли в тех же позах. – Давай, Серый, топай быстрее, братве работать надо! Это была моя последняя команда на Колымской земле. А потом монотонный гул моторов, холод в самолёте ЛИ-2 и тёплые воспоминания о прошлом… Я не мог знать, что мой рейс Берелех – Иркутск проходит над территориями, куда через годы мне придётся возвращаться не раз на своём долгом пути к урану. Я спрашиваю себя – почему так много воспоминаний о Колыме? И сам пробую ответить: потому что за прошлые годы я познал мужественных людей, испытанных морозом, несправедливостью судьбы, создающих ценности взрывчаткой и сталью, людей риска, людей дела. Мне стало ясно – «маменькины сынки» не способны на риск
|
|