ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ

Жизнь как песня

Николай Савельев   
22 Февраля 2018 г.
Изменить размер шрифта

most 32

У каждого она своя

Недавно страна отметила столетие окончания строительства Транссиба. Юбилейные поезда устремлялись из Москвы во Владивосток. Именитые гости выходили на перроны, разглядывали нарядные вокзалы больших городов, восхищались русскими просторами. И ещё русскими людьми, что сбили воедино этой дорогой необозримые пространства своей страны. От станции Тайшет юбилейные поезда убегали на восток, и поэтому гости не видели три таёжные станции: Кошурниково, Стофато, Журавлёво, названные в честь изыскателей железных дорог, погибших на реке Казыр в 1942 году.

Козинский виадук Чертов мост

Козинский виадук Чертов мост

Самая крупная из них, Кошурниково, расположена на 600-километровой ветке Абакан – Тайшет. Проезжающие по ней пассажиры в волнении приникали к окнам, а наиболее чувствительные хватались за валидол. Это когда поезд въезжал на «Чёртов мост» или Козинский виадук, высота которого 65 метров, протяжённость около полукилометра. В своё время журнал «Огонёк» даже вынес снимок этого виадука на обложку. И ещё один штрих: всякий раз, как поезд подъезжал к Кошурниково, по динамику раздавалась песня о мужественных героях-изыскателях:

Три имени, как будто три салюта,

Взметнулись у истоков городов.

Три имени в пути в одно сольются –

Кошурников, Стофато, Журавлёв...

Эти трое изыскателей начинали свой маршрут с горного посёлка Верхняя Гутара, что в Нижнеудинском районе Иркутской области. Этот тофаларский посёлок, и его жители хорошо знакомы и мне. (Здесь, сразу после войны, жили мои родители.) Разведать трассу будущей дороги было поручено руководителю экспедиции 37-летнему Александру Кошурникову, Алексей Журавлёв и Костя Стофато были в ней техниками-инженерами.

По замыслу проектировщиков, дорога должна была соединить богатую лесом Восточную Сибирь с обширной территорией угольного Кузбасса. Шла кровопролитная война, а в стране думали уже наперёд: как она будет развиваться после Победы.

Александр Кошурников к тому времени уже имел опыт изыскания и проектирования более чем на двадцати железнодорожных объектах страны. Его неоднократно приглашали на перспективную работу в проектный институт и главк, но он все приглашения обрубил категоричной телеграммой с трассы: «Повторяю: не хочу в психиатричку. Кошурников. Точка». Для этого неординарного человека стихией были именно изыскания.

В осень 1942 года при изыскании трассы Абакан – Нижнеудинск им предстоял совершенно неизведанный путь. В Тофаларии, через которую должна была пролечь будущая трасса, никто даже приблизительно не мог рассказать о маршруте – те карты, что они раздобыли, были составлены ещё в 1909 году. Когда 25 сентября Кошурников прибыл в Верхнюю Гутару, сразу же возникли сложности: из тофов проводником по этому опасному маршруту никто идти не хотел, да и оленей своих местные жители давали неохотно. Лишь через десять дней экспедиции удалось выйти на маршрут. В Верхней Гутаре члены экспедиции ночевали тогда у местной жительницы Лычагиной. В начале 80-х я разговаривал с ней о тех днях. Бабка Лычагина хорошо помнила всех троих. И ещё она помнила, что тофы настойчиво отговаривали их от этого пути. То же самое утверждал и Василий Ильич Пустохин, житель этого села, ставший в 80-е годы председателем Верхне-Гутарского колхоза. Он с горечью поведал мне, что инженерам тогда все говорили о смертельной опасности, убеждали, что идут они в самое неподходящее время – река вот-вот встанет, и передвигаться по ней будет невозможно. «Изыскатели, вроде как, и соглашались с нашими доводами, – вспоминал он, – но, похоже, у них не было иного выхода – шла война, и та экспедиция была нужна стране, как разведка боем». Василий Ильич и сам вскоре после тех событий ушёл на фронт и вернулся оттуда израненным.

...В маршрут они ушли 5 октября и, по расчётам, максимум к 25 октября должны были выйти на погранзаставу в низовьях Казыра. Но не вышли. Ни к 25 октября, ни позже. На их поиск поднимали самолёт, отправляли поисковые экспедиции. Из столицы приехал отец Кошурникова, Михаил (признанный профессор в строительстве железных дорог), обещал отдать все свои деньги, лишь бы нашли сына. Но всё было тщетно. Некоторыми горячими головами высказывалось даже предположение, что группа могла специально отклониться от маршрута, чтобы уйти за границу. Этим предположением был сильно обижен отец Кошурникова – он в своём сыне был уверен.

Лишь осенью 1943 года рыбак Иннокентий Степанов, поднимаясь по боковой протоке Казыра, увидел занесённого песком человека. В Новосибирск полетела телеграмма: «В районе острова Кедровый, на дне реки Казыр обнаружен труп неизвестного мужчины. Тут же рассеяны бумаги. На неизвестном – фирменный железнодорожный китель с петлицами и знаками отличия. Необходимо следствие».

Следствию не пришлось долго распутывать дело и выяснять детали трагедии – всё рассказал дневник Кошурникова. Тридцать пять страничек, исписанных разборчивым почерком.

Хроники экспедиции

220209 2

Памятник Кошурникову

Запись в дневнике Александра Михайловича Кошурникова от 17 сентября:
«Приехал в 6 часов утра. Сразу задержала милиция для выяснения личности, шёл по путям. В Нижнеудинской изыскательской партии полная бесхозяйственность. Нужно будет наладить дело. Исключительно плохо с питанием».

25 сентября: «Больше недели просидел в Нижнеудинске. Настроение скверное, основная причина – волокита с пропуском (въезд в Тофаларию – строго по пропускам. Она граничила с Тувой, которая официально стала частью России лишь в 1944 году. – Авт.). Из-за него может сорваться поездка по Казыру. Очень плохо, что время идёт, и наступают холода. По замерзающей реке не поеду – слишком большой риск. Написал об этом жене – она-то будет рада...»

26 сентября: «Прилетел в Покровск с восходом солнца. Местность очень оригинальная, чувствуется большая высота. Растительность скудная, преимущественно лиственница», – отмечает Александр Михайлович в своём дневнике. Здесь же, в Покровске, он дождался Костю Стофато, и 29 сентября они на лошадях, опять теряя драгоценные дни, отправились в Верхнюю Гутару

3 октября: «С нашим продвижением дело осложняется – нет проводника, а без него я на оленях ехать не берусь. Оленей дают, а вот проводника нет. Дело плохо, для поездки имеем весьма ограниченное снаряжение и продовольствие. Имею ружье 12 калибра, при нём патронташ. Нет палатки – не дали в Новосибирске. Спальные мешки не беру сам – громоздко».

4 октября: «Вчера договорился с проводником, нас берётся проводить Холмоев Александр Иванович, старик 57 лет... Подобрали девять оленей и упряжек к ним. Завтра выезжаем».
Из записи ясно, что, по достигнутой договорённости, экспедиция с проводником должна была пройти весь путь на оленях. Кошурников обязывался обеспечить перелёт проводника назад и дать ему дополнительно ещё полушубок и пимы. Но этому не суждено было сбыться: спустя неделю они пришли в долину Казыра и увидели совершено гиблый лес. Мха-ягеля, основного корма для оленей, в нём не было вовсе. Холмоев наотрез отказался идти дальше – олени в таком лесу были бы обречены на погибель. Тем более что со дня на день могли упасть глубокие снега.

220209 3

Памятник Кошурникову

Холмоев отправился домой, а члены экспедиции стали рубить плот из сухостойных пихт. Вскоре их плот разметало по брёвнышкам, и им пришлось рубить второй, а потом и третий, и четвёртый... А уже наступали морозы, беспрерывно падал снег, и река превращалась в ледяной мешок. Уму непостижимо, но они всё же сумели пройти целых 180 километров по клокочущей и обледенелой реке через пороги Щеки, Саянский, Китатский. И последним был Базыбайский порог...
В течение всего пути Кошурников скрупулёзно записывал свои наблюдения профессионального геолога – изыскатель и во время тяжелейшего похода выполнял свой долг.

...А лёд всё более сковывал реку, до ближайшего жилья и погранзаставы оставалось ещё более пятидесяти километров, и только чудо могло спасти экспедицию. Развязка надвигалась стремительно.

31 октября. «Суббота. Ночуем на пикете 1516. Дело плохо, даже скверно, можно сказать. Продовольствие кончилось, мяса осталось сварить два раза и всё. Идти нельзя. По бурелому да колоднику, без дороги и по снегу в 70–80 см, да ещё мокрому, идти – безумие. Единственный выход – плыть по реке от перехвата, пока ещё не замёрзла совсем. Так вчера и сделали. Прошли пешком от Базыбая три километра, потом сделали плот и проплыли сегодня на нём до пикета 1520. Здесь, на перехвате, по колено забито снегом, и плот пришлось бросить. Это уже пятый наш плот! Завтра будем делать новый. Какая-то просто насмешка: осталось до жилья всего 52 км. И настолько они непреодолимы, что не исключена возможность, что совсем не выйдем. Заметно слабеем. Это выражается в чрезмерной сонливости. Стоит только остановиться и сесть, как сейчас же начинаешь засыпать. От небольшого усилия кружится голова. К тому же совершено мокрые уже трое суток. Просушиться нет никакой возможности. Сейчас пишу, руку жжёт от костра до волдырей. Но самое страшное наступит тогда, когда мы не в состоянии будем заготовить себе дров...»

1 ноября: «Перенесли лагерь к месту постройки плота на пикет 1512, против впадения реки Базыбай. Все ослабли настолько, что за день не смогли сделать плот. Я совсем не работал. Утром не мог встать, тошнило, кружилась голова. Встал в 12 часов и к двум дошёл до товарищей. Они заготовили лес на плот и таскали его к реке. Заготовили на ночь дров – вот и вся работа двух человек за день. Я расчистил в снегу место под лагерь и поставил балаган – то же всё, что сделал за день...
Мы все погорели. Буквально нет ни одной несожжённой одежды, и все равно мокрые до нитки. Снег не перестаёт, идёт всё время, однако тепло, летит мокрый, садится, на него падает новый, и таким образом поддерживается ровный слой сантиметров 80 мокрого, тяжёлого снега...
У всех опухли лица, руки и, главное, ноги. Я с громадным трудом надел сапоги и решил их больше не снимать, так как ещё раз мне их уже не надеть».

И вот последняя запись от 3 ноября: «Пишу, вероятно, последний раз. Замерзаю. Вчера, 2.11 произошла катастрофа. Погибли Костя и Алёша. Плот задёрнуло под лёд, и Костя сразу ушёл вместе с плотом. Алёша выскочил на лёд и полз метров 25 по льду с водой. К берегу добиться помог я ему, но на берег вытащить не мог, так он и закоченел наполовину в воде. Я иду пешком. Очень тяжело. Голодный, мокрый, без огня и пищи. Вероятно, сегодня замерзну...»

...Кошурникова похоронили на высоком берегу Казыра. Его часы, «Павел Буре», пролежавшие в воде целый год, после того, как их завели, снова пошли. Тела двух других участников экспедиции, Константана Стофато и Алексея Журавлёва так и не нашли – их поглотил Казыр. Памятники им установлены на станциях их имени...
Сразу после войны изыскания будущей железной дороги продолжил ученик Кошурникова Евгений Алексеев. Для выбора окончательного варианта дороги (а всего их рассматривалось пять) пришлось проложить маршруты почти в две тысячи километров. Наиболее перспективными считались два направления: на Тайшет и на Нижнеудинск. Окончательную точку в споре поставила аэрофотосъёмка и, конечно же, экспедиция Кошурникова. От направления на Нижнеудинск тогда отказались, и решили строить железную дорогу Абакан – Тайшет через Саянские хребты. В 1958 году вышло постановление правительства и тридцать пять тысяч добровольцев устремились воплощать задуманное. Эта трасса мужества была построена за шесть лет и введена в эксплуатацию в 1965 году. При её создании было пробито девять тоннелей, построено три виадука, более семи сотен других искусственных сооружений. В строительстве дороги принял участие и Володя Стофато – сын Кости.

...До реки Казыр (в переводе с тувинского – «свирепый», «злой»), современные сплавщики сплавляются, как и раньше, – из Верхней Гутары. Сегодня они экипированы на все сто: катамараны, средства связи, набор продовольствия, спасательные жилеты, подстраховка... Да и путешествуют они в основном летом. А что из всего этого было у тех трёх изыскателях в далёком 1942 году? Ничего! Но зато у них были такая несгибаемая воля и такая сила духа, которые позволяли им во что бы то ни стало идти вперёд и любой ценой выполнять приказ...

***

220209 4

Страница дневника

  • Расскажите об этом своим друзьям!