ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ

Отгремев, закончились бои...

Беседовала Елена ЧАБДАРОВА   
19 Марта 2015 г.
Изменить размер шрифта

Уже более 20 лет возглавляет первичную ветеранскую организацию № 13 микрорайона Приморского в Иркутске Клавдия Трофимовна Тимонина, ушедшая на фронт 16 летней девчонкой.

– Клавдия Трофимовна, мы с вами разговариваем, а на Украине снова может вспыхнуть гражданская война после долгожданного перемирия...

– Мне до боли обидно за Украину. Во время войны наша 309-я стрелковая дивизия дважды форсировала Днепр. В нашей дивизии 52 Героя Советского Союза. И все – за форсирование Днепра. А теперь русских называют оккупантами, в то время как сами новые власти Украины создали фашиствующее гнездо. Ещё в 1943 году на Украине, на львовщине хотели сделать военный переворот. После войны в 1948 году я жила во Львове и работала в детской колонии с детьми-сиротами, у которых родители погибли: кто на фронте, кто в оккупации. Большая была колония. В свободное время я ходила в отряд, играла с ребятишками в волейбол. И под 1 мая на нашу колонну напали бандеровцы. У нас была военизированная охрана, а им надо было добыть оружие. Была перестрелка, но к счастью всё закончилось без смертей. Дети очень испугались, кричали страшно. До сих пор и на долгие годы у меня сложилось впечатление, что Львов – это рассадник бандеровских банд. И это явление нарастало как снежный ком. А с распадом Союза появилась благодатная почва для них. Бандеровские отродия, а иначе я их не могу назвать, повылазили из всех щелей. Россию они никогда не любили. Ненависть к нам они копили годами, вовлекали в свои убеждения молодёжь. На мой взгляд, взгляд человека, прошедшего войну, Львов вообще не надо было оставлять на территории СССР. Надо было отдать его Польше. Мы бы ничего не потеряли, зато жили бы сейчас спокойнее.

– Вы часто войну вспоминаете? Какое самое впечатляющее воспоминание о ней?

– О войне я могу многое рассказать. Страшно на ней было всегда. Но такое, что я увидела возле траншей на Орловско-Курской дуге, больше нигде не встречала. Пока танки сражаются, буквально на дыбы встают, на таран один на другого идут, пехота пытается свою жизнь сохранить, но это им мало удаётся – сплошное месиво. Самолёты бомбили землю беспрерывно четверо суток, и танки сражались без перерыва. Всё горело кругом. Ни неба, ни земли не было видно. И только слышен шум, как трупы разлагаются, лопаются, аж звук издают. Смрад и гарь стояла такая, что до сих пор не могу забыть. Все эти четверо суток нас толком не кормили и не поили. Рядом была речушка, названия уже и не помню. Так вот, то мы немцев от нёё отгоним и попьём, то они нас отбрасывают. И так по нескольку раз за день.

Я прошла большой военный путь и всегда на передовой. Под Курском я была санинструктором 309-ой стрелковой дивизии. Могу много рассказать, как дошли до Полтавы, как отступали до Курска. Как я попала в госпиталь, а после госпиталя уже – в 496 противотанковый полк. Мой путь начинался от Великих Лук, всю Белоруссию освобождали. Воевала рядом с отцом, но на фронте мы так с ним и не встретились. Командир полка мне как-то говорит: Клава, хотел тебе сейчас твоего отца привезти. Еду на машине, а там пополнение солдат пришло, и кто-то выкрикивает твою фамилию «Тимонин!». Командир обратился к нему и спросил: Вы не Трофим Фёдорович? Он сказал: нет. Уже в мирное время, разыскивая могилу отца, я узнала, что в тех краях погибло 12 человек по фамилии Тимонин.

Но об одном эпизоде войны я хочу рассказать особо. До сих пор всё тело у меня болит от этого ранения, и мелкие ранки от него я замазываю до сих пор. Задавили они меня. Горит всё тело. Что делать? Наливаю на вехотку перекись и втираю там, где достать не могу. Одна же я совсем. Помочь некому. На войне оставлено всё моё здоровья. Детей у меня поэтому и нет. А дело было так. Тащу я раненого на лодочке-волокуше. У него обе ноги перебиты. Дальше я уже ничего не помню. А очнулась (это был март месяц) потому, что вся мокрая лежу и замёрзла. А мокрая не только от снега, но и от того, что обмочилась под себя. Шинель, халат – всё мокрое. Шевелюсь, а что со мной случилось – ничего не помню. Я сначала на бок перевернулась, затем на четвереньки потихоньку встала. Перед глазами всё плывёт. Я взяла голову руками и немного потрясла её. Посмотрела на возвышенность и память постепенно стала возвращаться. Опустила голову, смотрю, а солдат, которого я везла, и лодочка-волокуша – всё это сгорело дотла. А недавно я смотрела передачу по телевидению, где рассказывали, что в том месте, где это произошло со мной (небольшая деревушка в Прибалтике), немцы впервые применили, опробовали лазерный луч. Через столько лет меня осенило. По телевизору назвали эту деревню. Но нам-то, когда мы воевали, даже названия населённых пунктов не говорили. Действовали мы только по топографической карте. Название населённых пунктов знали только офицеры. Против нас там власовцы воевали. Нам передали – в них не стрелять, что, дескать, это наши на подмогу идут из-под Ленинграда. Эти так называемые власовцы «Ура!» закричали. Нам приказ: Не стрелять! А когда они навалились в наши траншеи, то такой бой завязался! Неимоверный! Дрались даже на кулаках. Немец в этом был слаб. Не могли они вынести кулачного боя. И из личных пистолетов шла стрельба. Это тоже было в Прибалтике.

А вообще я хочу вам сказать, Бог есть. Меня он всю войну берёг. И пули, которые принадлежали мне, почему-то попадали в других. Один раз перевязываю рану и смотрю, человек идёт и вдруг этот человек валится прямо на меня. Сколько у меня смертей перед глазами! Боже мой! Иркутянин Саша Колесов ... Пошли мы с ним в боевое охранение. А боевое охранение – это наша траншея, проволочное заграждение, немного поля и их заграждение. А Коля залез на такой пригорок, где сидела связистка, чтобы посмотреть, что делают солдаты в траншеях. Только рассвет настал. И слышу, солдаты кричат: «Клава, Сашу ранило!» А только прошли снайперы, как их называли «охотники». Я вышла, а его солдаты стягивают, успела только распечатать перевязочный материал. У него разрывная пуля. Всё вырвало у него. Только приложила бинт к ране, а Саша уже синий. Хоронили мы его хорошо, с почестями. На берегу Дона. Он герой был этих сопок. Ведь многих закапывали просто так, без почестей. Наша дивизия во многих местах не пропустила немцев через Дон. Та Сашина пуля мне была предназначена, но меня окликнули, и Бог меня и тут спас. А знаете, о том, что Победа наступит в 1945 году, я узнала задолго до этого. Мне приснился сон. Теперь уже точно могу сказать – вещий. Охраняла я операционную, обтянутую брезентом. Стояла, дрожала вся. Всем женщинам говорили на войне: остерегайтесь! Попадёте к немцам – издеваются сильно. Сменилась я с поста. Уснула и вижу сон, как будто гляжу я наверх, в небо, а там, прямо на небе таким шрифтом, как писали на плакатах: «Вся власть Советам», только написано «война окончится в 1945 году». Я и забыла этот сон. И вспомнила о нём, когда объявили об окончании войны, меня как будто током шибануло. Так я же сон видела! И сон этот я видела на Дону возле села Щучье ещё в 1942 году.

  • Расскажите об этом своим друзьям!