НА КАЛЕНДАРЕ

Револьвер системы Нагана (Из воспоминаний геолога)

Г. П. ТАРАЕВ, кандидат геолого-минералогических наук, Иркутск   
20 Октября 2023 г.

В мае 1971 года мне пришла повестка из военкомата. Меня призывали на военную службу в ряды Советской армии. Событие вроде и ожидаемое (мне уже 24 года), но и неожиданное. До явки на сборный пункт оставалось всего две недели.

Из воспоминаний геолога. Фото turizmvnn.ru

Служба в армии откладывалась неоднократно: сначала учеба в институте, затем отсрочка по ходатайству руководства экспедиции. Можно было долго так тянуть, но неопределенность хуже, чем любое, но окончательное решение вопроса. Служить предстоит один год, рядовым, – это последствия реформ Н. С. Хрущева по сокращению численности вооруженных сил, ликвидации военных кафедр во многих вузах страны. И вот итог.

За оставшиеся две недели мне надо было передать все дела своему преемнику, отчитаться перед бухгалтерией и главное – определиться с семьей: где они (жена Галина и сын Валентин полутора лет) будут жить, ожидая меня. Реальный выход – отвезти семью в Казахстан к моим родителям.

Улететь из села Невон, где в те годы находился аэропорт и взлетная полоса, было возможно только с разрешения представителя заказчика полетов. Им был человек по фамилии Зарубин, который ревностно исполнял свои обязанности, отправляя в первую очередь грузы для производства. Мне доводилось летать с трубами на подвеске вертолета. Однажды они раскачались так, что были видны в иллюминаторы. Пришлось, не долетев до места назначения, их сбросить. Потом зимой тракторами вывозили из тайги. Приходилось и на бочках с соляркой, на мешках с цементом сидеть. Однажды на ящиках с водкой и спиртом – дело было под Новый год. Очень памятный полет. Тем более что у нас царил «сухой закон».

Особенно сложно было выехать или, наоборот, вернуться домой летом, когда вся авиация работала на пожарах. Люди, возвращаясь из отпусков, сидели в Невоне неделями. Начинали звонить, отправлять гневные телеграммы руководителям всех уровней. Положительные впечатления от отдыха здесь и оставались. Мне довелось где-то неделю также пожить фактически на летном поле – ни гостиниц, ни общежитий…

Мешали жить и сложности с дровами и водой. Летом, в грязь, дрова не заготавливали. Да и пожары. Зимой по заявке привозили, за плату, разумеется, лес в «хлыстах». Дальше уже сам решай, как будешь – пилить на чурки и колоть замерзший до стеклянного звона кругляк.

Воду привозили на водовозке, заливали в бочки у домов. Надо было успеть перенести ведрами воду в дом в такую же по объему бочку. Не успел – ищи другую емкость для улицы. Морозы доходили до минус 40-50 градусов. Рекорд для меня – минус 54 градуса!

Добавить надо и то, что моя супруга Галина родилась и выросла в городе Катта-Курган Узбекской ССР. Для нее все, что я перечислил, было экзотикой, которой можно недолго удивляться, восхищаться, но жить постоянно довольно сложно.

Заметил, что пока идет самая тяжелая работа при разведке месторождений, быту людей уделяется минимум внимания. Завершается разведка, запасы полезного ископаемого утверждаются в ГКЗ (государственной комиссии по запасам СССР), поселки геологические появлялись на картах как населенные пункты, орган власти избрали – и все. Надо сниматься с насиженного, обжитого места – и на другое, такое же неустроенное. Все опять повторяется сначала… Романтика!

Призывали меня из геологического поселка Нерюнда Усть-Илимского района, значит, и одноименного райвоенкомата. Единственное, что мне удалось, – получить разрешение на прибытие на призывной пункт не в Усть-Илимске, а в Иркутске, то есть в областной сборный пункт. Меня, естественно, предупредили об ответственности за неявку в установленный срок, 10 мая, и я на вертолете улетел на Нерюнду «обрадовать» всех.

За пару дней решил все хозяйственные дела. По согласованию с руководством экспедиции, которое находилось в поселке Мегет под Иркутском, передал материалы вновь назначенному начальнику отряда Виктору Степановичу Чемоданову, который был фактически моим заместителем. Упаковали свои пожитки и собрались в долгий путь до Кустаная.

Остался один нерешенный вопрос – что делать с оружием? На меня персонально был зарегистрирован револьвер системы Нагана, к нему 14 патронов и кобура. Запросил руководство – могу ли передать оружие в спецчасть или начальнику отряда на хранение? Не с руки мне было терять время на поездку в Мегет. На счету действительно был каждый день и час. Мне еще надо было вернуться в Иркутск к назначенному сроку. «Нет, только лично», – последовал ответ.

Вылетели из Нерюнды снова на вертолете, затем с пересадками, ночевками в аэропортах, поездом добрались до родительского дома. И везде с моим «дорогим» револьвером. Время было другое. Еще не было в СССР захвата самолетов, терроризма. Мне было достаточно, устроившись в салоне самолета, пригласить стюардессу и передать с ней командиру корабля свое разрешение на оружие, чтобы он и экипаж знали: на борту есть вооруженный человек.

Наверное, многие по фильмам знают, что геологи в маршрутах носят оружие. Это, так сказать, один из атрибутов нашей профессии. Проработав почти тридцать лет в отрасли, могу сказать: иногда оно действительно спасает жизни людей. Знаю лично нескольких наших ребят, которые только благодаря револьверам остались живыми. Однажды наш геофизик спасся, расстреляв все патроны в барабане (семь штук!) в пасть медведя. Без оружия нельзя было ходить в маршруты в необжитых районах, оформлять разрешение на проведение взрывных работ (охрана складов, перевозка взрывчатки) и т. д. Да и в тайге быть безоружным не очень уютно. Правда, иногда случались исключения из правил.

На Дальнем Востоке как-то произошло в геологической партии ЧП. Из-за нехватки сезонных рабочих приняли людей с уголовным прошлым. Некогда было проверять, а план надо выполнять. В одну из ночей преступники захватили оружие, технику вездеходную и попытались уйти за границу. Погибло много людей. После этого последовал строгий приказ: оружие из полевых подразделений изъять, возвратить на склады в экспедиции.

Я работал в эти годы начальником экспедиции, но выполнить приказ не мог. Наступила осень, все подразделения завершали полевой сезон, находились в Якутии, Бурятии, в Читинской области, на севере Иркутской области. Как выполнять?

Но вскоре последовала отмена приказа министерства: сразу в нескольких местах на территории страны были отмечены нападения хищных животных на людей. Проверили условия хранения оружия и боеприпасов, инструктажи провели, запретили принимать сезонных рабочих из числа случайных, непроверенных людей.

Был свой случай переоценки сил из-за наличия оружия.

Как-то находился в Нижнеилимском районе в полевом подразделении. Дело было зимой, в день Сталинской конституции, то есть 5 декабря. Работали по договору с Коршуновским ГОКом, планировалась встреча со специалистами комбината по итогам полевого сезона и планам на следующий год.

Морозы стояли крепкие, солнышко светило ярко, я ожидал автобус для поездки до ближайшей железнодорожной станции (Хребтовая), затем – на поезде станции Лена-Иркутск до станции Коршуниха (г. Железногорск-Илимский).

Автобус, конечно, не пришел. По случаю праздника желающих ехать, кроме меня, не было. Приближался вечер, но я решил идти на станцию пешком. Прикинул: при скорости даже четыре-пять километров в час весь путь займет часа четыре. Не учел я мороз и экипировку свою. Успокоил работников, что не страшно, есть револьвер, никто не тронет, не нападет. Завтра о себе сообщу. В таком настроении двинулся в путь. Через несколько километров начал сомневаться в правильности своего решения, стал мерзнуть. Прошел примерно половину пути и немного растерялся. Идти что вперед, что обратно – примерно одинаково. Вперед продолжать – был смысл только идти вперед. Останавливался, «грелся» как мог – и дальше. Оптимизма поубавилось.

И вдруг в тишине услышал однотонный звук, который понемногу усиливался. Машина? Вскоре появился свет фар, затем КРАЗ-«лаптежник». Остановился, и я по лестнице вскарабкался в кузов. Под брезентовым тентом после улицы показалось очень тепло. Надышали человек семь-восемь, которые сгрудились у «печки»: ведро с камнями, которое грела паяльная лампа. Потеснились, приглашая к теплу, и никто даже не спросил – откуда, куда и зачем? Оказались из леспромхоза, возвращались после смены. Задержались, на мое счастье, из-за поломки автомобиля… Совещание прошло хорошо, но самоуверенности поубавилось. Сибирь!

Доставив семью к родителям, проделал обратный путь в Иркутск. Успел съездить в Мегет, сдал оружие и патроны, отчитался перед бухгалтерией, попрощался с коллегами и поехал на призывной пункт, кажется, на станцию Заводская. Но револьвер напомнил о себе.

В воинской части, в Нерчинске Читинской области, в/ч 11070, сдавали личные вещи при получении обмундирования. У меня было несколько книг по специальности, часы, импортная зажигалка и так, по мелочи. И среди них – разрешение на оружие, с фотографией, печатью МВД.

Офицеры переглянулись и спрашивают: «Со своим оружием будете служить или автомат тоже выдавать?» Посмеялись. Наверное, так и рождаются анекдоты.

Идеализировать ситуацию не буду, конечно, были в тайге и происшествия, в том числе со смертельным исходом. Но это по вине самих пострадавших, это их выбор. Доступность оружия – не причина.

В те годы, особенно в отдаленных районах, где население занималось рыбалкой и охотой, неучтенного оружия было предостаточно. В руках держал и стрелял (из интереса, не охотник я) из карабинов, ружей, винтовок полувековой давности российского, японского, немецкого, бельгийского, итальянского и прочего производства. Проводились рейды, оружие изымалось, утилизировалось, но…

Для меня почему-то наличие оружия в геологических отрядах, партиях, экспедициях – обыденное дело. Даже больше – показатель перспективности, развития. Значит, будут новые маршруты, будут неизведанные места, будут открытия. Такая ассоциация: солдат – человек с ружьем; геолог или геофизик – с револьвером. Зимой – в унтах, полушубке и меховой шапке. Летом зачастую в «болотниках», геологическом костюме защитного цвета и накомарнике. С прибором или геологическим молотком в руках, с горным компасом, картой и записной книжкой – пикетажкой в полевой сумке на боку. За спиной прибор или рюкзак. Те, кто идет первым, – съемщики, поисковики. Первопроходцы. Мы сами шутили над собой – «первопроходимцы»!

Так в моей жизни получилось, что, работая первым заместителем генерального директора предприятия «Иркутскгеология» В. Ф. Дубинина, лауреата Ленинской премии за открытие известного месторождения золота Сухой Лог, мне поручили оформить передачу оружия с баланса Ордена Октябрьской Революции Мамско-Чуйской геолого-разведочной экспедиции райотделу милиции.

Подписав акт, почувствовал какую-то боль, чувство опустошенности.

Все – ни маршрутов новых, ни открытий… Ни-че-го! Последний гвоздь в историю легендарного, известного без преувеличения на весь Союз, геологического предприятия. Скорее – даже целой отрасли: 80 % слюды мусковита в стране добывалось здесь, на Маме.

Какие люди жили и работали – дважды лауреат Государственной премии Л. М. Тумольский, Герой Социалистического Труда, инициатор всесоюзного молодежного движения «Геологический поход» М. К. Грозин, буровой мастер, лауреат Государственной премии, Герой Социалистического Труда А. Е. Ницак, заслуженный геолог РФ А. С. Давидюк и сотни, сотни достойных представителей нашей профессии!

Помню свой первый приезд в командировку, когда по неписаному правилу пришел представиться начальнику экспедиции А. М. Стеценко. Объяснил – кто, откуда, зачем прибыл – получил заверения в поддержке наших начинаний по использованию геофизических методов при разведке месторождений. Услышал напутствие: «Руководители бывают двух типов, – сказал Анатолий Максимович. – Один, когда к нему заходит человек с просьбой, думает: как ему помочь? Другой – как ему отказать? Старайтесь быть как первые. Жизнь у людей итак не сахар. Надо друг другу помогать!»

Я старался следовать этим рекомендациям.

  • Расскажите об этом своим друзьям!